Cлепой сон

[Хэлли.]

“Слепой сон”

Автор:  Хэлли ( www.diary.ru/~hellysfreedom )
Фэндом: Реборн
Жанр: ангст, драма, психология
Тип: гет
Пейринг: Тсуна/Зои, Бьякуран/Зои (односторонний, намеки)
Рейтинг: R
Размер: миди
Предупреждение: POV, AU
Статус: не закончен
Размещение: без свободного распространения по Интернету!
Дисклеймер: все божественной мангаки
Саммари: Сколько я себя помнила, я всегда жила во тьме. Вот только для одних людей тьма являлась чем-то страшным и недобрым, для меня же она была почти уютной колыбелью. Она имела тысячи оттенков, которые я училась постигать. Она никогда не пугала меня, ведь как тьма может быть пугающей и агрессивной, когда сам человек придает ей эмоциональные оттенки?
Люди всегда боятся того, что они не понимают и не могут контролировать. Для меня же тьма была второй матерью. Я доверяла ей, она любила меня, мы жили с ней в гармонии.

Примечание: пару слов о создании фф и сюжете.

Примечание: Очень трудный фанфик и очень трудная тема. Я, к сожалению, ни разу не читала книги о слепых, даже фильмов толком не смотрела (кроме, разве что, «Боя с тенью»). Не то, чтобы я обходила эту тему стороной, просто как-то не довелось. Потому во многом мне придется хорошенько проявить фантазию. Постараюсь сильно не лажать, но если вдруг появятся какие-то ляпы, сообщите мне об этом, пожалуйста.
Идея пришла внезапно, и я не смогла от нее отделаться. Это скорее проба пера, чем что-то полноценное.
В четвертом эпизоде и дальше использовано стихотворение Lin_Assalair Люблю ее стихи, они неизменно вдохновляют меня!
И да. Продолжение будет в комментариях!

1.

* 1 *

«Мы в тысячу раз более слепы, чем этот старый человек в коляске. Нам шепчут, но мы затыкаем уши, нам показывают, но мы отворачиваемся. У нас нет веры: мы боимся поверить, потому что боимся, что нас обманут. Мы уверены, что мы – в гробнице. Мы точно знаем, что во тьме ничего нет. Во тьме ничего быть не может»
© Татьяна Толстая «Смотри на обороте»

Я будто бы падала в бездонную пропасть и внезапно, вздрогнув, проснулась. Неприятное ощущение, мало того, что чувствовала себя разбитой и не выспавшейся, так еще и закружилась голова. Я перевернулась, уткнувшись в подушку, пережидая тошноту. Более-менее придя в себя, протянула руку к тумбочке, нащупала стакан с водой и залпом выпила. Почувствовала себя гораздо лучше.

Рядом кто-то жалобно заскулил и лизнул мне руку. Я вскрикнула, прижав руку к себе и замотав головой, но темнота не отступала. Все еще ночь, потому я ничего не вижу? Это собака? Надеюсь, она меня не покусает. И где я вообще нахожусь?

Я поднесла руки к лицу и постаралась его ощупать – повязки на глазах не было, зато кто-то замотал мне бинтами голову. Я ударилась головой? Сотрясение мозга, скорее всего. Интересно. Почему же я ничего не помню?

Зашипев от боли, когда прикоснулась к затылку, похоже, именно там находилась рана, я вдруг осознала, что не только не знаю, где нахожусь, но и не знаю, кто я такая. Я закусила губу и попыталась хоть что-нибудь вспомнить, но единственный результат, которого я достигла – это головная боль. Память сияла чистой пустотой и вот теперь мне стало по-настоящему страшно. Что со мной произошло? Кто я такая? Почему я ничего не вижу?

Паникуя, я прикусила кулак, чтобы не закричать и отрезвить себя болью. В комнате кто-то заскулил и по звукам запрыгнул ко мне, кровать прогнулась. Я оцепенела, боясь пошевелиться. Вдруг собака агрессивная и меня загрызет? Если собака сторожевая и к человеку не приучена, вполне может.

Но мои опасения оказались ошибочными. Собака, радостно скуля, терлась об меня телом и всячески выражала радость от моего пробуждения. Я осторожно протянула руку и почесала пса за ухом, он радостно гавкнул и улегся рядом со мной, наслаждаясь моими прикосновениями.

От умиротворяющих поглаживаний и ощупывания собаки я немного успокоилась и уже готова была не паниковать. Собака, кстати, была длинношерстной. «Колли», – всплыло в моем сознании название породы, и я решила, что на этот счет пока заморачиваться не буду. Потом разберусь с вывертами собственного сознания.

– И как же мне тебя называть? – голос у меня был по-детски приятный. Пес в ответ гавкнул. – Боюсь, я тебя не понимаю.

За пределами комнаты послышались приближающиеся шаги. Я прислушалась, пытаясь вспомнить или хотя бы определить, где я нахожусь, и кто направляется в эту комнату. Почесывая собаку, я вслушивалась в звонкое цоканье туфлей и понимала, что совсем не боюсь. Похоже, я жила в этом доме и знала человека, направляющегося сюда, иначе как объяснить отсутствие страха?

За окном громко трещали цикады, и шелестели кроны деревьев, поскрипывая корой. Здесь было так тихо, не было ничего, кроме стука этих шагов, естественных природных звуков и шебуршания где-то… этажом ниже, возможно? Значит, я находилась в доме, где было минимум два этажа. Особняк или загородная усадьба? Здесь не было типичных звуков большого города, где ездили машины и постоянно что-то скрипело, скрежетало, грохотало и гудело, кто-то орал или слишком громко разговаривал. Я вздохнула и уткнулась в собачью «гриву», стараясь не прислушиваться к чужим шагам.

В дверь аккуратно постучали.

– Войдите, – крикнула я, обмирая от неизвестности. Пришло запоздалое волнение, но я не обращала на него внимание, обратившись в слух.

Дверь открылась, скрипнув, человек вошел в комнату.

– Молодая госпожа, вы, наконец, очнулись.

Голос был мужской низкий с хрипотцой. Мужчине, который по звукам стоял в дверях, было лет тридцать-тридцать пять, но я могла ошибаться.

– Молодая госпожа? – задумчиво протянула я, не спеша задавать вопросы. Значит, я права, здесь я живу. Исходя из того, что у меня была травма головы, скорее всего у меня не только сотрясение, но еще и амнезия. Но почему же так темно? Я же отчетливо слышала, как мужчина щелкнул выключателем? Это же свет был? Или нет? Почему же я совсем ничего не вижу, только темноту?

– Леди Зои, вы хорошо себя чувствуете? – в голосе мужчины послышалось нешуточное волнение, и я решилась.

– Я не в порядке. Я ничего не помню. До этого момента я не знала даже своего имени. Меня зовут Зои? Кто вы? Что со мной случилось? И почему я ничего не вижу?

В комнате повисло напряжение, настолько тягучее, что мне показалось, еще чуть-чуть, и я смогу его потрогать рукой. Мужчина прерывисто вздохнул и больше не двигался, почти не дышал. Я заволновалась, внезапно обнаружив, что в комнате открыто окно и мне даже холодно, хотя я находилась под одеялом. Я передернулась. Мужчина отмер, прошел к окну и закрыл его, сразу стало намного легче.

С минуту постояв у окна, мужчина подошел к кровати и уселся на стул, придвинув его поближе. Я только удивлялась своему острому слуху, который улавливал малейшие самые тихие звуки и помогал мне ориентироваться в пространстве. Или это было дело привычки?

– Меня зовут Гленн Гилмор, госпожа. Я ваш опекун и по совместительству дворецкий. Вас зовут Зои Лоуман, вы молодая хозяйка «Усадьбы на Песчаных холмах». Сейчас вы находитесь в своей комнате.

– Опекун? Я сирота?

– Нет, это временное опекунство, – неохотно пояснил Гленн, не желая, похоже, развивать эту тему.

– Значит, у меня есть родители? – надавила на мужчину я.

– Есть, ваш отец Конрад Лоуман и мать Маргарет Лоуман сейчас живут в Лондоне, они управляют большой и известной на весь мир корпорацией «Louman Industries». Вы же живете в Японии, в небольшом городке под названием «Намимори». То есть не совсем в городе, – поправился мужчина. – Усадьба находится на северо-западе в километре от города глубоко в лесу. Здесь очень тихо и спокойно, сюда ведет всего одна асфальтированная дорога.

Я задумалась. Разве не странно, что родители живут так далеко от своего ребенка? Судя по имени, и я, и родители англичане, тогда почему же я живу в японской глуши? Меня отослали? Родители меня не любят? Я вздохнула, вцепившись в собачью шерсть.

– Ее зовут Бетси, – внезапно произнес мужчина виновато. Задумываться над интонацией совсем не хотелось, и я решила отложить это в дальний угол сознания.

– Кого?

– Вашу собаку зовут Бетси. Ее порода колли, она живет с вами примерно с трех лет, родители подарили ее вам на Рождество.

Я улыбнулась, потрепав Бетси за уши. Она в ответ гавкнула и лизнула меня куда-то в ухо, от чего я почувствовала разливающееся по телу тепло. Хоть кто-то меня любит, уже хорошо.

Вот только была во всей этой истории какая-то деталь, которая не давала мне покоя. Что-то коробило меня, но я не могла поймать навязчивую мысль, она постоянно ускользала.

– Продолжай, – потребовала я.

– Вы упали с лестницы, – выдохнул Гленн. – Поскользнулись на детской машинке. В этом особняке живете не только вы, но и некоторая прислуга. Те, у кого есть возможность каждый день добираться до особняка на машине, живут в городе. Остальные живут в комнатах на первом этаже. Некоторые даже с детьми. Одна горничная не уследила за своим ребенком, и он в процессе игры разбросал свои игрушки по лестнице. Не волнуйтесь, она поплатилась за это, я уже ее уволил. Эта непростительная ошибка дорого ей обошлась, – гневно прорычал мистер дворецкий, похоже, до сих пор не отойдя от этого происшествия. Мне стало приятно, что за меня так волнуются, все-таки этот человек был моим хоть и временным, но опекуном. – Вы скатились с лестницы, ударились головой и сломали ногу, – я приподняла брови в удивлении и ощупала свои конечности. И действительно, правая нога была в гипсе по самое колено. – Заработали сотрясение и, похоже, временную амнезию. Доктор Милтон предупреждал, что такое возможно, но я даже подумать не мог… – Гленн запнулся, скорее всего не мог подобрать слов.

Я вздохнула и головой откинулась о спинку кровати. Словно сюжет какой-нибудь дурной мелодрамы, может у меня завалящий жених имеется, которому меня обещали родители? Было бы забавно.

– Вот как, – выдохнула я и головой повернулась в сторону предполагаемого местонахождения мужчины. – Остался последний вопрос.

Я задавила в себе малодушное желание сбежать или оставить последний вопрос на потом. Голова была чугунной, а в висках набатом стучала кровь. Подсознательно я понимала, что ответ мне совсем не понравится, но мне нужно было знать. Я чувствовала себя растерянной и потерянной, потому мне нужно было узнать о себе как можно больше фактов, чтобы заполнить ту пугающую пустоту на месте памяти.

– Вы слепы.

Голова была удивительно пустая, разум воспринял эту новость слишком хладнокровно и легко, будто был подсознательно готов к чему-то подобному. Хотя наверняка так и было. Гленн не сказал «вы ослепли», он сказал «вы слепы». Значит, это не последствия травмы головы, слепа я как максимум с самого рождения.

– Вот как. Сколько мне?

– Тринадцать лет.

Ну да, за девять лет вполне можно было смириться с этим. Паззл сложился.

Стало ли мне легче от того знания, которым меня оглушил Гленн? Ничего подобного. Правда комком в горле застряла у меня в глотке, а внутренности сжимались от горькой несправедливости. Та я, воспоминания которой были на месте, вполне могла бы смириться с этим знанием за столько-то лет, но я не была той девочкой. Или была, но не до конца. Свалившиеся на меня скверные вести опустошили меня, внутри царила пустота и жутчайший холод. Я словно отгородилась от эмоций, воспринимая их сквозь толстый слой стекла. Смотрела на все, наблюдая со стороны. Мне не хотелось в этом разбираться, я просто восприняла это так, будто все это относится не ко мне, а к кому-то другому, со сдержанным вниманием и только.

Отчуждение родителей, ссылка теми же родителями в другую страну, сотрясение, амнезия и слепота – не слишком ли много для одной маленькой меня?

Потому, стараясь отгородиться от настойчивых мыслей, на утро я начала исследовать особняк. Он был небольшим, но очень уютным. И здесь действительно было очень тихо и спокойно, усадьба находилась вдали от города и вокруг распростерся густой горный лес. Я не видела его, но чувствовала всем своим существом, четырьмя доступными мне чувствами. Свежий горный воздух кружил голову и заставлял вдыхать глубже каждый раз, насыщая легкие кислородом: здесь не было мерзкого стылого запаха мегаполиса, дышалось в этих местах легко и свободно, и даже противный комок в горле с каждым новом вдохом, кажется, становился все меньше. Слух улавливал умиротворяющий скрип крон деревьев, крики чаек и щебетание птиц и осторожный шелест листвы и травы. В этом месте я чувствовала душевное единение с природой, и это немного успокоило меня. Совсем чуть-чуть.

По словам Гленна, «Усадьба на Песчаных холмах» была построена в венецианском стиле из массивного серого аккуратно обработанного камня и состояла из двух этажей: семь хозяйских комнат занимали правую часть особняка, с другой же стороны расположилось крыло для слуг. Вот только деление на две части было донельзя условным просто потому, что я была одна, а слуг было гораздо больше: доктор (Милтон, кажется?), повар и Гленн жили в особняке на постоянной основе, садовник же, учителя и горничные каждый день добирались сюда самостоятельно, живя в городе. Раньше горничных в доме жило гораздо больше, но в связи со случившимся происшествием Гленн уволил всех, кто жил в усадьбе с семьями.

Хозяйское крыло состояло из спальни, небольшой библиотеки, крошечных гардеробной и кабинета, ванной, гостиной, холла с лестницей и, что привело меня в чистейший восторг, спальня и ванная находились в своеобразной башенке и были соединены отдельной спиралевидной лестницей.

Я сразу же вообразила себя томящейся в плену колдуньи Рапунцель, терпеливо дожидающейся своего прекрасного принца, осталось только косы отрастить. Или любой другой прекрасной принцессой, которую стерегут драконы-горничные, злая мачеха-повариха и свирепый колдун-дворецкий. «Моя башня» звучало почти также круто, как ручной темный властелин.

То есть это была полностью моя территория, куда допускался только Гленн и изредка горничные, чтобы привести комнаты в порядок. Крыло для слуг же состояло из парочки небольших спален, ванной, кухни и кладовой в подвале здания, которая, кстати, тянулась по всей длине усадьбы.

И все-таки, что делал особняк в венецианском стиле посреди Японии? Трудно было сказать, но я вполне допускала, что этот загородный дом был построен незадолго до того, как сюда переехала я. Возможно, я ошибалась, но сейчас меня это волновало меньше всего.

Помимо собственной башни, было еще одно приятное открытие. Оказалось, что усадьбу я знаю, как свои пять пальцев, не всю, конечно, но в хозяйском крыле я ориентировалась отлично. Я не натыкалась на углы, когда исследовала дом, я не ударялась о мебель и не врезалась в шкафы, я отлично ориентировалась в расположении окон, дверей и комнат и даже в саду обходила стороной аккуратно постриженные кусты и высаженные цветы. Конечно, здесь не было раскинувшегося на мили садового лабиринта, кустов и цветов тут было немного, по большей части вокруг усадьбы был газон, но я все равно с точностью до сантиметра знала, где находится высаженный и заботливо взлелеянный садовником куст камелии.

Это успокоило меня, теперь я не так остро чувствовала собственную беспомощность. Затворничество обернулось надежной крепостью, где я могла с легкостью и без осознания ущербности собственного существования взаимодействовать с окружающим миром. Исследовав «Усадьбу на Песчаных холмах», я поняла, что могу назвать это место своим домом.

Я даже почувствовала некоторую признательность к родителям, которых не помню. Да, они решили избавиться от слепого нелюбимого ребенка, но все-таки они создали для меня этот уголок покоя, дали мне опекуна, который, похоже, искренне за меня беспокоился, наняли горничных и других слуг, позаботились обо мне в меру своих сил. Может все эти люди, что жили здесь и работали, были мне семьей? Кто знает. Мне остается только попытаться вспомнить это.

Когда меня сидящую на веранде, почесывающую Бетси за ухом и попивающую чай нашел Гленн, я уже была в гармонии с собой и окружающей природой. Конечно, отсутствие памяти меня немного напрягало, но всяко лучше, чем то ночное состояние душевного раздрая.

По шороху ткани костюма и звуку шагов я определила, что Гленн пришел не один.

– Леди Зои, рядом со мной стоит доктор Говард Милтон, он ваш личный терапевт.

– Гленн уже рассказал мне о том, что у вас амнезия, госпожа. Не откажетесь ответить на парочку вопросов о самочувствии?

– Конечно, – улыбнулась я, краем уха уловив удаляющиеся шаги дворецкого. Доктор присел напротив меня и, кажется, достал свою записную книжку.

– Кажется, настроение у вас отличное, не смотря на случившееся. Так держать! Позитивный настрой является залогом быстрого восстановления, – голос доктора был очень довольным, и я почувствовала, что он улыбается. Не знаю, откуда появилась уверенность в этом, возможно, все дело в интонации или в атмосфере, что царила на веранде, или в шестом чувстве? Трудно было сказать, но я словно предвидела все происходящее где-то внутри. – Вы чувствуете тошноту, слабость, головокружение? Голова не болит?

– Ночью меня чуть-чуть тошнило и кружилась голова, но к утру мое самочувствие стало гораздо лучше. И на лестнице голова немного закружилась, когда я перед полдником спускалась вниз.

– Вы действительно идете на поправку, отлично, – сделав заметку в записной книжке, доктор продолжил:

– Если что-то вас беспокоит или болит, говорите мне сразу, молодая госпожа. Я все-таки ваш личный доктор и должен знать обо всех ваших недугах.

– Единственное, что меня сейчас действительно беспокоит, это моя память, доктор. Когда она вернется? – заметно волнуясь, поинтересовалась я, стискивая чашку чая в своих руках.

– Трудно сказать, – тяжело выдохнув, признался Говард Милтон. – Но я подозреваю, что ваша потеря памяти кратковременна, и скорее всего воспоминания будут возвращаться постепенно. Не могу дать вам точных сроков, но удар головой был не настолько силен. Потому волноваться не о чем, всему свое время, молодая госпожа. Главное сейчас вам не перенапрягаться и побольше отдыхать – это рецепт, которому я советую вам следовать неукоснительно.

– Спасибо, вы меня успокоили. Не хотите присоединиться к моему чаепитию, доктор?

– С удовольствием!

Мне совсем не хотелось разговаривать или задавать накопившиеся в моей голове многочисленные вопросы, потому мы сидели в тишине и слушали шелест травы и завывание ветра. Единственное, что выбивалось из общей картины, это тявканье периодически подающей признаки жизни Бетси, которая устроилась сбоку от меня, и звяканье фарфора, а также доносившиеся из дома разговоры прислуги. Но это совсем не раздражало, а как будто вносило еще больше уюта в этот день.

– Доктор, – нерешительно начала я, для меня подобные просьбы были пока непривычными. – Вы не против, если я увижу ваше лицо?

– Конечно не против! Вы могли бы и не спрашивать! Просто раньше вы это уже делали, и я как-то не подумал… Впрочем, неважно.

Я кивнула, встала с удобного кресла, почувствовала, что доктор мягко схватил меня за запястье и подвел к себе.

Гленна, кстати, я уже подвергла этой экзекуции. И могла этого не делать, пожалуй, потому что он выглядел в точности так, как я его себе представляла – короткие до ключиц вьющиеся волосы были убраны в маленький хвостик, высокие скулы и нос с горбинкой совсем не соответствовали английскому происхождению, морщинки у глаз, что говорило о том, что мужчина умел и любил улыбаться, изломанные линии бровей и тонкие нити губ. Я, конечно, не щупала все тело Гленна, все-таки хоть какое-то представление о приличиях у меня есть, но когда пыталась понять, во что он одет, заметила, что комплекции он был… как бы это сказать? Он был очень жилистый и словно был создан для какого-нибудь боевого искусства или рукопашного боя. Бывший военный, возможно? Это бы объяснило отсутствие охраны в особняке. И одет он был в брюки и простую хлопковую рубашку, все-таки на улице было слишком жарко и даже в брюках, боюсь, Гленну было слишком жарко, но он не жаловался.

Доктор, похоже, не собирался следовать английской чопорности и душить себя в жарких костюмах в тридцатиградусную жару, потому одет он был в легкую майку. Не удивлюсь, если он даже не в брюках пришел, а в шортах или бриджах, но проверять я постеснялась, все-таки выглядело бы это не очень прилично.

Говард Милтон, мужчина примерно пятидесяти лет от роду, по комплекции был далек от состоящего из одних сухожилий Гленна Гилмора, они были совсем разными. У доктора Милтона была комплекция упитанного толстяка, да и роста он был совсем невысокого, что только добавляло его схожести с колобком. Единственная общая черта с Гленном у них была в морщинках у глаз. У доктора было упитанное лицо, широкий нос и кустистые брови, а также живущие своей отдельной жизнью лихо закрученные усы. Такие усы вполне могли бы быть у Эркюля Пуаро, если бы он являлся реально существующей личностью.

Я улыбнулась, отойдя, наконец, от доктора и присев в кресло.

– Это так странно, я совсем не помню ваших лиц, но все равно как будто вспоминаю их. Это ощущение двойственности сводит меня с ума, – с горечью призналась я, задумчиво уставившись куда-то вдаль. Кресло напротив скрипнуло.

– Все пройдет, девочка моя. И это тоже пройдет, – добродушно заверил меня доктор, и я ему поверила. Кому как не собственному доктору мне верить?

2.

* 2 *

В доме было непривычно тихо, если не считать цоканья когтей Бетси по паркету и громыханья посудой с кухни на первом этаже. Это было удивительно и невообразимо, но я слышала даже негромкие мотивы задорной песенки, которую в процессе готовки напевала себе под нос повар, и писк крыс в подвале. Разве такое может быть? Да, доктор говорил мне, что за счет слепоты другие мои чувства будут развиты гораздо лучше, чем у обычного здорового человека, что один орган восприятия компенсируется другим, но все равно… Да и слышать чужие эмоции? Это из разряда фантастики.

Или все дело в интуиции?

Я как-то не придавала этому значения вчера, слишком много потрясений принес день, но я же слышала, чувствовала кожей сожаление и вину Гленна и добродушный настрой доктора Милтона, безмерное обожание и преданность Бетси жгло сердце. Одно дело распознавать интонации голоса, совсем другое ощущать незримое и недосказанное. Я вздохнула, в любом случае с этим мне никто не сможет помочь, мне не у кого спросить совета и поинтересоваться, нормально ли это. Остается только развивать свои способности, это может быть хорошим подспорьем в дальнейшей жизни и поможет мне успокоиться сейчас, все-таки я до сих пор чувствовала себя беспомощным слепым кротом.

Я перевернулась набок и носом зарылась в теплую подушку, не желая вставать. Сон не отпускал и заставлял веки слипаться, но надоедливые мысли все не хотели успокаиваться и так и роились в голове. Это мешало.

По моим прикидкам, на улице было утро, за окном приятно щебетали птички, кажется, они свили гнездо под крышей моей башенки и вот уже второй день будили меня своим пением, но сегодня я была этому совсем не рада. Благодаря острому слуху и открытому окну их чирикание казалось мне слишком громким. Я застонала в подушку: спать хотелось неимоверно, всю ночь я проворочалась с боку на бок, ненасытные жадные кошмары терзали меня всю ночь, я просыпалась от липкого страха и засыпала вновь, чтобы снова окунуться с головой в очередную трясину кошмара и потом опять проснуться. Сны я не запоминала, но остаточный страх не хотел меня отпускать. Похоже, выспаться сегодня не получится.

Я села в кровати, аккуратно опустила загипсованную ногу на маленький пушистый коврик у кровати и не удержалась от желания погладить мягкую ткань постели – она приятно холодила кожу и была мягкой, как перина. Одно удовольствие было бы здесь спать, если бы не мучающие меня всю ночь кошмары.

Когда я уже оделась и привела себя в порядок ко мне зашел, постучавшись, Гленн. Ходил он очень тихо, но со своим острым слухом я все равно услышала его шаги.

– Вы уже проснулись, – одобрительно отметил он, проходя ко мне, сидящей перед трельяжем на мягком пуфике и не знающей, что сделать с волосами. – Я вам помогу.

Он ловко выхватил у меня из рук гребень и аккуратно начал расчесывать короткие светлые волосы, вьющиеся на концах. Это было еще одной моей головной болью. Не то, чтобы это могло сравниться по степени тяжести с амнезией или слепотой, но все же… Доставляло некоторые неудобства. Ведь как говорят? Большое счастье, как и большие проблемы, складываются из мелочей.

Волосы у меня были цвета натурального светло-пшеничного и как все натуральные светлые волосы были легкими, как пух, и совсем не хотели укладываться и расчесываться, легко путались и не желали ни во что заплетаться. Гленн сказал, что раньше у меня были очень длинные волосы, но я настолько замучилась с ними воевать, что пару месяцев назад закатила истерику и потребовала их отстричь. Теперь они едва доставали до плеч, но легче с ними возиться от этого не стало – короткие волосы было трудно во что-то заплести, а путались они все также легко и вились на концах даже больше, чем прежде. Похоже, я самой себе подложила огромную и жирную свинью, но воздержалась от комментариев вслух.

– Это было нашим своеобразным утренним ритуалом, – вырвал меня из размышлений голос Гленна, я в удивлении приподняла брови, не понимая, о чем он говорит. – Война с вашими волосами, – пояснил он с улыбкой. Это точно была улыбка, я уверена, я кожей почувствовала ее, как будто в темный пасмурный день солнце вышло из-за туч, чтобы подарить мне немного тепла.

– Надеюсь, ты и дальше будешь помогать мне с ними бороться, – улыбнулась я. – Боюсь, без твоей помощи я вряд ли справлюсь, Гленн.

– Конечно, молодая госпожа. Вы можете на меня рассчитывать, – довольно заверил меня Гленн, завершая прическу. Я потрогала ее руками, это было что-то похожее на мальвинку, но не совсем: две пряди у висков с одной и с другой стороны были заплетены в косички, а на затылке переплетались между собой, свободно спадая на распущенные волосы. Просто, но со вкусом.

– Спасибо, Гленн. Во сколько подадут завтрак?

– Уже все готово. Желаете позавтракать на улице или в столовой?

– А давай устроим пикник? Погода отличная, – я повернула голову в сторону окна, из него веяло теплом летнего утра и запахом трав. – Присоединишься ко мне?

– Почту за честь, – вежливо ответил он и открыл передо мной дверь, придерживая меня за руку. Я пока не так хорошо управлялась с костылями, потому чувствовала себя не очень уверенно, особенно когда дело касалось лестниц и порожков.

Погода действительно была отличная, утренняя прохлада и горная свежесть охлаждали разгоряченную после кошмаров голову и упорядочивали мысли. Я физически чувствовала, как мои натянутые струны нервов расслабляются под напором умиротворенного утра и неспешного разговора в приятной компании – Гленн был разносторонне образован, и я поражалась его знаниям и количеству забавных ситуаций, которые происходили в его жизни и сейчас смешили меня.

Гленн разложил подстилку на самой границе сада, где газон плавно перетекал в живописный сочно-зеленый лес, и я в своем воображении рисовала красочные картинки того, как мы выглядели со стороны. Разговор как-то плавно угас, но тишина все равно была уютной и теплой, она пахла утренним солнцем и свежескошенной травой. С этим человеком мне было уютно молчать и только сейчас я задумалась о том, что, возможно, для той меня, которая все помнила, Гленн был кем-то вроде отца? Я повертела эту мысль в голове и поняла, что совсем не чувствую отторжения. Конечно, нынешняя я знала Гленна всего два дня и слишком рано говорить о сильной привязанности, но подсознательно я чувствовала себя в безопасности рядом с этим человеком.

– Боюсь, мне пора вернуться к своим обязанностям. Желаете еще чего-нибудь?

– Нет. Спасибо, что составил мне компанию, – улыбнулась я, перебирая в руке травинки. – Я еще чуть-чуть побуду здесь.

Послышалось шуршание ткани костюма и движение воздуха. Гленн, похоже, уже собирался уходить, но остановился и, собравшись с мыслями, заметил:

– Так как вы еще не до конца восстановились, я не вижу смысла приглашать учителей сейчас, но через неделю ваши занятия возобновятся. И до этого времени нам надо будет определить, распространяется ли амнезия на полученные вами до этого знания. Доктор Милтон говорил, что вероятность мала, но хотелось бы знать точно. Думаю, лучше будет заняться этим дня через три, когда вы окончательно придете в себя. Я принесу вам парочку книг, постарайтесь освежить память и проверить сначала себя сами.

– Ладно-ладно, Гленн, я поняла, – мученически выдохнула я, поднимая руки в сдающемся жесте. – Я постараюсь не лениться.

– Вот и отлично, – в интонации мужчины я почувствовала едва сдерживаемый смех, но сделала вид, что не заметила этого.

Гленн поспешил ретироваться, и я тоскливо подумала о том, что нет у него ко мне снисхождения, совсем нет. Тиран и деспот! Как можно человека, пережившего сотрясение мозга и амнезию, заставлять учиться? Это бессердечно! Я бы предпочла начать заниматься, когда моя память полностью вернется, но кто мне даст…

Я вздохнула, оперлась спиной о кору дерева и прикрыла глаза, стараясь не думать о стопке книг, которую Гленн притащит в мою комнату. Почему-то я не сомневалась, что стопка будет огромная, интуиция вопила о том, что лучше не заходить в комнату и не расстраиваться раньше времени. Да. Сам Бог велел провести сегодня весь день на улице.

Я настолько ушла в свои мысли, что даже не заметила чужих шагов. Не знаю, почему я посчитала, что этого человека не знаю, но это точно не был по-военному тихий шаг Гленна, и не легкая походка доктора, и не цоканье каблучков горничных, нет, это была плавная поступь хищника и на миг мне показалось, что ко мне вышел белогрудый медведь. Вблизи городов медведи не появлялись, но дезориентированный и голодный после спячки он легко мог набрести на наше поместье.

Я оцепенела от ужаса, в голове было настолько пусто, что мне даже не пришла в голову мысль убежать.

– Лоуман, ты что, призрака увидела? – издевательски-недоуменно протянул чужой голос, и я вздрогнула, отмирая. Вдали радостно залаяла Бетси, спеша сюда со всех лап. Я прикрыла глаза и помассировала виски, отчетливо ощущая, как скачками нарастает головная боль и меня запоздало начинает трясти – не иначе как из-за резкого выброса адреналина в кровь. Впервые моя интуиция и прокачавшиеся органы чувств обманули меня, и я была этому чудовищно рада.

– Лоуман? – обеспокоенно произнес голос и встряхнул меня за плечи так резко, что у меня даже зубы клацнули. Голова разболелась с еще большей силой, зато я перестала дрожать. Уже что-то.

– Не тряси меня! – потребовала я. – И так с головой не в порядке.

Незнакомец, похоже, нахмурился, но я уже не так сильно доверяла своему чутью, чтобы утверждать это со стопроцентной точностью. По голосу я определила, что это был парень примерно моего возраста, возможно совсем чуть-чуть старше меня.

– Ты в своем уме? – подозрительно уточнил незнакомец и с чудовищной силой сжал мои плечи, отчего я вскрикнула и постаралась оттолкнуть его от себя, но ничего не вышло. Это словно пытаться оттолкнуть каменную глыбу – для девочки тринадцати лет дело гиблое.

– Отпусти! – закричала я, не оставляя попыток вырваться из стальной хватки. – Мне больно!

Со стороны веранды послышались торопливые шаги, не иначе как Гленн спешил мне на помощь. Прислушиваясь к шагам Гилмора, я даже не успела заметить, когда парень успел меня отпустить – о грубом со мной обращении напоминали только ноющие от боли плечи. Когда Гленн добрался до моего импровизированного места отдыха, стояла напряженная тишина. Я уверена, что незнакомец был в смятении и некотором напряжении, я же тихо сидела на подстилке, потирая плечи.

– Что. Здесь. Происходит? – потребовал ответа парень. Я закашлялась от его наглости и кожей почувствовала искры, что пробежали между незнакомцем и Гленном, уверена, сейчас они сверлят друг друга неприязненными взглядами.

С минуту стояла тишина, но в конце концов Гленн вздохнул, сдаваясь. Я даже не старалась скрыть свое удивление, ведь трудно представить ситуацию, в которой мой дворецкий оставил бы без внимания причиненную мне другим человеком боль. Конечно, это звучит глупо и неосмотрительно, если учитывать, что я потеряла память – в моем случае доверие является непозволительной роскошью, но почему-то я уверена, что Гленн желает мне только добра – это словно аксиома моего внутреннего мира, не требующая подтверждения.

– Впредь постарайтесь не причинять боли молодой госпоже, – с угрозой в голосе предупредил Гленн.

– Хм.

Незнакомец ничего не ответил, только хмыкнул и присел на плед – послышалось шуршание костюма. Еще один чопорный консерватор в моем окружении? Не слишком ли их много вокруг меня?

– Кто вы? – спросила, наконец, я. Незнакомец опешил.

– Это Хибари Кея, – поспешил объяснить Гленн, – ваш друг детства. Его родители по просьбе ваших отца и матери временно присматривают за вами. В случае каких-либо проблем, вы можете обратиться к чете Хибари, и они вам помогут. С Хибари Кеей вы знакомы с пяти лет.

– Надеюсь, ты шутишь, – полувопросительно произнес Хибари, я виновато улыбнулась в ответ. Громко гавкнула Бетси прямо над ухом – похоже, все это время она была рядом и наблюдала за нами, даже удивительно, что она сидела так тихо.

– Приятно познакомиться, Хибари Кея. Нет, не шучу. У меня амнезия.

– Госпожа упала с лестницы, ударилась головой и сломала ногу. Доктор Милтон сказал, что амнезия временная, но все равно возвращение памяти потребует некоторого времени. Мне сейчас надо уйти, но надеюсь, что вы не заставите госпожу нервничать – сейчас ей это вредно.

– Можешь не волноваться, – вздохнув, сказал Хибари Кея. Я почти видела, как он нервно потирает переносицу, но вполне возможно, что это было лишь мое воображение.

– Тогда я вас оставлю.

Я нервно подергала выбившуюся у виска прядку, не зная, с чего начать. Если мы долгое время знакомы, значит мы хорошие друзья? Но не странно ли, что друзья детства обращаются друг к другу по фамилиям, или в Японии это нормально? Угнетающая тишина давила на нервы.

– Хочешь посмотреть, как я выгляжу? – нарушил затянувшееся молчание Хибари, и я кивнула в ответ. Бетси обрадовано залаяла, играючи носясь по полянке вдалеке – создавалось ощущение, что она очень рада заявившемуся гостю.

Хибари сдвинул пузатый чайник с заваркой в сторону и подсел поближе ко мне. Я не стала затягивать, ведь мне было очень интересно, как выглядит мой новоявленный друг детства.

Если бы я была скульптором и взялась описывать Хибари Кею, я бы сказала, что он воплощал в себе совершенство линий – все было в нем безупречно. Конечно, его внешность не была типично европейской, но он был красив, это я могла сказать со стопроцентной уверенностью. Я вела рукой по тонкому нахмуренному излому бровей, морщинке между бровями, прощупала высокие скулы: форма лица у него была треугольная, подбородок был острым волевым, и это лишь добавляло в его образ еще больше совершенства. Когда я перешла к по-восточному узким глазам, Кея фыркнул и закрыл их, предоставляя полную свободу действий. Проводя руками по глазам с на зависть всем девушкам длинными ресницами, я почувствовала легкую щекотку – это пряди волос спадали на глаза. Волосы у него были прямыми и жесткими, губы же были сжаты в тонкую полоску. Одет он был в… гакуран? Кажется, это так называется?

– Ну что? – с интересом в голосе поинтересовался Хибари.

– Красивый, – то ли с завистью, то ли с восхищением ответила я. И захлопнула рот, покраснев. Вот кто меня за язык тянул?! Язык мой, враг мой. Хибари же наверняка не о том спрашивал! Услышав короткий смешок, я покраснела еще сильнее и отодвинулась от парня от греха подальше – не хватало еще что-нибудь сделать и вогнать себя в еще большую краску.

– Как это произошло?

Вопрос прозвучал серьезно и немного зло, и я молчала, пытаясь сообразить, что так разозлило парня, ведь ничего не предвещало… Настроение его изменилось слишком резко. Если только… мне трудно было в это поверить, ведь после всего произошедшего я немного боялась этого человека, он показался мне опасным и очень непредсказуемым. Но если только подумать о том, что я действительно была дорога Хибари, и это происшествие его взволновало... Конечно, делать выводы было рано.

– Я поскользнулась на лестнице, – коротко ответила я.

Хибари зарычал, и я резко отпрянула, не веря собственным ушам. Это же точно рычал Хибари, не Бетси, именно Хибари?

– Не держи меня за дурака, – моментально успокоился Хибари и выжидающе уставился на меня, я кожей чувствовала его насквозь прожигающий ледяной взгляд. И когда я говорю, «прожигающий» и «ледяной», я имею ввиду именно «ледяной» и именно «прожигающий», в буквальных смыслах этих слов.

– Я поскользнулась на игрушечной машинке, – вздохнула я, не желая развивать эту тему.

– Мне из тебя слова клещами вытаскивать?

Я поежилась, поторопилась я с выводами все же, парень находился в состоянии тихого бешенства и едва себя сдерживал. Интуиция дала о себе знать, крича во весь голос об опасности. Как я вообще сошлась с этим человеком? Мы действительно были друзьями детства?

– Ребенок горничной играл в доме и в процессе игры разбросал свои игрушки на лестнице. Я спускалась вниз как раз во время обеда, когда все дети сидели на кухне. Кто знал, что так получится, – поспешно объяснила я, зябко поводя плечами и с облегчением ощущая, что Хибари смирил свой гнев.

– Где?

Я повернула голову в ту сторону, где сидел Хибари недоумевая, что он имел ввиду, но тут же сообразила.

– Гленн ее уже уволил.

– Вот как. Ей повезло.

Я моментально поверила его словам, да, действительно повезло. Это не было обещанием, это была всего лишь констатация факта. Черт, кто же он, этот Хибари Кея? Я думала, что гакураны давно вышли из моды и сейчас их носят разве что хулиганы и школьники из неблагополучных районов. И если говорить о Намимори, сомневаюсь, что в этом тихом городке есть что-то подобное школе хулиганов.

– Как так получилось, что мы дружим? – набравшись смелости, поинтересовалась я. Хибари легко рассмеялся, даже не думая обижаться. Похоже, мы действительно были хорошими друзьями, потому что Хибари производил впечатление человека, который не терпит грубости или фамильярности в свой счет. Мне же это, похоже, позволялось.

– Обожаю в тебе эту прямолинейность, – довольно произнес он и лег на плед, уложив свою голову мне на колени. Я только бровь приподняла на такую наглость – слава богу, этого не видит Гленн. – Я наследник одного из древнейших кланов японских якудза. Клан Хибари насчитывает пару тысячелетий истории и, хотя сейчас наше влияние на Японию уменьшилось, наш клан все еще силен и влиятелен. В чем ты права, так это в том, что не будь наши родители знакомы, мы бы никогда и не подумали о налаживании отношений, слишком разнятся наши интересы. Но так получилось, что мой и твой отец учились в Америке и были однокурсниками.

Я кивнула, безмолвно благодаря за кусочек информации – все-таки он мог ничего о себе не рассказывать и оставить меня в неведении. Вполне возможно, что именно поэтому родители отправили меня в Японию и поэтому именно в Намимори – если они дружат настолько хорошо, что доверяют друг другу, мои родители вполне могли положиться на родителей Хибари. В случае чего, якудза смогут защитить меня от чего бы то ни было.

– А как мы познакомились? – я с любопытством склонила голову, в руках перебирая жесткие волосы.

– Ну нет, сама вспомнишь, будет лишний повод скорее избавиться от своей амнезии.

Я надула губы и демонстративно убрала руку за спину, но Хибари, наглец, вернул мою руку обратно и мне ничего не оставалось, как продолжить перебирать его волосы. Возможно, все не так странно, как могло мне показаться, с этим парнем можно было найти общий язык.

Когда вернулся Гленн, у меня болели обе руки, но я все равно была довольна жизнью, даже головная боль прошла. Правой рукой я гладила по голове Хибари, зарываясь в прямые жесткие волосы, а левой рукой гладила вдоль шерсти Бетси. Она была горячей, словно печка, и приятно грела мне бок, ведь, не смотря ни на что, земля все еще была сырая и сидеть даже на пледе было не очень приятно. Ее радостный гав разносился, наверное, на несколько километров вокруг. Или, возможно, мне так только казалось?..

3.

* 3 *

Не знаю, почему, но Гленн терпеть не мог Хибари Кёю. Он не показывал своего отношения слишком явно, они никогда не сталкивались лбами в словесных конфликтах, но мне, очень тонко реагирующей на голосовые интонации и обстановку в доме, это казалось очевидным. Он всегда был до зубовного скрежета вежлив с Хибари, настолько холодно вежлив, что даже меня обдавало морозом и на коже появлялись мурашки, хотя эта «вежливость» была направлена не на меня. Хибари Кёя платил Гленну тем же.

Единственный раз, когда Гленн позволил грубость в адрес нашего частого гостя – тот самый первый раз, когда Хибари сделал мне больно. Подозреваю, что раньше они находились в состоянии постоянной холодной волны, но сейчас, после этого случая и в виду моей амнезии, нервного стресса и постоянного напряжения, их отношения накалились. И хотя, когда дело касалось меня, негласно между ними наступало перемирие, я все равно чувствовала тревожащую недосказанность.

Множество догадок приходило мне в голову, но я не решалась делать какие-либо выводы до тех пор, пока память ко мне не вернется полностью и бесповоротно. Я могла многого не помнить и многого не знать, а спрашивать мне было неловко. Да и сомневалась я, что скрытный Хибари или постоянно беспокоящийся за меня Гленн расскажут мне суть их непонятного противостояния, это хорошо, если не соврут. Если в характере Кёи было вообще ничего не говорить, то Гленн мог наврать мне с три короба, особенно если бы посчитал, что это для моего же блага.

Поэтому я решила не рыпаться и не строить догадки на пустом месте. Доктор обещал, что память вернется, значит, надо набраться терпения и ждать.

Единственное, в чем эти двое сходились – это в заботе обо мне. Это было удивительно, но эти два так сильно отличавшихся друг от друга человека действительно беспокоились обо мне. Это не было бы очевидным для постороннего человека, но для меня это было естественно, словно дышать. Я, не задумываясь, подмечала все эти детали, они не демонстрировали свою заботу явно, но я интуитивно знала, куда следует смотреть и что замечать, и удивлялась, что привлекло во мне таких разных сильных духом людей?

В их заботе не было ничего пошлого или романтичного, только искренняя ненавязчивая опека, и я решила, что ничего плохого не случится, если в моем окружении будет две точки опоры, заграждающих меня от проблем и невзгод. Тем более сейчас, когда мне это катастрофически необходимо.

Хибари для меня стал заботливым старшим братом, Гленн же был мне отцом.

С тех пор, как Хибари узнал о моей амнезии, он стал наведываться в усадьбу каждый день: нежился на солнышке вместе со мной, помогал в учебе, читал мне книги, если они не были написаны шрифтом Брайля, тренировался неподалеку. Гленн сказал, что раньше Хибари появлялся от силы раз в неделю, всегда отговаривался какими-то срочными делами в городке. Думаю, что его срочные дела никуда не делись и все еще требовали его внимания, но подсознательно ощущая мою потребность в его присутствии рядом со мной хотя бы раз в два дня, он старался появляться чаще. Иногда даже приезжал к нам со стопками документов и каких-то папок, это стало происходить так часто, что мы с Гленном в моем маленьком кабинете оборудовали ему рабочее место – поставили еще один рабочий стол, настольную лампу и кресло.

Мне такое внимание было очень приятно, особенно если учесть, что за целую неделю после случившегося мои родители так и не позвонили ни разу. Я подозревала, что, возможно, Гленн или, скорее, доктор Милтон регулярно отправляют им отчеты о моем состоянии, но разве они не могли позвонить мне хотя бы раз? Поинтересоваться, как у меня дела, как я себя чувствую? Даже родители Кёи позвонили и поинтересовались, как мое состояние и не надо ли мне чего. Я чувствовала себя нелюбимой и ущербной и все сильнее тянулась к Гленну и Кёе.

Конечно, в их ненавязчивой опеке были и свои минусы – под их синхронным давлением мне пришлось налечь на учебу. То есть это не было «учебой» в прямом смысле слова, это скорее было повторением, потому что все те стопки книг, что давал мне Гленн, я уже читала, я точно это знала. Я не помнила, как и когда я читала их, но обрывки знаний всплывали у меня в голове, я просто освежала их в своей памяти.

Стопок книг с каждым днем в моей комнате становилось все больше, они росли и высились, словно сталагмиты в сырой пещере, появляясь в самых неожиданных местах. Я запиналась об них, чуть ли не падала, но не просила убирать книги на место, потому что в любой день, когда вздумается и когда у него было свободное время, Гленн мог устроить очередной опрос, тест или рассуждение на тему, опираясь только на определенные бумажные или электронные источники.

Это было сложно, знания с трудом всплывали в голове, но все же всплывали. Но самой большой проблемой стали не стопки книг на разную тематику, напечатанные шрифтом Брайля, а занятия каллиграфией. Если Гленн говорил мне название иероглифа, я не могла его вспомнить и воспроизвести на слух, но, если он проговаривал иероглиф вслух и показывал, как он пишется, я потом с легкостью могла его воспроизвести. Я заново отряхивала от пыли собственные навыки, и иероглиф отпечатывался у меня в памяти.

Вот только все это было не так просто, ведь японцы не могли не покрасоваться и не усложнить иностранцам жизнь. Если хирагану и катакану мы с горем пополам осилили и освежили в памяти, то к кандзи даже еще не приступали. А если учесть, сколько иероглифов в кандзи… мне заранее становилось плохо. Как я вообще согласилась переехать в Японию? Или моего мнения не спрашивали? Почему не в какую-нибудь безобидную Италию или Болгарию? В этих странах хотя бы один-единственный алфавит!

Я истерила, кряхтела, жаловалась на жизнь и тиранов и деспотов, но продолжала упорно грызть гранит науки. Все-таки мне жить здесь, возможно даже всю жизнь. Не факт, что я вернусь в Англию.

Пока я предавалась мыслям, доктор Милтон успел снять повязку с моей головы и осмотреть мою шишку на затылке.

– Голова не беспокоит? Тошнота, головокружение, головные боли? – профессионально поинтересовался доктор, ощупывая мою голову. Я только поморщилась, но стоически терпела очередной осмотр.

– Нет, ничего такого. Раньше если занималась или долго читала, начинала болеть, но сейчас уже ничего такого. Как будто и не было сотрясения мозга.

– Замечательно!

– Доктор, а гипс мы когда снимем?

– Ох, дорогая моя, всего неделя прошла, куда вы спешите? – по-доброму усмехнулся в усы Говард. – Это перелом, он так быстро не срастается. Если говорить о вашей лодыжке, то, думаю, как минимум еще недель шесть вам придется походить в гипсе.

– Шесть недель? – в ужасе прошептала я, не веря своим ушам. Два домашних тирана за это время замучают меня до смерти своей учебой, я даже сбежать не смогу! С переломом и в гипсе далеко не убежишь!

– Зои, вас что больше пугает, слишком много свободного времени или присутствие Гленна вблизи от вас при наличии свободного времени? – весело хмыкнул мой персональный лечащий врач, и я покраснела. Не сказать, что я настолько сильно не люблю учиться, мне нравится узнавать что-то новое, но я получаю удовольствие от этого только когда занимаюсь этим добровольно, а не из-под палки и спеша, словно на поезд опаздываю.

– Ладно-ладно, не буду вас больше смущать, – засуетился доктор, складывая терапевтические приборы в докторский саквояж. – Вы медленно, но верно идете на поправку, потому советую вам не сильно налегать на учебу, а больше времени уделять отдыху на свежем воздухе – места здесь чудные, свежий воздух поможет вам скорее выздороветь и вернуть память. Гленна я предупрежу.

– Спасибо, доктор! – обрадованно вскочила я со своего места, широко улыбаясь. Хоть один человек в этом дурдоме заступится за меня перед моими домашними тиранами.

– Вы закончили? – подошел к нам Гленн и подал мне один костыль. – Все в порядке?

– Зои идет на поправку, но все-таки, настоятельно прошу вас не переусердствовать с учебой, ей нельзя слишком сильно напрягаться. Если сейчас сотрясение мозга не дает о себе знать, это не значит, что подобное проходит бесследно. Умерьте пыл, – серьезно произнес доктор. Я едва успела подавить издевательский смешок и сделала непроницаемое обеспокоенное выражение лица, когда почувствовала, что Гленн впился в меня взглядом. Думаю, что доктор Милтон тоже выглядит донельзя серьезно, но в его карих глазах наверняка проскакивают смешливые искорки.

– Хорошо, – неохотно согласился Гленн и подал мне руку, чтобы я покрепче за него уцепилась. Послышались удаляющиеся шаги – доктор направился к своей машине, кажется, сегодня ему нужно было в город по делам. – Последуем рекомендации доктора Милтона, сегодня можете отдохнуть, госпожа. Вы не проголодались?

– Нет, не очень. А где сейчас Хибари?

– Тренируется неподалеку, – коротко ответил Гленн, сразу сообразив, что я захочу посидеть с Кёей, мне этого даже говорить не надо было. – Я принесу плед и что-нибудь перекусить, посидите здесь, – он ссадил меня обратно на кушетку и пошел на кухню за импровизированным ланчем.

– Принеси мне потом какую-нибудь книгу! – крикнула я ему вдогонку, но он ничего не ответил, и я не знала, услышал ли он меня. Похоже, нет. Вздохнула и потянулась к окну напротив, распахивая его и впуская по-летнему теплый осенний сквозняк.

– Госпожа! – в комнату вбежала молодая девушка и подошла ко мне. Я почувствовала движение воздуха и почти «увидела», как горничная протягивает мне разрывающийся от трели телефон. – Вам звонят!

– Спасибо, Азуми. Нажми на зеленую кнопку и дай мне трубку.

– Конечно, госпожа.

Послышалось удаляющееся цоканье каблучков и я, вздохнув, приложила трубку к уху.

– Слушаю, – настороженно произнесла я. От звонка я не ожидала ничего хорошего, потому что сейчас никто, кроме Хибари и его родителей, мне на мобильный телефон не звонил. И то это было очень редко, только в крайних случаях, а если учесть, что сегодня он был в особняке…

– Зои, – выдохнула мое имя незнакомая женщина. –– Зои, это твоя мама.

Я оцепенела и не могла произнести ни слова. Это шутка такая? Не смешно совсем. В ушах набатом стучала кровь.

– Зои? – неуверенно произнесла моя мать на другом конце трубки, но я молчала.

Я долго думала над тем, что я скажу отцу и матери, когда они объявятся. В груди с каждым днем ширилась черная дыра обиды и непонимания, мне хотелось спросить их, почему они оставили меня, бросили одну. Но я все же надеялась на то, что вместо звонка они приедут, чтобы навестить меня и убедиться, что с их дочерью все в порядке. Видимо, я желала слишком многого.

– Прости нас, Зои, но мы с твоим папой были очень заняты. Ты же должна понимать, что мы усердно трудимся на твое благо. Наша компания получила правительственный заказ, мы не имели права отвлекаться.

Я упрямо сжала губы, я не хотела разговаривать с этой женщиной и слышать все то, что она говорила мне. Мне показалось, что она убеждает скорее себя, чем меня. Мое благо? Серьезно? Не похоже, чтобы их сколько-нибудь волновала моя судьба. Их слепая дочь скатилась с лестницы, заработала сотрясение мозга и потерю памяти, а они позвонили спустя целую неделю после случившегося? Я помеха, отвлекающий фактор? У них не было несчастных пяти минут на то, чтобы позвонить на другой конец земли и поинтересоваться хотя бы: «С тобой все в порядке?».

– Зои, не игнорируй меня! – грозно зашипела моя мать, и я, на ощупь отыскав красную кнопочку, отключилась.

Я дрожащей рукой провела по лицу, прикрывая глаза. Спустя пару секунд телефон вновь начал надрываться, и я засунула мобильный под подушку, звук звонка стал приглушенным и, если не прислушиваться или не иметь острого слуха, телефон можно и не найти.

Конечно, на следующее утро горничные, убираясь, наверняка найдут его, но мне было как-то все равно. К тому времени я приду в себя и, возможно, смогу набраться храбрости и поговорить с матерью.

– Молодая госпожа, с вами все в порядке? – подбежал ко мне Гленн, голос его был очень напряженным и обеспокоенным одновременно. Наверное, подумал, что я действительно перетрудилась. Не будем его разубеждать. – Вы выглядите очень бледно.

– Все нормально, просто немного кружится голова. Мне кажется, мне не хватает солнца, я слишком много времени провожу в поместье. Отведешь меня к Кёе?

– Да, конечно, – поспешно ответил Гленн и подхватил меня на руки, я только вскрикнуть и успела.

– Я могла бы и своими ногами дойти, – недовольно пробурчала я, вцепляясь в шею мужчины. От резкого подъема у меня действительно закружилась голова, и я пожалела о своем вранье – наверняка это карма, космос мягко намекает мне, что надо поменьше лгать своим близким.

– Так быстрее.

Мне сунули в руки корзинку с едой, книгой и пледом и понесли за территорию усадьбы, по протоптанной лесной тропинке. Хибари не любил чужих глаз, потому в первый же день своего пребывания у нас постарался отыскать удобную полянку недалеко от особняка, чтобы не растерять навыки. И нашел, она была окружена густым лесом и находилась в трех минутах ходьбы от усадьбы на Песчаных холмах. Я ничего не видела, но была уверена, что место очень живописное.

Наш садовник, чтобы мне, Гленну и Хибари было удобно добираться до этого места, проделал тропинку среди лесной чащи, спилил все лишние деревья и срезал все мешающие кусты. Сейчас эта импровизированная тропинка уже была протоптана, настолько часто Хибари туда ходил. Заодно и я иногда присоединялась к нему. Я не видела его тренировки и могла лишь догадываться по звукам о том, что он делает, но воображение у меня работало отлично, тем более, что звуки треска ломающихся веток и крошащихся под тонфами камней я слышала отчетливо. Я не знала, зачем Хибари так упорно желал стать сильнее (когда я уже верну себе память?), почему убивает на это столько сил, но я пыталась поддержать его не словами, так хотя бы своим присутствием. Сомневаюсь, конечно, что ему это было необходимо, но я тешила себя надеждой, что ему хотя бы приятно.

Мы вышли на полянку, и я почувствовала на себе озадаченный взгляд Хибари, он явно понял по моему лицу, что что-то случилось, тем более я не так часто путешествовала на руках Гленна, стараясь справляться своими силами.

– Что случилось? – Кёя подошел к нам, внимательно вглядываясь в мое лицо, видимо, я все еще была бледной. И руки у меня дрожали так, словно у меня было эпилептический припадок. Гленн опустил меня на землю, и я схватилась за костыли.

– У госпожи закружилась голова, – ответил Гленн, придерживая меня за локоть, чтобы я не упала. Над нами сгустились грозовые тучи, образно говоря, и я поняла, что Хибари недоволен. Я никогда не чувствовала страха перед Хибари, если не считать той «первой встречи», но сейчас мне стало не по себе.

– И зачем же ты тогда ее сюда приволок? – раздраженно спросил Кёя.

– Кто бы меня слушал, – кисло отозвался Гленн, не желая спорить.

– Я вообще-то здесь! – едва сдерживаемым от гнева голосом звонко возмутилась я. Разговаривают друг с другом так, как будто я не стою рядом или не слышу их. Это некультурно!

Острое и колючее внимание Хибари переключилось на меня, и я поежилась. Наверное, не стоило возмущаться, обычно, когда дело касалось моего здоровья и самочувствия, Гленн и Хибари, не сговариваясь, действовали настолько слаженно, словно знали друг друга всю жизнь. То есть так и было, они знали друг друга давно, но на время забывали о своих разногласиях. И это пугало. Союз Кёи и Гленна была страшной силой, жутко было представить, что было бы, если бы они все же нашли общий язык. Они были похожи гораздо больше, чем думали, потому я поймала себя на мысли, что это дело времени: со временем они точно найдут точки соприкосновения, я же им в этом помогу.

Гленн расстелил подстилку, разложил ланч и удалился, я же осталась на полянке и не знала, куда деться от недовольного взгляда серых глаз.

– Мне кажется, это все от недостатка солнечного света, – попыталась выкрутиться я.

– Что случилось? – повторил свой недавний вопрос Кёя, и я поняла, что отмазка не прокатила. Наверное, я действительно слишком паршиво выгляжу.

– Помоги мне сесть, – попросила я, игнорируя его вопрос.

Когда мы с комфортом расположились на подстилке, я вздохнула, спиной откинулась на теплый нагревшийся под солнцем камень и потрепала по голове крутившуюся около меня Бетси. Когда я гуляла за пределами поместья, сидела читала или просто грелась на улице, Бетси всегда была рядом, сопровождая и охраняя меня. Она была хорошо обученной собакой-поводырем. Когда я упала с лестницы и потеряла сознание, первой меня нашла Бетси и даже сообразила привести Гленна. Чудо, а не четвероногий друг.

– Мама звонила.

Я почувствовала, как напрягся Хибари и в очередной раз за этот день впился в меня взглядом. Не знаю, что он так тщательно искал в моем выражении лица, но то, что он нашел, кажется, ему не понравилось, молчание было тягучим и напряженным.

– Я бросила трубку. Не могла слушать все эти нелепые оправдания.

– Хм.

Я почувствовала твердую хватку Кёи у себя на руке и, не выдержав, всхлипнула.

– Травоядным полезно плакать.

– Что? – настолько опешила я, что даже раздумала плакать. – Каким таким «травоядным»?

Взгляд Кёи был настолько выразительным и ощутимым, что я почувствовала себя дурой. Ну да, кто тут может быть травоядным, уж точно Кёя таковым себя не считает. Что-то было знакомое в этом обращении, вполне возможно, что он уже когда-то называл меня так, но мне все равно это не понравилось.

– Это кто еще здесь травоядное? – глухо заворчала я, шумно сморкаясь в платочек. – Я вообще-то мясо люблю! Мы хищники почище других, да, Бетси? А ты свинину не ешь! Вы, японцы, вообще только рис и едите!

Бетси согласно гавкнула в ответ и положила свою морду мне на колени. Со стороны Кёи послышался веселый смешок, но тему он развивать не стал, наверное, решил, что психологическая встряска мне достаточно помогла, чтобы не расклеиться до конца дня. И я запоздало сообразила, что пошла на поводу у этого нахального, вредного, бессовестного засранца.

– Я тебе это еще припомню, – пробубнила я и услышала шорох – это Кея потрепал меня по голове (я сразу присмирела), схватил тонфы и пошел тренироваться дальше, даже перекусывать не стал.

Только когда послышался треск ломаемых веток, я ощутила нереальный голод, похоже, стресс и нервное напряжение уничтожили все мои скрытые резервы. Создавалось ощущение, что я даже не завтракала, хотя утром я поела очень плотно. Схватив бутерброд в одну руку, а книгу в другую, я решила, что не буду сейчас задумываться, а подумаю обо всем завтра. Пусть у завтрашней меня голова болит, а сегодня я буду отдыхать и наслаждаться художественной литературой.

запись создана: 14.01.2018 в 03:14

@темы: Учитель-мафиози Реборн, миди, креатифф, гет

Comments

[Хэлли.]

4.

* 4 *

Я темная ярость. Ну, выпей до дна огонь, проходящий тягуче в гортани.
Людская судьба на убийства бедна, на смерти, которыми вышита станет
Небесная ткань. Пробегает внутри взрывная волна, оставляя разруху.
На раз - пробужденье, и выстрел на три. Натянутый нерв. Вся - подобие слуха.

Кричать, плакать и просить отвезти к маме и папе было бесполезно, это девочка уже уяснила. От криков и рыданий похитители только сильнее нервничали и отрывались на ней. На правой щеке остался уродливый опухший фиолетовый синяк с потеками крови – один из похитителей не рассчитал силу и глубоко рассек ей губу. Девочка не знала, что значит «трахнуть», но по сальным взглядам на ее голые коленки одного из мужчин определила, что это что-то страшное, что-то, о чем ей не хотелось знать.

После этого она старалась душить в себе рыдания, с силой закусила длинное ухо прижатого к груди грязно-розового зайца, чтобы душить в себе всхлипы и привлекать к себе как можно меньше внимания. Она была уверена, что родители непременно найдут ее и заберут отсюда, вот только прежде надо было их дождаться. Что будет, если они не найдут ее, девочка не думала.

Склад на окраине Дуврского порта был давно заброшен и наполовину разрушен. Похитители рассчитали очень верно, ведь родители ребенка и подумать не могли, что девочку захотят переправить через пролив Па-де-Кале, вместо того, чтобы получить за нее выкуп. Поначалу банда так и хотела сделать, они даже успели договориться с родителями девчонки о встрече и передаче денег, но планы их босса резко поменялись.

Это вызвало недовольство, легкие деньги обернулись совсем нелегкими усилиями. Многие недовольные хотели отыграться на девочке, но присутствие босса в непосредственной близости от потенциального «развлечения» не вдохновляло никого.

– Когда босс свалит уже? – недовольно проворчал один из соглядатаев, неторопливо потягивая косяк и вертя в руках черный нож-бабочку.

– Уж лучше пусть сидит там до посинения, но договаривается о нормальной плате, – покосившись в сторону мелкой девчонки, скалясь, заметил второй. – В прошлый раз даже на здоровую проститутку денег едва хватило, что уж говорить о других радостях жизни.

– Это не потому что нам мало заплатили, просто я слышал, – приглушил голос первый, – что босс все спустил в казино. А те крохи, что мы получили, это все, что осталось от денег. Он все подчистую в покер проиграл.

– Похоже, нам пора менять босса, – ухмыльнулся второй, вертя в руках острую заточку и рисуя на столе картинки непристойного содержания.

– Пусть сначала о деньгах договорится, а уж потом… – зажмурившись, довольно прищурился первый. Второй ткнул задумавшегося собеседника и кивнул в сторону запуганной до смерти малолетки, которую они собирались продать на опыты в подпольную лабораторию.

– Эй, деточка, ты уши не грей и забудь об этом разговоре, иначе не досчитаешься своего маленького язычка, – один из мужчин подошел к маленькой заложнице, присел перед ней на корточки и медленно и нежно погладил ее по щеке.

Девочка сжалась и зажмурила глаза, липкий ледяной страх завладел всем ее телом.

– Эй, Тито, ты никак педофилом заделался? – загоготал вошедший в помещение еще один мужчина, громила в два метра ростом. – Лучше не тронь ее, она нужна нам целой и невредимой, иначе денежки нам никто не выплатит.

– Босс договорился? – обрадовался второй, вскакивая с места и пряча заточку в рукав.

– Еще как! Десять миллионов фунтов, можешь себе представить? И девчонку к лягушатникам они сами переправят! Осталось только дождаться их приезда. Но встреча состоится не здесь, мало ли что. Получим денежки, тогда уже приедем за девчонкой. Мы все поедем с боссом, а останутся с девчонкой Томми и Толстяк.

– Может я с девчонкой посижу? – заискивающе прохрипел Тито, сально облизываясь в сторону сжавшейся в комочек девочки. Громила нахмурился и, схватив Тито за шиворот, отволок его подальше от заложницы.

– Еще одно слово и то, что у тебя встало, больше не встанет никогда. Отрублю под корень, – прорычал громила, нависая над съежившимся подельником.

– Да ладно тебе, Рекс, Тито пошутил. Мы уже уходим, надо взять боеприпасы на всякий случай. Присмотри пока за девчонкой, мы пришлем Томми и Толстяка.

После ухода мужчин, девочка только сильнее сжалась в комочек, скрывая лицо в мягкой игрушке. Убеждать себя, что все это только страшный сон, становилось с каждым проведенным здесь часом все труднее.

Девочка помнила, как она боялась темноты и просила маму оставлять включенным ночник, стоящий на тумбочке. Она боялась, что живые тени смогут до нее дотянуться и утащить под кровать, где ее никто никогда не найдет. Теперь девочка была уверена, темнота совсем не страшная, люди гораздо страшнее.

[Хэлли]

4.1.

Пробуждение было резким, настолько резким, что у меня даже потемнело в глазах. Я вскочила с постели, пот стекал по лицу ручьем, а в виски ввинчивалась дрель головной боли, но я не обращала на это внимание. Дрожащими руками я потерла лицо, избавляясь от ярких картинок чудовищно реалистичного кошмара и поняла, что мое лицо мокрое скорее не от пота (хотя мне было очень жарко и душно, почти нечем было дышать), а от слез.

Схватив костыль, на негнущихся ногах я подошла к трельяжу, села на пуфик и сполоснула лицо водой из миски, прогоняя остатки наваждения. Вот только от липкого страха было избавиться не так легко, события кошмара отпечатались и въелись в мою память, даже если приложишь усилия – не отодрать.

Это был всего лишь сон? Или что-то большее? Разве бывают такие настолько реалистичные сны? Похоже, мне нужен не только личный лечащий врач, но и психиатр, у меня точно что-то не в порядке с головой, если мое воображение рисует такие пугающие картинки. Кто-то из известных психологов говорил, что сны – это отражение наших мыслей и желаний. Если это так, мне страшно за свои желания и мысли.

Щека горела огнем, я до сих пор словно наяву чувствовала чужое касание, и мне захотелось вымыться, с кожей содрать это грязное липкое прикосновение. Я терла щеку, чтобы прогнать ощущение чужой руки со своей кожи.

За дверью неожиданно залаяла Бетси, и я от неожиданности дернулась и опрокинула на себя миску с водой – на шортах расползалось мокрое пятно. День начинался чудесно.

Дверь открылась и в мою комнату бесшумно зашел Гленн. Если бы не мой острый слух, я бы ни за что его не услышала.

– Молодая госпожа? – позвал меня Гилмор и подошел ближе, его взгляд был ощутимым, он осмотрел меня с ног до головы, я чувствовала, как в воздухе нарастает недоумение. Видок у меня, наверное, был тот еще. – Что произошло? Вы будто привидение увидели.

– Возможно, так и было, – голос у меня дрожал, и мне это совсем не понравилось. Я хлопнула себя по щекам, стараясь прийти в себя – как мог простой кошмар настолько выбить меня из колеи? – Мне приснился очень гадкий кошмар…

Я запнулась, не зная, как объяснить свои ощущения. Пересказывать сон и вспоминать заново все то, что в нем происходило, мне не хотелось категорически. Уж лучше забыть о нем поскорее.

– Неважно. Это было страшно, но он закончился. Помоги мне добраться до ванной комнаты, мне нужно прийти в себя.

– Конечно.

Это было удивительно, но горячая ванна мне помогла. Я думала, что остатки сна будут преследовать меня целый день, и я буду дергаться от каждого постороннего шума, но нет. Горячая вода помогла мне расслабиться, хотя я не отказала себе в желании до красноты оттереть чужие прикосновения – мне это было чертовски необходимо. Кожа после этого покраснела и горела огнем, но мне стало гораздо легче, липкий страх растворился в наполненной паром ванной комнате.

Когда я уже сидела в столовой на первом этаже и чинно доедала свой омлет, в комнату ворвался Хибари Кёя собственной персоной и бесцеремонно присоединился ко мне. Горничные споро накрыли на стол перед ним, даже бровью не повели. Похоже, они к этому уже были привычны.

– Что опять у тебя случилось? – недовольно проворчал парень, утолив голод и поглядывая на меня, невозмутимо пьющую черный чай с круассаном.

– С чего ты решил, что что-то случилось?

– Гилмор нервничает, если бы я его давно не знал, подумал бы, что он чего-то испугался.

– Тебе показалось, – легкомысленно отозвалась я, чувствуя себя безмятежно и расслабленно – горячая ванна и присутствие Хибари успокоили меня получше валерианы. Парень на это только фыркнул – очевидно, не поверил ни единому моему слову, но оставил право решать, рассказывать или нет, за мной.

Подперев щеку рукой, я тоскливо подумала о том, что вчерашний ленивый день закончился слишком быстро, пролетел настолько мгновенно, что я не успела прочувствовать всю прелесть ничегонеделанья. И сегодня Гленн наверняка заставит меня засесть за книги и каллиграфию – предстояло сделать многое, выяснить также степень знания мной английского языка. Но пока, конечно, японский был в приоритете.

– А почему ты со мной не занимаешься? – запоздала возмутилась я, ощущая всю несправедливость вселенной на своей шкуре. – Тебе же тоже учиться надо! Ты в этом году переходишь в старшую школу?

– В этом, вот только в отличие от тебя я дисциплинирован и способен учиться сам.

Я задохнулась от возмущения и едва не закашлялась от необоснованного обвинения. У меня особые обстоятельства! Я люблю учиться, просто ненавижу делать это второпях.

Обиженно фыркнув, я встала из-за стола и похромала в кабинет, не обращая внимания на Хибари. О, я уверена, этот гад еще и ухмылялся! Ни стыда, ни совести, такой большой и сильный, а издевается над маленькими больными беззащитными девочками.

В особняке было три комнаты, которые я знала, как свои пять пальцев – спальня, ванная и кабинет. В этих помещениях я знала каждый закуток и каждую трещинку в полу. Я знала, что в кабинете, не смотря на старания горничных, на столе у окна отпечаталось дно кружки – я не могла работать без чая, я могла его литрами пить в течение дня, наверное, что-то типично английское во мне все же было. Я знала, что в ванной на двери с внешней стороны были царапины – это изнывающая от скуки Бетси в один прекрасный день таким образом решила вытащить меня, нежащуюся в горячей воде. В спальне же было очень много моих «отпечатков». И это лишний раз доказывало, что усадьба на Песчаных холмах была мои домом.

Эти знания не были озарением, они не вспыхнули у меня в голове внезапно, ничего подобного, эта память была со мной с самого начала. Когда я обнаружила, что некоторые вещи все же помню, я пыталась отыскать причину внутри себя: почему я помню именно это? Почему не родителей, не Гленна, не доктора Милтона и не Хибари Кёю? Ответа на этот вопрос я так и не нашла, и решила никому не рассказывать об этом. Это только вызовет лишние волнения.

Когда мы устроились за своими рабочими столами (Кёя присоединился ко мне, зорко следя за моим самочувствием. Ну или за учебой, тут как посмотреть), постучавшись, в помещение вошел Гленн.

– Занимайтесь пока сами, госпожа, я присоединюсь к вам вечером. И еще… – мужчина подошел ко мне и положил что-то на стол. Я наклонила голову, не понимая, в чем дело, и взяла в руки предмет – это был злополучный мобильный телефон. – Вам стоит поговорить с ними.

Я нахмурилась, не желая развивать эту тему, но Гленн уходить не собирался и настойчиво ждал моего ответа.

– Я не хочу с ней разговаривать. С ними, – поправилась я.

– Вам все равно придется это сделать, рано или поздно. Они приезжают к вам ежегодно на новогодние праздники.

– Это так необходимо делать прямо сейчас? До Нового года целых четыре месяца, до этого времени все как-нибудь само собой разрешится.

Гленн вздохнул и по шуршанию ткани я поняла, что мужчина сел передо мной на корточки. Я почувствовала аккуратное касание его грубых от мозолей рук на своих запястьях и от этого мягкого прикосновения мне захотелось разрыдаться, но я сдержалась, прикусив лишь губу.

– Поговорите хотя бы со своим отцом. Позвоните ему. У вас всегда с ним были хорошие отношения, гораздо лучше, чем с Маргарет. И не обижайтесь на них, они вас очень любят, просто для них это тоже тяжело.

– Что именно тяжело? Что я слепая? Или что потеряла память? Или все вместе? – звонким голосом от едва сдерживаемых рыданий поинтересовалась я, с силой ногтями впиваясь в ладонь. Так было легче думать.

Гленн тяжело вздохнул, встал и привлек меня к себе. Я схватилась за него, как утопающий за спасательный круг и горько разрыдалась от едкой черной обиды, которая все это время, оказывается, разъедала меня изнутри. Конечно, она никуда не делась, но с каждой слезой дышать становилось гораздо легче – удивительно, насколько легко было держать себя в руках и насколько трудно было отпустить себя и поплакать вволю. Самоконтроль прирос к моему лицу и был, похоже, давней привычкой.

Когда я успокоилась и отцепилась от Гленна, запоздало поняла, что в кабинете мы были не одни. Мне стало чудовищно стыдно, и я порадовалась, что сегодня мы с Гленном не делали никакой прически – я смогла опустить голову и скрыть покрасневшее лицо за завесой из волос.

Мужчина хмыкнул и взъерошил мои волосы, я зажмурилась от приятного ощущения теплой руки у себя на голове.

– Он вышел еще в начале разговора, вы даже не заметили.

Я улыбнулась. Возможно, Хибари Кёя и казался бесцеремонным порой и наглым, местами жестоким, слишком настойчивым и строгим по отношению не только к себе, но и к окружающим, но он умел быть также чутким и тактичным – с ним всегда было комфортно. Вот только таким понимающим он был только по отношению к своим близким людям, и чувство принадлежности к этой немногочисленной группе людей делала меня счастливой. Пожалуй, стоило его поблагодарить за понимание. Только не словесно, он не примет благодарности, а как-нибудь по-другому, очень завуалированно.

– Я позвоню ему, – сдалась я, возвращаясь к предыдущей теме разговора. – Только не сегодня. Завтра.

– Я рад, что вы прислушались к моему совету, – в голосе Гленна отчетливо слышалась улыбка, и я улыбнулась в ответ, радуясь, что в моей жизни есть два таких настолько близких замечательных человека, которые подарили мне смысл жизни.

[Хэлли.]

5.

* 5 *

Чтобы ни говорил Реборн и что бы не предпринимал, пользы все эти странные тренировки в стиле Вонголы, по мнению Тсуны, не приносили от слова «совсем». До сих пор ему казалось, что это какое-то нелепое недоразумение, что его с кем-то спутали и вот-вот Реборн упакует свои вещички и вернется в Италию, чтобы тренировать настоящего наследника, пугающего мальчишку с кучей шрамов по всему телу и холодным взглядом. Этот страшный наследник был избирательным образом, воплощенном в Тсунином трусливом воображении, и с каждым новым кошмаром образ становился все ужаснее и все меньше походил на человека. Только шло время, кошмары становились все красочнее и страшнее, а Реборн все не улетал, тренировки же становились только жёстче, ну, если эти издевательства можно было назвать тренировками.

Единственное, в чем Тсуна был уверен, натренировал он только одну мышцу на веке, которая отвечала за нервный тик. Правда, в медицинских справочниках было сказано, что это своеобразная болезнь, связанная со стрессом, но Тсуна не волновался – с такой жизнью эта жертва будет меньшей из зол. Тут бы в живых остаться.

Погруженный в свои нерадостные мысли, Тсуна дернулся и чуть ли не упал, когда из-за забора послышался яростный собачий лай – это не было тонким попискиванием соседской зловредной собачонки, это был глубокий бас большой сторожевой собаки, и Тсуна мысленно восславил Будду, что его от страшного волкодава отделяет высокий в метр забор.

– Тсуна-сан! – с конца улицы к Тсуне спешила Миура Хару, еще одна странная девочка в его странном окружении. – Не мог бы ты мне помочь отнести эту коробку в школу?

– А что там? – с любопытством заглянул Тсуна внутрь и увидел очередной сшитый руками девочки костюм, правда не такой безобразный и страшный, если сравнивать все костюмы, что он видел до этого.

Тсуна вздохнул, схватил коробку и направился в сторону школы Мидори, обходя по широкой дуге дом, во дворе которого исступленного лаяла жуткая собака. Уж лучше помочь безобидной Хару, чем возвращаться домой к беспощадному Реборну.

– Это для школьного фестиваля, наш класс ставит спектакль, и мне поручили сшить костюмы. Конечно, времени осталось слишком мало для того, чтобы сшить костюмы всем актерам спектакля, но хотя бы главные герои будут одеты с иголочки. Сегодня собираемся для примерки, надеюсь, не придется слишком сильно ушивать. Костюмы, правда, оказались очень тяжелые, потому я очень рада, что встретила Тсуну-сана.

Тсуна недоуменно покосился на Хару, проверяя вес коробки в руках – она была совсем легкая, или Тсуна чего-то не знал в физиологии девочек и мальчиков? То есть он, конечно, не очень хорошо учился, был в рейтинге на последнем месте, но разве коробка весом примерно в килограмм, максимум два, была слишком тяжелой? Тсуне было этого не понять.

Уроки уже закончились, ребята давно разошлись по домам, Тсуна же специально слонялся по округе, чтобы не возвращаться раньше времени домой. Реборн вообще-то еще с утра куда-то ушел по делам, но что-то подсказывало Тсуне, что тот давно вернулся и приготовил своему ученику очередное испытание на крепость нервов, потому спешить не стоило.

– Ого! – пораженно воскликнула Хару, когда они уже подошли к белокаменной частной школе для девочек. Тсуна проследил за взглядом Хару и заворожено застыл, боясь лишний раз сделать вдох.

Во внутреннем дворе на скамейке среди кустов розалий сидела девушка европейской внешности, скрестив ноги и устремив невидящий взгляд куда-то вдаль. Весь ее образ светился и дышал чем-то потусторонне нереальным, будто дотронешься до нее – и она исчезнет. Легкий бриз трепал жабо на ее зеленой блузке и короткие до плеч волосы. Волосы были очень светлыми, пшеничного цвета, мило кудрявились на кончиках, на висках вились вплетенные в прическу косички. Она по-доброму улыбалась и вертела в руках мужские карманные часы, периодически поправляла несуществующие складочки на коричневой юбке, иногда поворачивалась к школе, видимо, кого-то ожидая.

– Кто это? – на выдохе прошептал Тсуна, ни к кому конкретно не обращаясь, но Хару его все же услышала. Незнакомая девочка чуть повернулась в их сторону, похоже, услышала тихий шепот Тсуны и склонила набок голову, но смотрела все равно будто сквозь них – глаза ее были серо-голубого цвета, и они казались пустыми. Неживыми совсем.

Хару неловко заправила челку за ухо и настойчиво потянула Тсуну за локоть в школу, не говоря ни слова. Все время пути через внутренний двор школы Тсуна не мог оторвать взгляда от девочки, сидящей на скамейке. Это было очень невежливо и обычно подобное Тсуна себе не позволял, но почему-то ему казалось, что, если сейчас он отведет взгляд, девочка действительно исчезнет. Тсуна был уверен, что та заметила его завороженный пристальный взгляд, но ничем не выдала своего недовольства или неудобства, улыбка с ее лица не исчезла ни на миг, ему разве что показалось, что она стала немного насмешливой. Возможно, ему действительно показалось.

Только когда они с Хару вошли в школу и минули просторный холл с рядами серых металлических шкафчиков для обуви и верхней одежды, Миура, наконец, заговорила, почему-то опасливо озираясь:

– Это англичанка, Зои Лоуман. Учится в нашей школе на заочном обучении. Впервые ее вижу, – призналась Хару с восхищением в голосе. – О ней очень много слухов ходит в нашей школе.

– Слухов? – Тсуна даже не пытался скрыть свое любопытство.

– С ней никто не общался, кроме учителей, – пояснила Хару. – Никто ничего о ней толком не знает. Она живет в Японии очень давно, возможно с рождения. Родители ее, я слышала, живут в Англии и владеют какой-то большой компанией. Здесь она живет с опекуном, который бережет ее, как зеницу ока. Учится она всегда на отличные оценки, всегда находится в первых числах рейтинга. И это если учесть, что в нашей школе очень тяжелая программа, не всякий справится, скидок никому из нас не дают, будь твой отец хоть владельцем большой корпорации, хоть простым рыбаком. А она учится на заочном, что еще труднее, приезжает раз в полгода только для того, чтобы сдать контрольные, промежуточные зачеты и экзамены. Да и недуг ее…

– Какой недуг? – спросил Тсуна и внезапно осознал, что ответ ему не требуется. Интуиция тихонько зазвенела, подтверждая догадку.

– Она слепая. Говорят, это у нее врожденное. Поэтому учится на заочном отделении – в нашей школе очень редко ученикам дают такие поблажки, только если причина очень серьезная.

Хару помолчала, подбирая слова.

– Знаешь, никогда не слышала, чтобы о ней кто-то судачил. Ну, в плохом смысле слова, – добавила Хару, пытаясь пояснить свою мысль. – Такая школа, как наша, обычно наполнена злыми слухами, когда дело касается чужого горя или чужих успехов. У нас слишком большая конкуренция, которую поддерживают учителя, и слишком девичий коллектив. Ты не подумай, я не жалуюсь, мне по-своему нравится здесь, у меня есть подруги, я люблю учиться, но вот что удивительно: каждый в нашей школе знает о том, что Зои Лоуман слепа, но я никогда не слышала в ее адрес злобы, даже девочки, которых Лоуман в рейтинге обходит, отзываются о ней с уважением. Это странно.

– Да, странно, – мысленно возвращаясь к эфемерному образу девушки, согласился Тсуна. Теперь он знал ее имя. Зои Лоуман – имя, отпечатавшееся в его сознании.

Когда Тсуна доставил коробку по назначению, смущенный вниманием и благодарностью юных актрис, и вышел из школы, девушки на скамейке уже не было. Он почувствовал разочарование, но быстро задавил это чувство, направившись домой. Интуиция подсказывала ему, что они еще встретятся.

[Хэлли]

5.1.

* * *

Я спокойно сидела в кресле, перебирая в руках цепочку карманных часов, и больше прислушивалась к своим ощущениям, чем следила за разговором Гленна и директора Ли. Директор Ли Чхун Хи казался слишком странным, в этой школе он был словно инородным элементом, совсем не вписывался в окружающую обстановку. Да и кто бы мог подумать, что директор школы для девочек – мужчина!

И вокруг него витала такая странная аура… Или не аура?.. Я не могла подобрать слов, мне было трудно описать свои впечатления, вокруг него витала атмосфера надежности и в то же время опасности – два совершенно противоположных понятия, которые разрывали мне мозг. Я не могла понять, стоит ли мне его опасаться. Понятно, что прошлая я полагалась на этого человека, открытый разговор Гленна и директора Ли отчетливо показывал это, но я нынешняя не могла слепо довериться незнакомому человеку, с которым встретилась пятнадцать минут назад.

– Не думаю, что у Зои будут какие-либо проблемы с учебой в дальнейшем, даже если брать в расчет амнезию. В любом случае, полтора месяца назад она уже сдала экзамены и контрольные за первый триместр. Если за четыре месяца Зои не успеет восстановиться, мы можем перенести экзамены за второй и третий триместр на более позднее время.

– Вряд ли это понадобится, но все равно, благодарим за помощь.

– Возможно Зои стоит освежить свои знания? Если вы не справляетесь своими силами, мы можем подобрать учителей для обучения на дому.

– Пока не стоит. Если нам понадобится ваша помощь, мы вам сообщим, – ответил Гленн, поднимаясь и, похоже, пожимая руку директору. Я тоже встала с кресла, расправляя юбку.

– Спасибо, директор Ли, вы нам очень помогли и успокоили, – улыбнулась я.

– Всегда рад помочь такой очаровательной леди, – в его голосе я почувствовала добрую улыбку, и это временно разрушило мои опасения. Мне не хотелось думать, что этот человек умеет настолько хорошо играть – все-таки в своей интуиции и чутье я была уверена, пока они меня не подводили. Да и по словам Гленна директор Ли был строгим, но хорошим директором, он заботился о школе, учениках и персонале.

Когда мы вышли из кабинета директора и направились за пределы школы к припаркованной у ворот машине, я припомнила кое-что забавное и решила поделиться этим с Гленном:

– Я, похоже, местная школьная знаменитость, – хмыкнула я, отчетливо ощущая недоумение Гленна.

– Обо мне, оказывается, так много слухов по школе ходит. Я думаю, это все мой ореол благородства и загадочности, – хвастливо заявила я, задрав нос. Гленн рассмеялся и растрепал мне прическу, я даже увернуться не успела, хотя и почувствовала дуновение ветра от движения Гилмора. – Кстати, я забыла спросить у директора, учатся ли в этой школе мальчики. Или, возможно, подрабатывают?

– Это школа для девочек, молодая госпожа. Здесь они не учатся. Здесь даже нет преподавателей мужского пола, только директор и пара охранников. К тому же многие школы запрещают своим ученикам подрабатывать на пол ставки, я точно знаю, что в школах Намимори это запрещено.

– Тогда странно. Когда я сидела во дворе, я слышала мужской голос. То был парень примерно моего возраста. Не понимаю, что он здесь делал. И он следил за мной, кстати, – неуверенно добавила я и ощутила, как мужчина напрягся всем телом и остановил меня, придерживая за локоть. Я сильнее оперлась на костыль, чувствуя, что погорячилась в своем желании прогуляться до школы и обратно – силы стремительно покидали меня, а нога начинала мерно гудеть от назойливой боли. Буду в следующий раз слушать взрослых умудренных годами людей – Гленн и доктор Милтон были правы, говоря, что я еще не до конца восстановилась.

– В каком смысле следил? – звенящим от напряжения голосом поинтересовался Гленн, и я мысленно ударила себя по губам – стоило промолчать об этом и не волновать опекуна еще больше.

– Ну, возможно, я неточно выразилась. Он не следил за мной, он на меня пялился. Не знаю, как еще назвать это назойливое внимание. Я как-то не так выгляжу? Блузка набок съехала? Прическа растрепалась? Просто, когда я сидела на скамейке, к школе подошли парень и девушка. Девушка старательно пыталась не смотреть в мою сторону, хотя я все равно чувствовала ее внимание. А парень во все глаза на меня глядел все то время, пока они не скрылись в школе. И все это не произнося ни слова… – задумчиво произнесла я, размышляя о странной парочке.

Мужчина расслабился, весело хмыкнул и продолжил путь к машине, придерживая меня за локоток, я же даже не обратила внимание на это, мысленно продолжая размышлять и не понимая подобного нетипичного поведения. И только через пару минут до меня дошло…

– Я что, такая страшная?.. – упавшим голосом произнесла я и почувствовала, как Гленн опять напрягся. Мы остановились около машины, но не спешили садиться в нее: я почти слышала, как со скрипом работают извилины у мужчины в голове. Гленн Гилмор сейчас стоял на очень тонком льду и, похоже, отлично понимал это.

– Что вы, молодая госпожа! Вы неотразимы! – охрипшим от волнения голосом уверил он меня, но по моему лицу, видимо, понял, что сказал что-то не то, потому оперативно заткнулся.

– Идиот, – вздохнула я, покачала головой и, не дожидаясь реакции Гленна, открыла дверь в машину. Пришлось приложить усилия и сесть внутрь так, чтобы не упасть – все-таки нога доставляла слишком много неудобств, мне это уже порядком надоело. Я захлопнула дверцу, опустила стекло и поинтересовалась:

– Ну так мы едем?

– Да, конечно, – отмер Гленн и, чертыхнувшись, запрыгнул внутрь. Рванули с места мы очень быстро – видимо, Гленн был заметно смущен своей оплошностью и смог совладать со своими эмоциями только спустя минут пять, я даже успела забыть о том разговоре.

– И все-таки, что вы имели ввиду? – осторожно поинтересовался Гленн с переднего сидения. Я оторвалась от открытого нараспашку окна, встречный ветер приятно остужал мою разгоряченную кожу (денек нынче выдался очень жаркий) и радовал переливчатым пением птиц и привычным шумом маленького городка: лаем собак, переругиванием продавцов, смехом детей и разговорами молодых и не очень мамочек.

– Мне показалось, что я их чем-то напугала, – я помолчала, пытаясь припомнить ощущения от неожиданной встречи, но больше ничего путного вспомнить не смогла, разве что у паренька была непонятная мне аура чего-то необъятного?.. Но об этом говорить я тоже не стала, Гилмор сразу потащил бы меня к психотерапевту. Удар головой, амнезия, проблемы с психикой, все дела. – Наверное, мне все же показалось.

[Хэлли]

5.2.

Гленн, интуитивно ощутив мое нежелание разговаривать и дальше на эту тему, решил помолчать и оставил свои расспросы, внимательно следя за дорогой. Я облегченно выдохнула, головой почти высовываясь из машины – сильный ветер выдул все ненужные мысли из головы, оставив лишь приятную гудящую пустоту.

По звуку (привычный шум города стих, сменившись тишиной окраины) и по моим ощущениям мы были уже где-то в пригороде – вскоре должны были съехать на асфальтированную дорогу, серпантином ведущую прямиком к усадьбе и в течение минут двадцати быть уже дома. Я почти задремала, умиротворенная спокойной уверенностью Гленна и уже привычными запахами родных мест, когда в кармане Гилмора надсадно зазвонил телефон. Я, встрепенувшись, села ровно и прислушалась к разговору опекуна с неизвестным собеседником.

– Да, конечно, вы можете на меня рассчитывать. С ней все в порядке, но я уверен, что она хотела бы почувствовать вашу поддержку. Ей сейчас этого очень не хватает. Состояние в целом стабильное, но потеря памяти доставляет неудобства госпоже – нам пришлось налечь на учебу и языки. Да, сейчас, даю, – я не сразу поняла, что разговор шел обо мне, и это был кто-то знакомый. Кто-то очень близкий мне. И когда Гленн сунул мне в руки мобильный телефон, я, ошарашенная, не сразу поняла, чего от меня хотят. Озарение пришло слишком внезапно и подтверждать свою догадку мне не очень хотелось.

– Возьмите трубку, молодая госпожа, – настойчиво попросил Гленн. Я кивнула, но даже не подумала о том, что опекун мог этого не видеть, следя за дорогой.

– Да? – поднесла трубку к уху я, до боли стискивая телефон в руках. На другом конце послышался судорожный вздох и мужское неуверенно-радостное:

– Дочка?

Голова была оглушающе пустой. У меня, кажется, разом отнялся мыслительный процесс и речевой аппарат, я втройне почувствовала себя инвалидом. Это было слишком внезапным ударом, я просто была не готова к разговору с этим человеком, все произошло слишком неожиданно. Я настроила себя на то, что сама решу, когда произойдет этот разговор и о чем мы будем говорить, я собиралась продумать его до мельчайших деталей и различных развитий событий, чтобы не чувствовать больше такого острого разочарования и быть готовой ко всему. Но не все в жизни идет так, как мы того хотим: это было очередным ощутимым щелчком по носу от мироздания.

– Отец? – единственное, что я смогла осмысленно выдавить из себя.

– Прости, доченька, что смог позвонить тебе только сейчас. Прости меня, – в мужском хриплом голосе на другом конце слышалось чистое раскаяние, но после разговора с матерью я старалась не обольщаться. Ее равнодушие сильно ударило по мне. – Прости меня, что меня нет сейчас рядом с тобой, мне так жаль.

В словах мужчины было столько боли и раскаяния, что я всхлипнула, не сдержав чувств и по-детски рукавом вытерла набежавшие предательские слезы. Мне очень хотелось ему верить, правда хотелось, мне было физически больно слышать в голосе отца отчаяние и искреннее горе, но все это были лишь слова. Кто был рядом со мной, когда я очнулась? Кто следил за моим здоровьем все это время? Кто приглядывал за мной и тратил на меня свое драгоценное свободное время? Гленн, Кея, доктор Милтон, чета Хибари, даже директор Ли и тот проявил ко мне доброе участие, хотя фактически я была ему чужим человеком.

А родители? Где же были мои родители? Они заключили выгодный контракт, который был для них дороже дочери. Мне это говорило о многом. Конечно, умом я понимала, что во мне взыграла горькая детская обида, что у них могли быть свои причины подобных поступков и поспешно судить о том, чего не знаешь, не стоит, но одно дело понимать умом, а другое дело чувствовать сердцем. Сердце понимать отказывалось.

– Зои, не плачь! Я жутко виноват перед тобой. Хочешь, я прилечу прямо сейчас? Все брошу и на первом же рейсе прилечу в Японию, хочешь? Я уверен, твоя мама справится, за пару дней катастрофы не случится.

Я застыла, боясь сделать лишний шумный вдох, неуверенная в том, что слышу. Это шутка такая? Если шутка, то слишком жестокая.

Отец продолжал что-то взволнованно частить на другом конце, я же чувствовала себя так, словно меня приложили по голове тяжелым пыльным мешком. В животе что-то скрутилось узлом и взорвалось фейерверком. Так он действительно беспокоится обо мне?.. Правда? Это не шутка?

– Ты правда можешь приехать? – вопрос вышел слишком жалобный и тихий, но сейчас я физически не могла себя держать в руках, самообладание трещало по швам.

– Да! Конечно! Я сейчас же закажу билет и постараюсь быть в Намимори как можно скорее! – радостно прокричал в трубку отец и мне даже пришлось отодвинуть мобильный подальше от уха, чтобы не оглохнуть. Он уже начал кому-то раздавать указания, по-видимому, своей секретарше, чтобы та купила билет на ближайший рейс в Токио, как меня начала грызть неуверенность. А что, если этот контракт действительно настолько важен? Что, если у родителей будут неприятности, если они потеряют его? Государственный заказ, кажется, так поведала мне мать? Это серьезно.

– Отец, подожди, – попросила я, раздумывая и не решаясь озвучить то, что озвучить было нужно. – Я… Давай повременим с поездкой!

– Что? Но почему? – расстроено спросил отец, теряя весь свой запал.

Я вздохнула, пытаясь собрать мысли воедино, но это было трудно. В животе порхали бабочки, а голова до сих пор была оглушающе пустой, уже правда не от волнения, а от щенячьей радости.

– Давай вы все же расправитесь с тем государственным заказом, хорошо? Я буду чувствовать себя неуютно, если ради меня тебе придется оторваться от важных дел. Лучше приезжай в Намимори тогда, когда ничто нам не помешает провести вместе хотя бы неделю. Мне так будет спокойнее, правда.

Отец на другом конце душераздирающе вздохнул, и я даже почувствовала себя немного виноватой – падение с небес на землю для отца оказалось слишком неожиданным.

– Тебя слишком хорошо воспитали, – огорченно и с какой-то вселенской детской обидой пробормотал отец в трубку, по-видимому, надеясь, что я этого не услышу. И это точно не было комплиментом. – Хорошо. Я постараюсь поскорее разобраться со всеми срочными делами и прилететь к тебе. Как только куплю билет, сразу отзвонюсь тебе. Только не смей грустить! Скоро я буду в Намимори, дочка.

– Я буду ждать, – улыбнулась я и положила трубку. В груди распустился теплый маленький цветок и пустил корни по всему телу, заставляя сердце радостно трепетать от ожидания. Совсем скоро мы увидимся. Теперь я поняла, о чем говорил Гленн – отец действительно любил меня.

Вот только было кое-что неприятное во всем этом – отец почти ни разу не упомянул о матери. И я была стопроцентно уверена в том, что мать вместе с отцом не прилетит. Интуиция вторила моим мыслям, и от этого моя радость не могла быть такой безоблачной, как мне бы того хотелось.

[Хэлли]

6.

* 6 *

«Темнота, как водится, усугубляет тревогу. Так уж она, темнота, действует: оживляет страхи, которые в свете дня прячутся, но не исчезают»
© Чарльз Мартин «Между нами горы»

Если бы Зои была чуть старше, чуть решительней и менее воспитанной, она бы авторитетно заявила, что японцы придумали юката для своих женщин в качестве наказания или своеобразного орудия пыток. Но Зои было всего пять лет, и она была очень воспитанной девочкой, потому свои гневные мысли держала при себе. Но это ничуть не мешало ей ныть всю дорогу матери на ухо о том, что юката путается в ногах и так и норовит свалить ее с ног, что гэта* жутко натирают и вообще в них невозможно ходить, что в таби** и оби*** жутко жарко и ее, Зои, можно уже выжимать, а ведь они еще даже не приехали!

Конечно, подобных высказываний в гостях она бы себе не позволила, но сейчас она была среди семьи, сидела в машине с отцом и матерью, опекун вел машину, потому могла позволить себе некоторые вольности. Сейчас идея матери о том, чтобы показать уважение к чужим традициям, уже не казалась такой хорошей. А самое обидное было то, что никто кроме нее не нарядился в традиционный японский наряд. Это было жутко нечестно!

– Зои Эбигейл Лоуман! Немедленно угомонись! Мы не будем возвращаться в усадьбу, иначе опоздаем к ужину, – строгим голосом сделала выговор Маргарет, выведенная из себя нытьем девочки.

– Дочка, потерпи чуть-чуть, всего один вечер. Мама права, время действительно поджимает. К тому же скоро уже совсем стемнеет и будет не настолько жарко, да и ходить много тебе скорее всего не придется.

Зои раздосадовано вздохнула, стараясь взять себя в руки и не разрыдаться – суровый нагоняй от матери был как никогда обидным, и даже слова отца не смогли успокоить девочку. Зои спрятала повлажневшие глаза, отвернувшись к открытому окну, повздыхала на счет. Четыре секунды – глубокий вдох, задержать дыхание на две секунды, пять секунд – долгий выдох. И так по кругу несколько раз.

Успокоившись, Зои прислушалась к разговору родителей, они увлеченно беседовали о делах компании, инвестициях и вложениях. Зои мало что понимала и пока не могла поддерживать подобные разговоры, потому сосредоточила все свое внимание на открытом окне и приятном ветре, стараясь не замечать назойливый проницательный взгляд Гленна***. Зои не могла видеть, но она все отчетливо чувствовала, и это внимание ей совсем не нравилось. Было бы неосмотрительно со стороны Зои считать опекуна глупым или невнимательным, ничего подобного, но все-таки она надеялась, что никто не заметит ее минутной слабости. Но Гленн слишком хорошо ее знал, гораздо лучше, чем отец и мать.

– Почти приехали, – сообщил Гленн, заворачивая.

Зои вздохнула, огорченная тем, что не сможет увидеть все великолепие традиционного японского поместья. Прежде чем приехать сюда, она тщательно расспросила Гленна и отца о семье Хибари, о доме, в котором они живут, о местности вокруг.

Поместье находилось на месте когда-то разрушенного храма высоко в горах на отшибе Намимори. К нему вела длинная ступенчатая дорожка, укрытая ториями***** и свисающими вековыми деревьями. Конечно, когда было построено поместье, была проложена асфальтированная дорога прямо к нему, но раньше к храму доехать было невозможно – это было своеобразным ритуалом пройти весь путь, взбираясь по ступенькам сквозь ритуальные врата.

По словам Гленна и отца, место было очень тихое и живописное, почти такое же умиротворяющее, как и их усадьба, но если усадьба на Песчаных холмах была очень теплой и уютной, то поместье семьи Хибари было огромным и навевало страх. Трудно было сказать, в чем было дело, в том, что на месте поместья раньше был храм? Или традиционные японские дома сами по себе были воплощением холодной отстраненной красоты?

Зои, отойдя от досады на неудобный наряд и грустных мыслей, почувствовала предвкушение. Это было так здорово! Гленн читал ей на ночь множество историй и легенд о японских духах, и Зои жутко хотелось побывать в пропитанном мистической силой месте. Возможно, она даже соприкоснется с потусторонним миром и встретит там ёкая******? Или бога? Кто знает?

Гленн аккуратно припарковался и, выбравшись из машины, открыл дверь и подал Зои руку. Живот сжимался в тугой узел нетерпения и волнения, и Зои была уверена, что сегодня вечером случится что-то хорошее.

Справка.

Справка:
* – японские деревянные сандалии в форме скамеечки, одинаковые для обеих ног.
** – традиционные японские носки высотой до лодыжки с раздельным большим пальцем, их носят и мужчины, и женщины с дзори, гэта и другой традиционной обувью с ремешками.
*** – японский пояс, носимый как мужчинами, так и женщинами поверх кимоно, юката и кэйкоги.
**** – он смотрел на нее через салонное зеркало заднего вида, если кто-то не понял.
***** – ритуальные врата, устанавливаемые перед святилищами японской религии синто. Традиционно они представляют собой выкрашенные в красный цвет ворота без створок, из двух столбов, соединённых поверху двумя перекладинами.
****** – сверхъестественное существо японской мифологии. В японском языке слово «ёкай» имеет очень широкое значение и может обозначать практически все сверхъестественные существа японской мифологии, или даже заимствованные из европейской.

[Хэлли]

6.1.

Поместье Хибари было построено в традиционном японском стиле, но по современным технологиям. Деревянные утепленные устойчивые внешние стены, тонкие внутренние ширмы-перегородки, массивные крыши необычной формы, изогнутой и устремленной ввысь, татами с подогревом, просторное додзе, длинная веранда вдоль всего дома и большой сад занимали огромную площадь и были огорожены высоким забором с автоматическими воротами.

Зои была очень удивлена, что традиционные дома в Японии строились из дерева, бамбука и глины, редко из камня, но Гленн пояснил, что из-за нередких штормов, землетрясений и тайфунов такие сооружения были более безопасными, особенно когда дело касалось землетрясений: дерево лучше переносило толчки. К тому же, чтобы легче было переносить жару, помещения делались легкими и открытыми, с приподнятым над землей полом и крышей, имевшей длинные свесы, защищающие от солнца и частых дождей. Дерево меньше нагревалось от жары летом, а зимой меньше охлаждалось, а также лучше поглощало влагу.

Направляясь внутрь, поддерживаемая предусмотрительным Гленном, Зои ожидала чего-то особенного, какой-то необычной атмосферы или ощущения потустороннего холода, но, к сожалению, она ничего такого не почувствовала. Солнце до сих пор нещадно палило, хоть и клонилось к закату, было очень жарко в носках и двух слоях одежды, гэта беспощадно натирали ногу между большим и остальными пальцами, а шпильки в волосах неприятно давили на голову. Спасал ситуацию только прохладный ветер, проснувшийся под конец дня – пригласили их семью к шести вечера, потому Зои ждала с нетерпением, когда похолодает. В горах все-таки гораздо холоднее, чем в городе.

– Извините за вторжение, Рейко-сан, – произнес отец и, по-видимому, передал хозяйке дома лакомства и сувениры. Очень странно было слышать отца, использующего японские суффиксы, но это было необходимым ритуалом, еще одним проявлением уважения к чужим традициям со стороны семьи Зои.

– Это вы нас простите за скромный прием, – принимая подарки, ответила на учтивость женщина, и в ее словах Зои услышала добрую улыбку. У Хибари Рейко был приятный мягкий голос, лучившийся доброжелательностью, и Зои подумала о том, что, наверное, Хибари Рейко воплощала в себе все лучшие качества японских женщин – спокойная, доброжелательная, терпеливая, свободно дарящая теплоту и уют всем вокруг, даже такому огромному поместью, как это.

– Без лишней скромности, Конрад, тебе совсем не идут все эти наши традиционные штучки! – насмешливым басом констатировал очевидное Хибари Исао. – Тем более, что все это должна была говорить твоя жена и передавать гостинцы должна была тоже она.

– Я честно пытался, – страдальчески вздохнув, возвестил отец и пожал руку своему давнему другу. Зои даже, кажется, слышала, как трещали чужие кости, настолько крепким было рукопожатие. Только вот чьи?

– И кто это у нас тут… – Зои почувствовала, как отец семейства нагнулся к ней и рассматривал с интересом – его изучающий взгляд она чувствовала кожей. – Охо, вот это красотка растет!

Зои взвизгнула, когда огромные лапищи Хибари-старшего схватили ее под мышки и усадили к себе на плечо. Мужчина был огромным, Зои никогда не думала, что бывают такие здоровые японцы, она, уже немаленькая пятилетняя девочка, устроилась на одном плече (!) со всем комфортом, и еще место чуть-чуть было. Зои оставалось только догадываться и рисовать в воображении, каков на самом деле был Хибари Исао.

– Исао, – встревоженно окликнула мужа Рейко, волнуясь за маленькую очаровательную гостью.

– Ничего-ничего, кто еще так покатает маленькую Зои на своих могучих плечах? Конрад для этого слишком хлипкий, – хохотнул Исао, крепко удерживая девочку за ноги и направляясь вглубь дома. Хозяйка и гости отправились за ним.

– Эй! – обиженно возмутился отец, на что Зои радостно рассмеялась, совсем не обиженная таким бесцеремонным обращением. И, действительно, когда она еще сможет так покататься на чужих плечах? Тем более, что плечи надежные, а огромные руки ее держат крепко.

[Хэлли]

6.2.

Зои казалось, что она медленно плывет по воздуху, настолько аккуратный и тихий шаг был у главы семейства. Он не шел, он словно скользил по деревянному полу, что было поразительно для такого огромного и казавшегося неповоротливым человека. Ощущения были удивительные настолько, что захватывало дух и спирало дыхание. Зои никогда раньше такого не испытывала, это словно оседлать дикого зверя и чувствовать перекатывающиеся под руками и ногами стальные мышцы.

Когда процессия из хозяев и гостей добралась до нужной комнаты (гостиной, возможно?), Исао ссадил Зои на пол и мягко взъерошил ее светлые кудряшки. Зои надулась, пытаясь наощупь поправить прическу и расправить невидимые складочки на юкате, видимо, зря они с мамой так долго укладывали ее непослушные тонкие волосы – прическе хватило всего одного такого «взъерошивания», рука у Исао была тяжелой.

– Отец? – послышалось из противоположного угла комнаты. Зои совсем забыла о том, что должна была познакомиться с еще одним членом семьи Хибари, она его даже не заметила, что было совсем удивительно, ведь ее обостренный слух обычно улавливал даже тихий шаг и короткое дыхание Гленна. Послышалось шуршание, видимо, наследник семьи Хибари встал с колен и подошел поближе к гостям, с любопытством их рассматривая – Зои ощутила направленное на нее внимание.

– Кёя, познакомься. Это дочь Конрада и Маргарет, Зои Эбигейл Лоуман. Надеюсь, ты приглядишь за ней и проведешь экскурсию по нашему поместью, пока не накрыли на стол. У вас есть как минимум полчаса на это.

Послышался душераздирающий вздох, видимо, Хибари Кёя совсем не горел желанием знакомиться с новыми людьми и проводить в своем доме экскурсии, но все же безропотно послушался отца и, взяв Зои за руку, повел ее вглубь поместья.

– Можешь называть меня Хибари, – после недолгого молчания, произнес мальчик, практически таща на себе бедную Зои, которая в неудобной натирающей обуви толком не могла ходить и постоянно спотыкалась и почти висла на бедном Хибари.

– Что у тебя с ногами?

Когда они остановились, Зои с радостью перевела дух, наслаждаясь тем, что пульсация в ногах чуть-чуть утихла и, сконцентрированная на ноющей боли, она не сразу заметила, что они уже находились на веранде – под ногами был деревянный настил, вечерний ветерок нес в себе свежесть предстоящей ночи и безбоязненно гулял по открытому пространству, развевал волосы и пробирался под два слоя одежды. Зои была очень удивлена тем, что похолодало настолько резко, но это было даже приятно, после жаркого дня разгоряченная кожа горела и, Зои была уверена, немного покраснела под беспощадным солнцем.

– Гэта? – удивился Хибари, Зои почувствовала его замешательство. – Почему ты в обуви? Вы же должны были разуться при входе.

– Ну, – Зои покраснела, не зная, как объяснить, что она не успела и была застигнута врасплох. – Твой отец…

– Можешь недоговаривать, – хмуро ответил Хибари и, подхватив ее на руки (Зои была так удивлена, что даже не вскрикнула, только вцепилась в шею мальчика), усадил на край веранды. Зои почувствовала, что краснеет: видимо, бесцеремонность была особой отличительной чертой всей мужской части семейства Хибари. – Разувайся. Обувь твою просто возьмем с собой. Куда бы ты хотела сходить? Понятия не имею, что нужно тебе показывать.

Неловко путаясь в ремешках непривычной обуви, Зои почувствовала укол легкой досады. И, действительно, какой смысл был Хибари утруждать себя в экскурсии, когда она ничего не видела? В моменты, подобные этому, Зои было особенно обидно и грустно, она зло сморгнула непрошенные слезы, упорно склоняя голову, чтобы ее невольный спутник, не дай бог, этого не увидел. Потом стыда не оберешься.

– Покажи мне сад, пожалуйста. Гленн рассказывал, что в каждом уважающем себя традиционном японском поместье должен быть безумно красивый сад, – наигранно спокойно попросила Зои и сняла, наконец, дьявольскую обувь с ног (ей даже показалось, что вдалеке затрубили фанфары, но, скорее всего, ей показалось).

– Хорошо, – помолчав, произнес Хибари и неожиданно добавил:

– В гэта трудно ходить человеку, у которого нет в этом опыта. Шаги должны быть семенящие, очень маленькие, иначе они могут слететь. Ты должна как бы скользить одной ногой впереди другой, подгибать при ходьбе пальцы ног, можно даже чуть сгибать колени.

– То есть, чтобы нормально передвигаться, мне нужно ходить, скрючившись в три погибели? Что за жуткое орудие пыток! – пробурчала Зои, потирая гудящие ноги. Со стороны Хибари послышался смешок.

– Это хорошо, что на тебя не нацепили окобо*, – улыбнулся Хибари, забирая гэта из рук Зои и помогая девочке встать. И Зои совершенно точно не хотелось знать, на что еще способна больная японская фантазия, ей вполне хватило сегодняшнего опыта.

После непродолжительной прогулки по дому, спутники остановились у конца веранды. Зои предполагала, что они пришли, но не понимала затруднения Хибари, он застыл будто бы в нерешительности.

– Можешь опять надеть обувь, – медленно произнес Хибари, о чем-то размышляя, но обувь возвращать совсем не спешил. Зои терялась в догадках, что так озадачило юного наследника. – А, впрочем, не надо, тут скамейка неподалеку.

И снова подхватил Зои на руки, даже не утруждаясь спросить ее мнения. Зои почувствовала себя какой-то плюшевой игрушкой, которую тягают все, кто ни попадя. То есть, трудно было сказать о наследнике семьи Хибари «все, кто ни попадя», но все же Зои не нравилось чувствовать себя бессловесной вещью. Что за наглая манера!

– У меня вообще-то ноги есть, и я умею ими ходить, – продолжая кипятиться, прошипела Зои, усаживаясь на скамейку поудобнее.

– Травоядное слишком слабое, я за него отвечаю, потому не позволю ему пораниться.

Зои поначалу не поняла, о ком идет речь. Высказывание Хибари настолько выбило ее из колеи, что она от удивления даже злиться перестала. Травоядное? Что за чушь? Может он говорит о какой-то зверушке, которая обитает у них в саду? Ну, кот там, хотя котов травоядными назвать было трудно. Хомячок какой-нибудь или хорек? Хотя хорьки тоже совсем не травоядные. Лошадь? Слабая? Такое бывает? Что еще может выдумать японец, у которого куча денег и море возможностей? Ручная обезьянка?

– Что?.. – Зои запнулась, не веря собственной догадке. Озарение пришло внезапно. – Да как ты…

«Смеешь» патокой повисло в воздухе, от возмущения у девочки отнялся язык и атрофировался речевой аппарат, она просто не знала, что сказать, как возразить и как в полной мере выразить свое негодование.

– Никогда! Слышишь, никогда не смей называть меня так!! – гневно прокричала Зои, вскакивая со скамейки. – Зои! На худой конец, Лоуман! И никаких «травоядных» и «слабых травоядных»! Слышишь меня, Хибари Кёя?!

– Эй, ребята, у вас все нормально? – с крыльца послышался недоуменный голос отца, и Зои, возмущенная поведением наглого мальчишки, вскочила со скамейки, схватила в руки обувь и почти босиком, в одних носках, рванула в сторону родного голоса. Она была в таком гневе, что даже не запнулась ни разу, не иначе чудом избежав падения. Ее не волновали уже красоты аккуратного японского сада и приятный густой запах гортензий и глициний, разлившийся в воздухе. В висках стучала кровь, и Зои была уверена, что они с Хибари Кёей никогда не найдут общий язык


Справка:
* – обувь гейш, чуть пониже обычных гэта. Платформа десять-двадцать сантиметров высотой с прямым углом-скосом к носку. Это настоящее орудие пыток, серьезно вам говорю: img1.liveinternet.ru/images/attach/c/2//71/160/... img1.liveinternet.ru/images/attach/c/2//71/160/...

[Хэлли]

7.

* 7 *

Сны стали неотъемлемой частью моей натуры, я уже не мыслила себя без этих непонятных снов-воспоминаний или снов-кошмаров. Вот только по большей части все мои сны были мутными, непонятными и совсем не запоминались, сон же о встрече с Хибари Кёей был настолько ярким и настолько отпечатался в памяти, словно произошел наяву.

Я подозревала, что так и было, что это действительно было моим потерянным воспоминанием, вот только спросить об этом у Хибари я не могла – он уже две недели не появлялся в усадьбе. Нет, конечно, я давно поняла, что Хибари Кёя человек, который гуляет сам по себе и что это было обычным делом для него – не появляться в течение месяца, а потом внезапно нагрянуть. Но одно дело, когда тебе говорят об этом, и совсем другое испытывать подобное в реальности.

Поначалу я беспокоилась и не могла найти себе места, неприкаянно слонялась по усадьбе, пока меня не выловил Гленн и не усадил за занятия. Потом я злилась несколько дней, вымещала свою злость на тренажерах, которые притащил в усадьбу доктор Милтон, чтобы я разрабатывала ногу после перелома. А потом я обиделась.

Когда я сообразила, что стоит просто ему позвонить, было уже слишком поздно. Обида уже жгла горло и горьким комком застряла где-то в глотке. Теперь это было делом принципа.

– Отлично, просто отлично! – суетился доктор Милтон вокруг меня, убирая стетоскоп в саквояж. – Удивительно, насколько быстро ты идешь на поправку, никогда раньше не видел ничего подобного! Сейчас сделаем еще массаж и парочку упражнений и можешь на сегодня быть свободна.

Я покивала и положила ногу на кушетку так, чтобы доктору было удобнее. Лечебный массаж был не особо приятным, но ничего поделать было нельзя, мне хотелось как можно скорее избавиться от последствий перелома. Гипс мне уже сняли, но я до сих пор ходила, припадая на правую ногу. Со стороны все это выглядело, наверное, чудовищно, моя походка не отличалась грациозностью истинной леди. Я чувствовала себя настоящей старухой.

– Вот и все, Зои, – заключил доктор, помогая мне встать. Я стояла, покачиваясь, мышцы ноги горели, но это был очень приятный жар. – Уже совсем скоро от перелома не останется и следа. Можешь отдыхать.

Я поблагодарила доктора и направилась на второй этаж в поисках Гленна, он должен был находиться сейчас в кабинете, разбираясь с бумагами и счетами. К сожалению, с этим я не могла ему помочь, что удручало очень сильно – я как никогда чувствовала себя беспомощной и с ужасом думала о том, что было бы, если бы за мной не приглядывал Гленн.

В кабинете меня буквально прошило знакомое ощущение чужой чудовищной силы и явного раздражения. Явился-таки.

– Гленн, может тебе помочь? – нерешительно поинтересовалась я у опекуна, проигнорировав Хибари. Я еще не готова была разговаривать с ним, как ни в чем не бывало, была уверена в том, что наговорю лишнего.

– Не стоит, – мягко отозвался Гленн, послышалось шуршание, видимо, он перекладывал бумаги из одного угла стола в другой. – Лучше передохни перед занятием с учителем.

Неделю назад мы с Гленном, обсудив ситуацию, решили воспользоваться любезным предложением директора Ли и попросили его найти мне хорошего репетитора, который разбирается во множестве дисциплин. Когда дело касалось моей безопасности и безопасности усадьбы, Гленн становился истинным фанатиком, он отказался терпеть огромное количество постоянно приходящих-уходящих учителей, а один репетитор, который и английский хорошо знал, и с каллиграфией мог помочь, и в точных дисциплинах разбирался, был нашим общим компромиссом. С остальными же гуманитарными науками мы могли справиться и сами, у меня была хорошая память, Гленн же мог помочь с теми моментами, которые я в силу возраста понять не могла.

Потому теперь каждый день в три часа пополудни я занималась с репетитором. И, на удивление, он мне очень сильно помог во многом.

Не зная, куда податься, я застыла в нерешительности, придавленная к месту разлившимся по помещению раздражением. Хибари Кёя был не просто раздражен, он был в ярости, его гнев щупальцами расползался по комнате, пронизывая весь особняк и его окрестности. Вот что так сильно нервировало меня сегодня, видимо, Кёя в особняке находился с самого утра, и подсознательно я ощущала его давящую ауру. Я не знаю, что это было, действительно ли это была аура Кёи или дело касалось моей возросшей чувствительности, но я никогда не думала, что Кёя настолько силен. Видимо, в обычной жизни он старался сдерживать себя, но раздражение оказалось тем катализатором, которое проявило его чудовищную силу.

Передернув плечами, я вышла из кабинета, спеша оказаться подальше от раздраженного Хибари, сейчас мне было не по себе рядом с ним. Да и разговаривать нам пока было не о чем.

– Бетси! – крикнула я, нащупывая рукой фрисби на столике веранды. Издалека послышался радостный собачий лай и спустя минуту на меня налетела Бетси, чуть не повалив меня на пол. Я еле удержалась на ногах, когда собака запрыгнула на меня, положив свои передние лапы мне на плечи и начав вылизывать мне лицо.

– Нет, Бетси, нет, перестань! – смеялась я, пытаясь увернуться от вездесущего шершавого языка, но колли была очень настойчива. К сожалению, занятая лечением и обновлением знаний, я не могла слишком много времени уделять Бетси, потому каждый раз, когда я выделяла минутку на то, чтобы погулять с ней или поиграть, она встречала меня с неизменным радостным энтузиазмом.

– Ну, ну, хватит уже, – потрепала я по холке спрыгнувшую на землю Бетси. – Хочешь поиграть?

Когда спустя некоторое время на улицу вышел Гленн, моя рука казалась мне жутко неподъемной, даже энтузиазм Бетси несколько утих, она уже не рвалась за тарелкой изо всех сил, а лениво трусила, подбирала летающую тарелку и приносила мне.

[Хэлли]

7.1.

Когда спустя некоторое время на улицу вышел Гленн, моя рука казалась мне жутко неподъемной, даже энтузиазм Бетси несколько утих, она уже не рвалась за тарелкой изо всех сил, а лениво трусила, подбирала летающую тарелку и приносила мне.

Со вздохом я присела за стол, чувствуя, как Бетси устраивается у меня в ногах. Я нагнулась, потрепала ее по морде и повернула голову в сторону Гленна, подперев щеку рукой.

– Вам следует быть чуть снисходительнее, молодая госпожа. Это его обычное поведение, – не дожидаясь вопроса, произнес Гленн. Я поморщилась, неужели у меня все на лице написано? Или Гленн настолько хорошо меня знает? – У него правда были дела.

– Он мог позвонить, – обиженно произнесла я, отворачиваясь. Честно говоря, тему эту развивать мне совсем не хотелось, но Гленн в некоторых вопросах был на удивление настойчив и проявлял завидное упрямство. Очевидно, это был именно такой момент.

– Когда-то вы мне сказали, что знали, на что шли, когда подружились с Хибари Кёей.

– Я этого не помню! – застигнутая врасплох, воскликнула я, огорченная не только тем, что меня подловили, но еще и тем, что лишний раз напомнили об амнезии. Не верить Гленну я не могла – он мне никогда не врал. Мог недоговаривать, конечно, но никогда не предавал мое доверие. (По крайней мере, пока не предавал.)

– И вы отказываетесь от своих слов только потому, что забыли парочку вещей? – вкрадчиво поинтересовался Гленн. Я забыла, как дышать, закашлявшись, мое дыхание буквально перехватило от гнева. То, с каким пренебрежением он сказал о моем недуге и то, что он подразумевал под вещами…

– Ты забываешься, – процедила я, вскакивая со стула. Потревоженная Бетси едва успела убрать морду с моей ноги, глухо заворчав под столом.

– Простите, молодая госпожа, возможно я действительно позволяю себе лишнего, но Хибари Кёя не тот человек, который на коленях будет униженно просить прощения за долгое отсутствие. Вы просто потеряете время из-за своего упрямства и глупой обиды.

Я покачнулась и села обратно за стол, разочарованная собственным поведением. На что я рассчитывала в действительности? На то, что Хибари попросит прощения? Серьезно? «Хибари Кёя» и «просить прощения» едва ли укладываются в одно предложение, уже не говоря о том, что в его словаре такого словосочетания нет даже. Мне просто хотелось пожалеть себя, лелея собственную обиду. Я, опустив голову, мысленно кляла себя на все лады, больше всего чувствуя вину за то, что позволила себе разговаривать с Гленном в подобном тоне.

– Прости, – тихонько выдохнула я, зажмурившись и с силой сжимая в кулаках подол платья.

– Я все понимаю, – мягко сказал Гленн, – вы рассержены и обижены, но первое, чему я всегда учил вас, так это тому, что нельзя идти на поводу у эмоций и совершать опрометчивые поступки. Просто вы это подзабыли.

Где-то внутри я почувствовала досаду, потому что это был справедливый укор. В мягкой форме, конечно, но легче мне от этого не стало. Было тошно от самой себя, и я от этого неприятного чувства почти задыхалась.

– В последнее время у вас часто наблюдаются перепады настроения, – заметил Гленн, решив не развивать предыдущую тему разговора. Я тихонько перевела дух. – Вы постоянно находитесь в напряжении. Что-то случилось?

Все-таки не перестану удивляться тому, насколько Гленн хорошо меня знал. Вот только что бы он хотел услышать в ответ? Как описать свои расплывчатые ощущения на грани предвидения? А еще эти ежедневные нечеткие кошмары, которые выматывали и буквально выворачивали наизнанку…

– Просто меня замучило предчувствие. Это еще не случилось, это «что-то» должно произойти. Звучит очень странно, я понимаю, – прикусила губу я, не зная, как точнее описать свои чувства, – и совершенно антинаучно, но это что-то вроде интуиции. Она вопит о том, что должно произойти что-то плохое, и это «что-то» будет только началом.

Я кожей почувствовала недоумение опекуна, но добавить мне было нечего. Вполне возможно, что это было ложным предчувствием, которое было вызвано моим беспокойством за Хибари и постоянным напряжением. Да и что могло произойти в такой тихой дыре, как Намимори? Намимори был одним из тех маленьких городков Японии, в которых никогда ничего не происходило1. Здесь даже сплетницы были какими-то слишком тихими и добропорядочными, будто сошедшие со страниц типичных английских журналов об образцовых домохозяйках.

Когда я впервые после амнезии побывала в городе, я отметила, что в Намимори было неестественно тихо, и эта тишина, казалось, была создана искусственным путем. И если рассматривать городок с этой стороны, было очень опрометчиво называть Намимори типичным городом среди множества похожих на него. Но, скорее всего, мне действительно показалось.

– Ладно, оставим это, – «на время» повисло в воздухе. – Так вы собираетесь и дальше дуться или все же выясните, почему его так долго не было?

Я душераздирающе вздохнула, но Гленн был глух к моим мысленным мольбам, жестокий. Он внимательно разглядывал меня, я чувствовала направленное на меня цепкое внимание.

– Хорошо-хорошо, – подняла руки я в сдающимся жесте, – я уже иду. Не надо прожигать меня взглядом.

– Надеюсь на ваше благоразумие, – улыбнулся Гленн.

[Хэлли]

7.2.

Ну, с учетом того, что с благоразумием у меня в последнее время было туго, я не была уверена, что надежды оправдаются. Но я всеми силами собиралась следить за собственным языком – похоже, настал тот момент, когда мне придется обдумывать каждое слово, чтобы не ухудшить отношения с близкими людьми. Они ведь не виноваты в моем взвинченном состоянии.

И неудивительно, что Хибари так себя повел. Если он действительно был занят, то вряд ли у него было время на то, чтобы задуматься о том, что я буду беспокоиться. Он поступил так, как привык поступать всегда. Я же должна была действовать умнее и позвонить ему.

– Можно? – постучала я по косяку двери, обозначив намерение войти. Хибари ничего не ответил, но я посчитала молчание за согласие. – Ты занят?

– Занят, но могу сделать перерыв, – в тишине комнаты послышалось шуршание бумаги и скрип отодвигаемого стула. – Ты передумала обижаться?

Я вспыхнула, не зная, куда деться от стыда. Было бы гораздо легче, если бы он не заметил, я бы сделала вид, что ничего не произошло. Но нет, это же Хибари Кёя, он замечает все, просто бывают моменты, когда он проявляет немыслимую тактичность. Жаль, что не в этот раз, Хибари был слишком раздражен.

– Ты хочешь об этом поговорить? – вздохнула я, неприлично усаживаясь на стол, за которым сидел Хибари. – Давай просто закроем эту тему.

Хибари хмыкнул, но ничего не ответил, делая какие-то свои пометки на листе бумаги.

– Почему тебя так долго не было? – невзначай поинтересовалась я, беспечно болтая ногами. Послышался смешок, но я сделала вид, что ничего не заметила.

– Ты же хотела закрыть тему? – едко поинтересовался Хибари, ручкой постукивая по столешнице.

– Не увиливай, ты меня понял, – недовольно парировала я, задетая поведением парня. Это было не просто раздражением, Хибари Кёя был в бешенстве и едва сдерживался. Похоже, я поспешила пойти на перемирие, надо было дать парню остыть. Конечно, причиной его раздражения была не я, но сейчас это не имело значения. Я могла просто попасть под его горячую руку.

Хибари несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться и, похоже, совсем чуть-чуть ему это помогло: давящая аура уже не казалось такой давящей.

– В моем городе развелось слишком много наглых травоядных, – прорычал Хибари в ответ, я же недоуменно захлопала глазами, не понимая, о чем он говорит. – Этот город наводнили иностранцы, которые не знают свое место и устраивают много неприятностей и шума.

Я все еще не понимала, о чем говорит Хибари, но кое-что царапнуло мой слух, кое-что, о чем я давно его хотела спросить. «Мой город» – он говорил так, будто Намимори действительно находился в его собственности, при чем говорил об этом неоднократно.

– Хибари, я давно хотела спросить. Ты же не просто так живешь в этом городе? Я помню, ты рассказывал, что главное поместье вашего клана находится в Киото. И родители твои по большей части живут в Киото, здесь они бывают редко. Чем так примечателен Намимори, что наследник огромного клана живет, – «в такой дыре» хотела я сказать, но передумала, – здесь?

– Я вакагасира этого региона, – пояснил мне Хибари, но мое недоуменное лицо, видимо, говорило лучше всяких слов. Хибари фыркнул. – Наш клан, как и множество кланов Японии, глубоко традиционен и иерархичен. Недостаточно просто быть наследником, чтобы в будущем стать главой клана, оябуном, по традиции нужно пройти весь путь от рядового члена клана до должности главы. Наследник должен доказать, что достоин места главы, это наглядно покажет, что у наследника достаточно знаний, что он умеет уважать старейшин клана и вышестоящих лиц, что он умеет держать своих людей в узде, что у него есть навыки для управления кланом. Также это дает бесценный опыт. Когда я стану главой, – в голосе Хибари не было и тени сомнений, – это будет мне хорошим подспорьем. Вакагасира – региональный управляющий клана, под моим началом находится регион Тюгоку. Это средне-низшая ступень в иерархии.

– О, – протянула я, удивленная не самим рассказом, а редким красноречием Хибари. Надо не упустить момент, когда у него будет еще такую благодушное состояние поговорить? – Разве Хиросима не является центром этого региона? Почему тогда именно Намимори?

– Мне нравится Намимори.

Почему-то я была не удивлена, глубокому мизантропу и социопату Хибари вряд ли бы понравился наполненный шумом и гамом новенький отстроенный Хиросима или вечно не спящий взбалмошный Окаяма. Пожалуй, я теперь даже понимала, почему Намимори настолько неестественно тихий городок. Просто мизантроп и социопат Хибари наводит здесь порядки в меру своего понимания.

Бедный город.

– Так что на счет «наглых травоядных»? – вернулась к старой теме я, пытаясь сообразить, не об этом ли наводнении иностранцами тихого городка твердила мне интуиция?

– Как ты понимаешь, все новые люди, что появляются в городе, проходят через меня. Будь то школа с дисциплинарным комитетом или администрация. Всеми бумагами школы мне приходится заниматься собственноручно. С переведенными учениками слишком много проблем, – в голосе Хибари было отчетливо слышно недовольство. Вообще удивительно, что вакагасира занимается подобным, но, наверное, на то есть причины? Возможно он лично хочет контролировать школу? Связано ли это с приезжающими в Намимори иностранцами?

– Из каких стран приехали? – с любопытством поинтересовалась я.

– Из Италии.

«Мафия», – внезапно поняла я. Если говорить об Италии, то мне тут же вспоминались мафиозные семьи наподобие клана Хибари. Может ли это быть простым совпадением?

Хибари тихонько фыркнул, видимо, весь мыслительный процесс был написан у меня на лице.

– Только держи свои размышления при себе. И будь осторожна.

– Я же нахожусь под покровительством вашего клана. И все равно ты думаешь, они представляют для меня опасность? – удивилась я.

– Возможно, – Хибари помолчал, о чем-то размышляя. – Поменьше бывай в городе и старайся не иметь дел с незнакомцами.

– Хорошо, я постараюсь, – покладисто согласилась я. Все-таки Хибари очень редко паниковал и всегда рассуждал здраво, потому его предупреждение должно было быть на чем-то основано. Не поэтому ли Гленн так неохотно впустил в усадьбу даже одного несчастного репетитора? Потому что, как и Хибари, знал о чем-то, о чем не знала я? Все-таки в этом плане Кёя и Гленн были очень похожи, они редко преувеличивали и всегда говорили как есть. И часто недоговаривали, чтобы не тревожить меня.

Хибари тяжело вздохнул, пододвигая к себе стопку пергамента, и на меня нашло озарение: вот в чем состояла причина его невероятной разговорчивости, он все оттягивал момент возвращения к бумагам! От неожиданной догадки я даже подавилась смешком, но решила оставить свои домыслы при себе, а то прибьет и не заметит. Настроение у него сегодня противоречивое.

– Может тебе чем-нибудь помочь? – конечно, я мало чем могла помочь в силу особых обстоятельств, но может немного дружеского участия поднимет ему настроение?

– Хм, – задумчиво протянул Хибари, внимательно разглядывая меня. Сначала Гленн, теперь Кёя, плохая тенденция. – Можешь.

Я уже было хотело огорчиться ожидаемому ответу, но только спустя пару секунд до меня дошло, что Хибари ответил совсем не так, как я того ожидала. И чем же?

– В город приехала ученица моего наставника. Я не могу за ней постоянно присматривать, у меня нет на это времени. А оставлять ее на чужих людей… Она, конечно, ребенок самостоятельный, но мне бы этого не хотелось. Да и мастер будет недоволен. Приютишь ее на некоторое время?

– Конечно! – радостно согласилась я. Гленну это, конечно, не понравится, но почему-то я была уверена в том, что эта девочка ребенок необычный. – Ты никогда не говорил, что у тебя есть наставник.

– Мастер Фонг редко появляется. Он является дальним родственником нашей семьи и живет в Гонконге, изредка путешествуя по миру. Вполне возможно, что скоро ты с ним познакомишься. В Намимори стало слишком неспокойно, он не сможет это игнорировать.

Спрыгнув со стола, я нервно повела плечами. Мне очень хотелось верить, что все опасения в итоге окажутся беспочвенными.

[Хэлли]

8.

* 8 *

«Что такое слепота? Там, где должна быть стена, руки проваливаются в пустоту.
Там, где должна быть пустота, ударяешься ногой о ножку стола.
На улицах рычат машины, листья шелестят в небе, кровь стучит в ушах»
© Энтони Дорр «Весь невидимый нам свет»

Чен И-Пин была очаровательным пятилетним ребенком родом из Шанхая. К сожалению, она совсем не знала языка, едва знала парочку разговорных предложений на английском языке, потому нам пришлось приставить к ней одну служанку, говорящую на китайском языке, в качестве няньки и переводчика по совместительству. Нам очень повезло, что у нас был такой человек, иначе нам пришлось бы объясняться с ребенком на пальцах.

И-Пин была скромной и вежливой до одури, по ней сразу было понятно, что её обучением занимались, её воспитывали, более того, она неплохо владела боевыми искусствами для своего пятилетнего возраста. Потому я совсем не понимала того, почему ее одну без всякого сопровождения отправили в чужую страну, туда, где о ней почти некому было позаботиться? Если не считать Хибари Кёи, конечно, что было довольно условно, потому что Хибари в силу своего характера и нежелания подставлять девочку под разборки якудза мог и отказать в помощи. На что рассчитывал этот неведомый мастер Фонг, о чем он думал, когда отправлял маленькую несчастную И-Пин в чужую страну без денег и поддержки? Когда Хибари говорил о том, что И-Пин девочка самостоятельная, я думала, что он имел ввиду подростка примерно моего возраста, может на пару лет младше. Но не пятилетнего ребенка!

Я жаждала увидеть этого неведомого мастера не только, чтобы поговорить с человеком, который учил Хибари, но и для того, чтобы высказать ему все, что думаю о нем. И я не собиралась выбирать выражения, потому что внутри меня с самого приезда ребенка буквально кипел разъяренный проснувшийся вулкан. Я не могла в полной мере вылить все на Хибари, потому что он не совсем был виноват, но даже он не избежал суровой отповеди. Если его мастер был настолько безответственен, Хибари следовало самому позаботиться о девочке!

Вот только на Кёю едва ли это подействовало, с каменным лицом он выслушал высказанное мной недовольство и единственным его ответом было:

– Мастер знает, что делает.

После этого моя злость только возросла и все копилась и копилась, лавой грозя перелиться через вулканический кратер. Но Хибари я больше ничего не высказывала, понимала, что бесполезно. И в принципе с ним с того момента не разговаривала. Опять боялась наговорить лишнего.

Вообще напряжение в усадьбе можно было потрогать рукой: постоянно раздраженный Хибари, рычавший на всех и каждого и зашивавшийся с бумагами, раздраженный ситуацией Гленн, которого нервировало нахождение стольких чужих людей на территории усадьбы и недовольная я.

С Гленном же был отдельный разговор, он долго не соглашался приютить девочку, пока я не поставила его перед фактом, потому его настроение тоже было на нуле. Следовало извиниться за такое наглое неблагодарное поведение перед человеком, который искренне за меня беспокоился, но я была пока слишком поглощена другими своими мыслями. И не могла найти подходящих слов, потому что была уверена, что в этот раз Гленн точно на меня обиделся.

Единственным человеком, кто вносил гармонию в атмосферу нашего дома, была И-Пин. Когда Хибари мне только рассказал о девочке, я подумала, что это будет кто-то очень сильно похожий на Хибари: со вспыльчивым характером, со своими тараканами в голове, с чудовищной силой. Уже строила планы по укрощению еще одного хищника, но реальность невероятно меня удивила: как у одного человека может быть два таких непохожих друг на друга ученика?

После этого мне еще больше захотелось встретиться с мастером Фонгом.

И-Пин мысленно у меня ассоциировалась со спокойной степной рекой, в ней не было речных порогов, но в ней было довольно сильное течение, которое любого человека утягивало за собой. Это и привлекало меня в ней: крепкий внутренний стержень и твердый взгляд на жизнь. Она крепко стояла на ногах, и это поражало больше всего, как может быть маленькая пятилетняя девочка быть такой независимой и в чем-то мудрой?

[Хэлли]

8.1.

Она мне очень нравилась и что бы там ни думал Гленн, я не жалела, что впустила И-Пин в свой дом.

Занятая своими мыслями, внезапно я услышала грохот вдалеке. Коротая время до прихода репетитора, я решила провести этот теплый день на улице вместе с Бетси, в том месте, где Хибари обычно проводил свои тренировки. Место было уединенное, совсем недалеко от усадьбы, к тому же все домашние знали: если они не смогли найти меня в поместье, значит я нахожусь на тренировочной полянке и наслаждаюсь солнечными ванными, книгой и нежащейся под боком собакой. Хибари сейчас был в городе, разбираясь с делами Дисциплинарного комитета, потому я могла быть уверена, что никто меня здесь не потревожит хотя бы до обеда. Хотелось побыть одной и немного поразмыслить.

Вдали опять послышался грохот. Бетси возмущенно гавкнула, я же настороженно замерла, чутко прислушиваясь к необычному в этих местах звуку: это было похоже на взрыв?.. Я в замешательстве помотала головой, недоумевая, откуда в такой глуши могли ни с того ни с сего что-то взрывать. Я точно знала, что никаких строительств вдали от Намимори не затевалось. Гленн дотошно отслеживал любую информацию, потому это не мог быть звук бурения скалы или скважины, к примеру. Может, простой оползень? Вот только едва ли в это верилось – звук был коротким и резким, к тому же последний дождь был две недели назад.

Я отложила книгу, все равно мысли были где-то далеко, и, вместо того, чтобы наслаждаться психологической литературой, я бездумно водила пальцами по шрифту Брайля, неспособная сосредоточиться ни на одном предложении. Нужно было возвращаться, найти Гленна и попросить прощения, но шевелиться совсем не хотелось. И просить прощения тоже не хотелось.

Рассеяно зарываясь в длинную собачью шерсть, я упустила момент, когда Бетси напряглась, привстала на все четыре лапы, ощерилась и начала яростно предупреждающе рычать в ту сторону леса, откуда слышны были взрывы. Живот сжался в маленький тугой комок, я обмерла от страха, не зная, что делать.

С тех пор, как я осознала себя как Зои Лоуман, я всегда находилась в тепличных условиях. Гленн, Кёя, родители, чета Хибари – все они, родные мне люди, создали для меня отдельный мир, огражденный от реального, в нем я жила, как в пузыре. В нем я могла не беспокоиться о том, что кто-то может меня обидеть, в нем не было неприятных шепотков за спиной, в нем я могла повернуться спиной и быть уверена, что в нем не окажется предательского ножа. Это был купол, в котором Гленн и Кёя прятали тепличный цветок – меня. Прислуга тщательно проверялась, все работники усадьбы находились под неусыпным контролем.

Было несколько правил в усадьбе, которые работники обязаны были соблюдать. Первое: все, что происходило за дверьми усадьбы, оставалось там же. Работник был обязан держать язык за зубами и не распространять информацию о том, чем живет усадьба на Песчаных холмах. Второе: работникам запрещалось сплетничать, а, особенно, обсуждать меня. Возможно, Гленн думал, что я ничего не вижу и не слышу, но я ведь знала, что за месяц, прошедший с моего пробуждения, было уволено целых три служанки, не считая ту, из-за ребенка которой я свалилась с лестницы. Вообще служанки в усадьбе никогда не задерживались надолго, потому я старалась к ним не привязываться и их имен не запоминать.

Потому, когда я натолкнулась на мамино равнодушие, меня это настолько ошеломило. И потому сейчас я не могла пошевелиться, у меня совсем не было опыта в реагировании на чрезвычайные ситуации. Что я должна была сделать? Бежать скорее к усадьбе? Или остаться на месте, надеясь, что меня обойдут стороной все проблемы? Протяжное рычание Бетси на одной ноте только усугубляло ситуацию, действуя на нервы и усиливая панику.

Под действием адреналина пришло осознание того, насколько я беспомощна. И это было самое страшное в моей слепоте. Да, я не могла видеть лица моих родных и мне было очень трудно представить, как они выглядят на самом деле. Да, я не могла полно ощущать мир, как другие, нормальные, люди, в какой-то мере я была ущербной. И это было грустно, но не смертельно. Но беспомощность была моей ахиллесовой пятой. Что бы было со мной, не будь я дочерью богатых родителей, не будь Гленна рядом со мной? И что со мной может случиться сейчас, когда я в полной мере не могу осознать и проанализировать ситуацию?

– Хи-и-и! – протянул кто-то в испуге. Внутри меня с резким звуком лопнула туго натянутая пружина, все тело настолько резко затопило облегчение, что даже закружилась голова. Ноги превратились в вязкое желе, и я плюхнулась на пятую точку, на автомате держась за собачью шерсть. Бетси даже перестала рычать, озадаченная моим поведением.

В голове был вакуум, но главное я для себя все же извлекла: голос был подростковый, мальчишеский, испуганный, и это был не медведь и не какой-нибудь якудза. Опасности на самом деле не было, просто Бетси защищала хозяйку от человека, которого не знала. Бетси осторожно лизнула мою руку, пытаясь достучаться до впавшей в ступор меня. Я встряхнулась и, пытаясь взять себя в руки, осторожно встала. Нужно было проверить, кто забрел на территорию нашей усадьбы и, если он заблудился, помочь ему.

– Тише, тише, девочка, – я успокаивающе погладила Бетси по голове. – Все хорошо, не рычи только. Проведи меня.

– Эй! Тут кто-то есть? – послышался неуверенный голос. Доносился он откуда-то из леса, потому я осторожно двинулась вдоль кромки поляны, цепляясь одной рукой за шершавые стволы деревьев, другой рукой за мягкую собачью холку. Бетси глухо ворчала, но все равно вела меня к насторожившему ее незнакомцу, как будто на своем собачьем выговаривала хозяйке за опрометчивость и неосмотрительность, мало ли кем мог оказаться незнакомый человек. Вот только я не могла иначе: в голосе незнакомого парня я отчетливо услышала боль. Ему нужна была помощь.

Чуть углубившись в лес, я услышала чужой стон, человек был уже совсем близко. Ноги сами ускорили шаг, но вскоре я за это поплатилась, носком зацепившись за выпирающий из земли корень дерева и чуть не пропахав носом землю. Едва успела уцепиться за рядом стоящее дерево. Повезло.

– Как бы Чип и Дейл по дороге не убились, – с сарказмом проворчала я. Стоило, наверное, все же вернуться в поместье и прийти сюда уже вместе с Гленном, но такой простой вывод, к сожалению, не родился в моей голове на десять минут раньше. Мозг отказал, видимо.

– Эм, – недоуменно протянул незнакомец, и я почувствовала, как он уставился на меня. Наверное, не ожидал, что встретит кого-то в глухом лесу. Бетси звонко тявкнула, послышался треск веток, видимо, мальчик собаку боялся и непроизвольно отпрянул назад.

– Бетси, тише! – строго приказала я. – Ты его пугаешь.

[Хэлли]

8.2.

– Бетси, тише! – строго приказала я. – Ты его пугаешь. Не бойся, она не злая, просто настороженно относится к чужим людям. Я Зои, Зои Лоуман. Удивительно встретить человека так глубоко в лесу, полном диких животных. Я слышала про случаи, когда люди, выбираясь в лес в летний сезон в этих местах, натыкались на медведей.

– В этом лесу есть вещи и пострашнее, – упавшим голосом ни к кому конкретно не обращаясь произнес парень. Я недоуменно приподняла брови, не понимая, что он имел ввиду, но продолжать свою мысль он не стал. – Меня зовут Савада Тсунаеши, мы с ребятами решили пойти в поход и вот…

– Вы забрались слишком глубоко в лес, Савада Тсунаеши. Это опасно. Тебе очень повезло, что ты наткнулся на нашу усадьбу.

– Усадьбу?.. – переспросил Савада. За густым лесом усадьбу на Песчаных холмах наверняка не было видно, потому мне было понятно его сомнение.

– Да, усадьбу. Невероятное везение, – усмехнулась я. – Ты поранился, блуждая по лесу? Что болит?

– Я, кажется, вывихнул ногу.

– Вот как… – я потеребила тонкую косичку у виска, не зная, что делать. Вернуться в поместье за помощью, оставив Саваду здесь? Или побыть рядом с парнем, пока меня не хватятся в поместье? Долго придется ждать, аж до вечера.

– Протяни мне руку, – приняв, наконец, решение, приказала я, протягивая свою. По голосу Савада был совсем близко, удивительно, как я умудрилась не наткнуться на него. Я почувствовала зависшее в воздухе замешательство и, кажется, смущение чуть-чуть? Но заострять на этом внимание было некогда.

Дрожащая рука Савады Тсунаеши вся была в порезах, пластырях и мелких ранках, это говорило о нем как человеке неуклюжем и невезучем. Неудивительно, что он заблудился в лесу, к тому же еще так далеко от Намимори, потому что я точно знала, что наша усадьба находится в сорока километрах от города.

Я осторожно, опираясь на чужую руку, села рядом, устраиваясь поудобнее.

– Сейчас ты покажешь мне, где у тебя вывих.

Савада, кивнул, я почувствовала только резкое колыхание воздуха.

– Кажется, ты совсем не удивлен, – заметила очевидное я, и, кажется, очередной раз ввела своего собеседника в состояние ступора. Сначала он не понял, о чем я говорю.

– Я видел тебя… вас в школе Мидори недавно.

– О, в тот раз.

Это когда мы с директором Ли разговаривали? Так вот, кто был тем парнем, что чуть не просверлил во мне дырку. Мир тесен, что ни говори. Какова вероятность того, что я встречу глубоко в лесу знакомого незнакомца? Хибари, наверное, будет в ярости. После недавнего разговора об опасности и осмотрительности я в очередной раз влезла в какую-то непонятную историю.

– Обращайся ко мне на «ты». И называй меня лучше по имени или фамилии, без этих ваших суффиксов. Не очень люблю всю эту японскую официальщину.

Я сосредоточилась на прощупывании опухшей ноги. Савада ойкал и айкал, но едва ли это было похоже на смещение кости в суставе. За то время, что доктор Милтон лечил меня и проводил реабилитацию, он также немного подтянул меня в оказании первой помощи. Я, конечно, нахваталась поверхностных знаний, но отличить растяжение от вывиха я вполне могла.

– Это не вывих, это больше похоже на растяжение. Если бы это был вывих или перелом, боль была бы адская. Может ты чувствуешь тошноту? Голова не кружится?

– Да ничего та… Хи-и?!!

Я приложила руку ко лбу Савады, но день был настолько жарким, что едва ли я что-то почувствовала. Потому я приблизилась к Саваде и приложила губы к его лбу, пытаясь определить, нет ли температуры. Навскидку вроде не было.

– Температуры нет, жить будешь, – кивнув своим мыслям, провозгласила я.

– Лоуман-нюйши*!!! – послышался знакомый голос со стороны полянки. – Лоуман-нюйши, где вы?

Я скривилась, но, к сожалению, отучить скромную и очень вежливую И-Пин от японских и китайских суффиксов было также невозможно, как отучить Хибари от высокомерия и снисходительности. Этот диагноз был неизлечим. Меня, конечно, корежило, но маленькой милой И-Пин это было простительно. Да и в чужой монастырь со своим уставом… Приходилось мириться.

– Я здесь! – крикнула я. И-Пин была, пожалуй, моим спасением, очень удачно, что она решила меня найти. Можно было послать ее в поместье за аптечкой и Гленном.

– И-Пин? – удивился Савада.

– Вы знакомы? – склонила голову к плечу я. Похоже, Хибари убьет меня, если узнает.

– Тсуна-сан! Лоуман-нюйши! Что здесь произошло? Что вы здесь делаете, Тсуна-сан?

Я звонко хлопнула рукой себе по лбу в приступе злого обреченного веселья. Хибари убьет меня, точно убьет. Я никогда не перестану находить себе приключения на пятую точку на ровном месте. Надеюсь, мне удастся уговорить Гленна и И-Пин не говорить Хибари об этом досадном инциденте.


Справка:
* – «госпожа», вежливое обращение в китайском языке. Также в дальнейшем будет использоваться «лаоши» применительно к Фонгу: дословно это «мастер Фонг».
Примечание автора: Осознала свою ошибку я слишком поздно. Решила пересмотреть шестнадцатую серию для написания главы и поняла, что действие этой серии происходит зимой( А у меня в фанфике сейчас только за сентябрь перевалило. Оставлю так, как есть. Ничего страшного не случится, если я чуть смещу действие канона.
И, раз уж менять канон, то менять по-крупному. Тсуна отбился от ребят после того, как они упали с моста. И растяжение он тогда же получил.
Блин, пересмотрела и поняла, что уже забыла совсем, какая же трава этот «Реборн» XDD

[Хэлли]

9.

По понятным причинам я не видела здание больницы собственными глазами, но мне вполне хватало комментариев Гленна и восторженных охов впечатленной И-Пин. Больница в маленьком городке Намимори поражала воображение своими размерами, начищенными до блеска полами, новенькой медицинской аппаратурой и кристальной белизной стен. Кёя рассказывал, что в инфраструктуру города вкладывались огромные деньги кланом Хибари, но я никогда бы не подумала, что настолько большие.

Больница в Намимори состояла из двух корпусов, один четырехэтажный корпус обслуживал несовершеннолетних посетителей, это было отреставрированное и обновленное здание старой больницы, новый же корпус в девять этажей обслуживал всех остальных. Если учесть, что функционировала вся эта махина по большей части благодаря благотворительности, это впечатляло. Я не могла себе представить, окупаются ли подобные траты? Хотя, если вспомнить, Гленн говорил, что лечение в Японии очень дорогое. Мне трудно было судить об этом, потому что наша семья редко пользовалась услугами чужих докторов.

Я осторожно ступала по скользкому полу, ухватившись за рукав Гленна, стараясь не поскользнуться. И-Пин ступала по другую сторону от Гленна, держась за его штанину. Картину мы, наверное, составляли уморительную, но на нас никто не обращал внимание, докторам и медсестрам, скорее всего, некогда было любопытствовать, а пациенты встречались нам слишком редко, ничьего направленного внимания я не чувствовала.

– Добрый день. Мы хотим навестить Хибари Кёю из двухсот двадцать четвертой палаты, это возможно? – спросил Гленн, вежливо улыбаясь. Я почувствовала направленное на нашу разношерстную компанию жгучее любопытство и, передернув плечами, взяла И-Пин на руки, стараясь оградить ее от чужого внимания. Из-за стойки отчетливо тянуло сладкими духами, нешуточным волнением и пробивающимся сквозь эту приторность запахом сигарет. Я поморщилась. Как могли кого-то подобного поставить на ресепшн больницы? Разве человек за стойкой приемной не должен быть лицом всей больницы? Следует попенять Кёе на это, ему либо эта девушка не повстречалась, либо он пустил все на самотек.

– Я не думаю, что это возможно… – неуверенно прохрипела молодая медсестра, не зная, что делать. Я ее понимала, нелюдимый Кёя вряд ли бы смог вытерпеть внезапных нежеланных посетителей, он бы скорее разнес больницу по камешку и нарушающих его покой визитеров вместе с ней. Но девушка на ресепшене мне все равно не нравилась, и посочувствовать я ей не могла. – Давайте я позвоню директору и уточню этот вопрос?

Я вздохнула и присела вместе с И-Пин на стул, устраиваясь поудобнее, Гленн же остался стоять у стойки регистрации, ожидая разрешения ситуации. Внутри заворочалось глухое раздражение, я была готова прорываться к Кёе с боем, если понадобится. И-Пин в моих руках тоже напряглась, видимо, интуитивно уловив мое настроение.

– С Хибари все будет хорошо, – погладила я ее по голове, растрепав куцую косичку.

Надо будет заставить ее отрастить волосы, невпопад подумала я. А то это хлипкое безобразие на ее голове вводило меня в состояние ступора и неконтролируемой злости. Куда только смотрел этот мастер Фонг?! Впрочем, о чем это я? Мужчины! Едва ли они понимают, насколько важно для девушки иметь красивые волосы.

И, кстати об И-Пин, раз уж мы в больнице…

– Простите покорнейше, Лоуман-сан, за задержку, если бы вы сразу сказали свою фамилию, вас без вопросов пропустили бы к Хибари-саме. Он уже давно отдал распоряжение на счет вашего прихода.

– Эм, прошу прощения, мы, кажется, незнакомы… – я встала, ссадив И-Пин на скамейку.

– Я Джун Ринтаро, директор этой больницы. Познакомиться с вами для меня большая честь.

Пожимая руку директору больницы, я отметила, что ладонь у него была сухой и мозолистой, видимо, он занимался каким-то спортом, которому уделял много свободного времени. От него совсем не пахло одеколоном, и это только добавило ему моей симпатии. Интересно, что такого наговорил ему Хибари, что директор искренне польщен знакомством со мной?

– Приятно познакомиться, – доброжелательно улыбнулась я, расправляя складки на пышной юбке. – И ничего страшного, все, что ни делается, все к лучшему, директор Джун. Я как раз хотела спросить у вас, к какому офтальмологу отправить мою подопечную. Вы же понимаете, что он должен быть лучшим.

– Конечно-конечно! Можете быть уверены, в нашей больнице работают только профессионалы своего дела, но я направлю вашу подопечную к лучшему из них. Медсестра вас проводит.

Я присела на корточки перед И-Пин и отчетливо почувствовала, насколько она была растеряна. Но я была твердо убеждена в том, что ей нужна помощь высококлассного специалиста. И готова была стоять на своем. Мне совсем не нравилось то, что уже в пять лет у маленькой И-Пин было настолько плохое зрение. Не хотелось бы мне, чтобы этой девочке была уготована та же участь, что и мне. Никому, даже заклятому врагу, подобного не пожелаешь.

– Только не спорь, пожалуйста. Я в ответе за тебя перед твоим мастером и Хибари и буду выполнять свои обязанности со всем усердием.

– Хорошо, Лоуман-нюйши, – вздохнув, произнесла И-Пин.

– Гленн, присмотришь?..

Гленн был недоволен, но не сказал и слова поперек, взяв И-Пин на руки и направившись за медсестрой. Я вздохнула свободнее, встала с корточек и вдруг осознала, что проводить меня теперь некому.

– Если вы не против, я проведу вас, Лоуман-сан.

– С удовольствием приму вашу помощь, директор Джун.

Я протянула руку мужчине напротив меня, он осторожно подтянул меня к себе, положив мою руку на сгиб своего локтя, и мы чинно, никуда не торопясь, двинулись в сторону двести двадцать четвертой палаты, ведя неспешный разговор.

– У вас всегда так шумно? – поинтересовалась я, когда услышала грохот непонятного происхождения. Это же не был взрыв? Не был же?..

– О, простите, сегодня к нам поступил очень беспокойный пациент, – смущенно закашлялся директор Джун, затянув меня в кабину лифта и нажав нужный этаж. – Все никак не можем его утихомирить, он целый день продолжает создавать нам проблемы.

Я невольно задумалась, как на подобный шум мог отреагировать Хибари, фанатично любящий тишину. Бедные сотрудники больницы. Бедный пациент. Не из-за этого ли стоял такой грохот?.. Хибари Кёя в обычном своем состоянии не отличался особым человеколюбием, а уж в простуженном…

И да. Хибари Кёя действительно заболел.

Это казалось невероятным. Эта новость вводила меня в когнитивный диссонанс все то время, пока мы с Гленном и И-Пин добирались до больницы. Более того, Хибари Кёю свалил не какой-нибудь смертельный вирус, токсичный яд, введенный в кровь, или порция радиации, а совершенно банальная простуда. Я чувствовала, как мой мир трещит по швам, ведь Хибари Кёя простудился! Такое вообще возможно?

Наверное, у меня были слишком странные представления о том, что из себя представлял Хибари Кёя, но он всегда мне казался тем человеком, которому все по плечу. И которого едва ли может подкосить банальная простуда. Я бы скорее поверила в то, что Хибари таким образом решил себе устроить отпуск после двух ужасно напряженных недель, а простуда была скорее предлогом.

[Хэлли]

9.1.

Верилось в это больше.

– Ну вот и палата двести двадцать четыре. Присаживайтесь, Лоуман-сан, – усаживая меня на удобный мягкий стул, шепотом произнес директор Джун. Похоже, Хибари спал, дыхание его было размеренным, словно он находился в глубоком сне. Удивительно, как мы его не разбудили.

– Огромное спасибо, директор Джун. Вы мне очень помогли, – также шепотом поблагодарила Джуна Ринтаро я.

– О, не стоит, Лоуман-сан. И да, по окончанию осмотра медсестра отведет вашу подопечную и ее сопровождающего к вам. Можете не беспокоиться.

Когда шаги директора больницы затихли вдали, я смахнула челку с глаз, наощупь нашла вместительную тумбочку около койки Кёи и поставила пакет с фруктами на нее. Сок же запихнула внутрь тумбы, чтобы он не мешался и, не дай бог, не упал, я вполне могла совершенно случайно смахнуть его локтем, забывшись.

– Терпеть не могу грейпфруты.

– Совершенно зря. Грейпфруты укрепляют иммунную систему, обладают жаропонижающим и бактерицидным действием. Тебе сейчас не помешало бы, – наставительно произнесла я, повернувшись к Кёе. – Хотя по тебе не скажешь, что ты болеешь. Голос совсем не простуженный.

Я положила руку на свой лоб и, запоминая уровень температуры, быстро приложила руку ко лбу Хибари. Я была права! Не было у Кёи никакой простуды!

– Как не стыдно главе дисциплинарного комитета отлынивать от своих обязанностей, – ехидно пропела я, торжествуя в душе. Ох, я этот случай надолго запомню и буду каждый раз Кёе о нем напоминать. Я не злая, просто память у меня хорошая!

– Вообще-то температура была, – невозмутимо, не обращая внимания на мои язвительные обвинения, сказал Хибари. – Просто ее уже сбили.

Самое интересное, что он даже не пытался оправдываться, видимо, действительно решил себе устроить небольшой отдых. Удобно, когда директор больницы у тебя на коротком поводке. Я хмыкнула, пошарила рукой по поверхности тумбы, нащупала нож (чуть об него не порезалась!) и мстительно сцапала грейпфрут из пакета, намереваясь его почистить.

– Дай сюда, – недовольно приказал Хибари, выхватывая у меня из рук фрукт и нож.

– Эй!

– Все пальцы себе отрежешь, – ворчливо отозвался он, сосредоточенно чистя фрукт. Я чуть не расплылась в умилении, растроганная его заботой. Какой же все-таки Кёя бывает лапушкой! Ладно, не буду ему ничего припоминать.

– Ты же не любишь грейпфруты, – заметила я, довольно улыбаясь.

– Тебе его скормлю, а то лицо больно довольное.

Я хихикнула, ничего не ответив. Похоже, пребывание в больнице пошло ему на пользу. Он перестал бросаться на людей, а ворчливым он был всегда, от природы, я уже к этому привыкла. И как мне этого не хватало в последнее время! Общаясь подобным образом, перебрасываясь колкостями, я чувствовала какое-то невероятное единение душ и уют между нами. Осталось еще с Гленном помириться, и жизнь станет прекрасней во сто крат.

– О, кстати, я тебе несколько книг принесла. Подумала, что тебе здесь скучно, – из того же пакета с фруктами я вытащила парочку книг в мягкой обложке. На свой вкус пришлось выбирать, но Хибари настолько заядлый книгоман, что для него любая книга в радость, только если это не какой-нибудь типичный женский роман. Пожалуй, в этом мы с ним были очень похожи.

– Хм, – довольно хмыкнул Хибари, беря у меня книги из рук и положив их под подушку (по крайней мере так я мысленно расшифровала те шорохи, который слышала с больничной койки). – Они очень кстати. Я, конечно, нашел себе какое-никакое развлечение, но надолго его не хватит.

– Развлечение? – подозрительно переспросила я, чувствуя подвох. Теперь, когда Хибари сказал, разве это не чье-то прерывистое дыхание раздается в противоположном углу? При чем, кажется, человек там не один. То есть, когда я думала о том, что Хибари разнесет больницу по камешку, я была недалека от правды, что ли?!

– Хибари, – убийственно спокойным тоном произнесла я. – Только не говори мне, что здесь в углу валяется груда бессознательных избитых мужиков.

Этот поганец только хмыкнул и продолжил чистить грейпфрут дальше. У меня от злости аж сознание помутилось, я готова была взорваться в любой момент. Хибари, конечно, своеобразный человек и у него есть некоторые… потребности, я это понимаю, но всему же, черт побери, должен быть предел?!! И директор был здесь! Был! Его тоже все устраивает?!

– Хибари.

Кажется, мой серьезный тон Хибари очень не понравился. Наверное, понял, что запахло жареным. Хотя не жареным скорее, кажется, что запахло озоном.

– Успокойся. Они сами нарвались.

Я принялась дышать на счет. Раз, два, три, на какую там цифру вдыхать надо?! Если я сейчас задохнусь, это все будет вина Хибари. Четыре. Глубокий вдох. Этот Хибари Кёя меня в могилу сведет! Раз, два, три, четыре, длинный выдох. И опять глубокий вдох на четыре счета.

После трижды повторенного этого упражнения я чувствовала себя относительно спокойной и способной и дальше встречать удары судьбы, преподнесенные мне Хибари Кёей. Хибари все это время насмешливо изучал меня, но я старалась не обращать на это внимание, иначе вся дыхательная гимнастика полетела бы коту под хвост.

– Я надеюсь, что трупов здесь нет, – я намотала прядь волос на руку, таким образом пытаясь унять нервозность.

– Если бы были, дисциплинарный комитет давно бы от них избавился.

[Хэлли]

9.2.

Я звонко шлепнула себя по лбу, пытаясь сильно не вникать в слова Хибари, хотя говорил он серьезно, без намека на улыбку. То есть, если понадобится, если подобная ситуация случится…

– Не хочу об этом говорить. И думать об этом тоже не хочу, – пробурчала себе под нос я, принимая половинку грейпфрута и сосредоточившись только на ней. Между нами ненадолго повисла напряженная тишина, но внезапно за окнами больницы послышался еще один взрыв. При чем слышался он как-то приглушенно, но я была уверена, что произошел он совсем близко.

– Что за черт?.. Эм, Хибари, это что, окна со звукоизоляцией? – с недоверием в голосе пораженно спросила я. Господи, да сколько же денег они вбухали в эту больницу?

– Вообще-то да. Сиди тут.

Уже совсем спокойно я отметила, что кого-то будут бить. И, вполне возможно, не бить, а забивать до смерти. Хибари не терпел, когда кто-то пытался нарушать дисциплину на его территории, а уж тем более он не будет терпеть попытки кого бы то ни было разрушить больницу, когда в нее было вложено столько денег и сил. Неудивительно, что он так привязался к Намимори. Вполне возможно, что поначалу для него это был один из многих городков, что находился под его юрисдикцией, но теперь, когда он собственноручно многое изменил здесь, для него целый Намимори воспринимался как дом, как собственная крепость, созданная потом и кровью. Именно поэтому ему было не все равно.

– Хи-и-и! – вот только это разве не голос Савады сейчас был?

Я рванула на выход, чуть не вписавшись в дверной косяк. Не упала и ни в кого не врезалась я, наверное, только чудом. Хотя, если подумать, чудо это наверняка звали «Хибари Кёей», потому что, я уверена, едва Хибари показался в коридоре, все посетители, пациенты и медсестры попрятались по кабинетам и палатам. Он иногда своей аурой пугал даже меня.

– Я тебя предупреждал, травоядное!

– Успокойся, Хибари, ничего же не случилось, – успокаивающе произнесла я, по стеночке приближаясь к двум парням.

– Я тебе приказал сидеть в палате, – прорычал Хибари, повернувшись уже в мою сторону, надвигаясь с неизбежностью айсберга. Он бы мне, конечно, ничего не сделал, но я все равно отступила на шаг назад. Это, наверное, его и отрезвило, потому что его пугающая аура уже не давила так сильно, но я все равно ее чувствовала где-то на периферии.

– Зои-сан! Бегите!

Идио-о-от. Я застыла, не зная, как на всю эту ситуацию реагировать, бежать сейчас или ждать смерти, которая настигла бы меня неизбежно? В любом случае, слепая я далеко не убегу. Сначала Хибари побьет Саваду, потом доберется до меня, потом добьет Саваду и в чем-то даже будет прав. Я в отчаянии побилась головой об стенку, благо, она была совсем близко. Я всей кожей чувствовала, как Хибари ощерился, он в этот момент мне казался гончей, вышедшей на след.

– Лоуман, это как понимать? – совершенно спокойно поинтересовался Хибари, хотя я была уверена, что он совсем не был спокоен, потому что аура вновь распространилась по всему коридору и начала давить. Пожалуй, мне было бы гораздо легче, если бы он в ярости крушил все вокруг, чем говорил этим пугающим спокойным тоном.

– Так получилось, – пискнула я, закашлявшись. Этот жалобный голос мне совсем не понравился, потому я прочистила горло и продолжила:

– На самом деле, это все случайно произошло. Честно. Здесь нет моей вины или вины Савады.

– Это ты так думаешь, – припечатал Хибари, со свистом отворачиваясь от меня. Это что там просвистело? Тонфа? Откуда он их достал и когда успел?

Савада, видимо, настолько был испуган, ошеломлен и не понимал, что происходит, что стоял молча и ничего не предпринимал. И это было гораздо лучше. Если бы он начал говорить и сболтнул что-нибудь лишнее, что могло вывести Кёю из себя еще сильнее, не знаю, как могло бы все обернуться.

– Хибари, – у меня была всего одна попытка. – Если ты сейчас разрушишь больницу, потом будешь жалеть.

Повисла пауза. Мы с Савадой стояли, почти не дыша, стараясь лишний раз Кёю не провоцировать, Хибари же пытался успокоиться, хотя я уверена, что смысл моих слов дошел до него не сразу.

– В палату. Оба, – приказным тоном заявил Хибари. Мы с Савадой, не сговариваясь и даже не думая спорить (в том состоянии, в котором находился Хибари, с ним спорить было чревато), просочились внутрь и уселись на койке Хибари. Не знаю, как Савада, а я чувствовала себя застигнутой врасплох малолеткой, которая тайком взасос целовалась со своим парнем, но ее застукал отец. Я бы, наверное, посмеялась над этой ситуацией, если бы не убийственное настроение моего друга детства. Неужели у него братский комплекс?..

– Итак. Говори, травоядное, по существу.

– Я н-н-не п-понимаю, Хи-и-и… – видимо, последнее было фамилией Кёи, но Савада настолько разволновался, что превратил «Хибари» в свое коронное «Хи-и-и».

– Лоуман.

– Вчера мы встретились. Я отдыхала на поляне, когда услышала подозрительный звук. Мы с Бетси пошли посмотреть, что там. Оказалось, что Савада со своими друзьями пошел в горы в поход, но он случайно свалился в обрыв, заработал растяжение и заблудился. Ему очень повезло, что он наткнулся на нашу усадьбу. Мы с доктором Милтоном оказали ему первую помощь, и Гленн отвез его в больницу.

– Только это было не растяжение, – подал, наконец, голос Савада. – Меня с переломом положили в больницу.

– Не может быть! – возмущенно воскликнула я, поворачивая голову в сторону парня. – Я, может, и не гений медицины, но уверена, что перелом от растяжения отличить могу!

– Молчать! – рыкнул Хибари. В палате наступила идеальная тишина, только избитые мужчины посапывали в углу, чем, похоже, очень нервировали Саваду. – Так. О соблюдении мер безопасности мы поговорим с тобой, Лоуман, позже. Оставлять тебя на целый день одну было очень опрометчиво с моей стороны, ты даже за несчастных двенадцать часов успела найти себе приключений и совсем позабыла о нашем разговоре. Теперь ты, травоядное.

[Хэлли]

9.3.

Внезапно послышался громкий треск, я вздрогнула, но так и не поняла, что это было. Кажется, Хибари своими тонфами что-то сломал, но я так и не поняла, что.

– Если еще раз увижу тебя рядом с Лоуман…

– Стоп! – возмущенно вскочила я, надвинувшись на Кёю. – Давай я сама решу, с кем мне общаться, а с кем нет. Хибари, это уже переходит все границы. Я все-таки не неразумное дитя.

– Ты просто не понимаешь, насколько это опасно.

– Опасно что? Общение с ним? – ткнула пальцем я в Саваду, который только недоуменно переводил взгляд с меня на Кёю и обратно, его внимание было легко ощутимо.

– У тебя недостаточно информации. Ты не осознаешь всей ситуации. И лучше бы тебе ее в полной мере не осознавать, чтобы не впутаться в неприятности.

– Что-то ты темнишь, Хибари… – подозрительно протянула я, скрестив руки на груди.

– Хибари-сан прав, – убито произнес Савада. Мне поначалу показалось, что я ослышалась, но нет. – Вам действительно опасно со мной общаться, Зои-сан.

– Называй меня «Зои» или «Лоуман», Савада, я же просила, – машинально поправила парня я, даже не задумываясь о своих словах. – И знаете что, вы, оба? Катитесь к черту со своими предостережениями! Уж тебе ли не знать, Хибари, что едва ли меня остановит какая-то мнимая опасность, когда я общаюсь с тобой и прекращать дружбу не собираюсь. Поэтому заруби себе на носу, Савада, меня мало что может действительно испугать. Я ясно объясняю?

Хибари тяжело вздохнул, и я даже мысленно посочувствовала ему, что у него такая упрямая подруга детства. Но только мысленно. Может Савада и хотел что-то возразить, но Кёя не дал ему этого сделать:

– Травоядное, малышу ни слова.

Малышу? Какому еще малышу? Я склонила голову набок, не улавливая смысла.

– Я понял, – ответил Савада, и я подивилась тому, насколько серьезно звучал его голос. Эти двое еще и без уточнений поняли друг друга. И что-то подсказывало мне, что даже если я начну расспрашивать их, мне никто ничего не ответит.

Ну и ладно. Я все равно докопаюсь до правды своими силами. Я упорная.

[Хэлли]

10.

* 10 *

«Мы инстинктивно боимся темноты. Мы инстинктивно ждем от нее опасности и смерти. Мы не понимаем, что смерть сама выбирает время. Приходит тогда, когда сочтет нужным»
© Вадим Панов «Куколка последней надежды»

Живот скручивало от отчаяния и страха, руки нервно стискивали мягкого зайца, хватаясь за него, как за последний оплот надежды, но девочка упрямо не позволяла себе закрывать глаза. Интуитивно она понимала, если зажмурить глаза и сделать вид, что все это страшный сон, чуда не случится. Она упрямо продолжала следить за своими похитителями, за их разговорами и передвижением, пряча свой взгляд за всклокоченной грязно-пшеничной челкой.

Сначала их было очень много. Человек десять или пятнадцать, и, вполне возможно, видела она не всех. Они приходили на склад, чтобы перекинуться со скучающей парочкой несколькими фразами, чтобы пошариться по складу в поисках съестного и развлечений и чтобы поглазеть на нее. Ей было не жалко, главное, чтобы не трогали, но некоторые хищные плотоядные взгляды пугали ее до дрожи, это не было похоже на масляный взгляд Тито или на равнодушный – его напарника, нет, это было обещанием. Обещанием поиграть. Это было страшно. Девочка была уверена, что такие игры ей не понравятся.

После прихода Рекса, который увел почти всю банду (особенно она была рада, что этот бандит с собачьей кличкой увел мерзкого Тито, от липкого взгляда которого ей становилось откровенно не по себе), остались только двое.

Поначалу ей показалось, что дышать стало легче. Но это было только на первый взгляд.

Толстяк показался девочке в чем-то даже добродушным, ну, насколько добродушным может быть детский похититель. Он полностью оправдывал свою кличку: был очень большим, почти огромным (девочка видела людей таких габаритов на японских телеканалах, кажется, спорт назывался «сумо»?), причем большим он был не только вширь, но и в высоту. У него были восточные раскосые глаза и черный ежик жестких волос. Толстяк добродушно улыбался, протягивая ей булочку с повидлом, и его глаза превращались в узкие щелочки. Девочке даже показалось, что она видела в глазах этого огромного мужчины сожаление, но едва ли это могло помочь девочке хоть в чем-то. Ей нужно было что-то большее, чем простое чувство вины.

Больше Толстяк старался на нее не смотреть, мучимый угрызениями совести.

Томми поначалу показался ей безобидным. Он был очень тощим, настолько, что, кажется, в нем совсем не было мяса и жира, кожа туго обтягивала скелет. Ему было около пятидесяти лет, но девочка вполне могла ошибаться. Подбородок его украшала некрасивая щетина, на бледном лице выглядящая чудовищно. Под глазами Томми залегли глубокие сине-фиолетовые тени. В целом его образ был очень схож с образом типичного зомби из фильмов, что сейчас были очень популярны. Дополняла образ одежда с чужого плеча, вся потрепанная и потертая.

В целом он показался девочке безобидным, до тех пор, пока она не встретилась с ним взглядом. У Томми были потухшие глаза разочарованного в жизни человека, но то, что загоралось в их глубине, когда он смотрел на нее... Предвкушение. Обещание. Что-то схожее с тем самым обещанием от других членов банды, что приходили на нее поглазеть.

Он был страшным. Гораздо страшнее Тито и всей банды вместе взятой. От его взгляда кровь стыла в жилах, а дыхание спирало, девочка забывала о том, как дышать. Ей оставалось только забиться в дальний угол склада, подальше от этого страшного совершенно безумного человека. И не было никакого сомнения в том, что он совершенно безумен, и это пугало девочку больше всего. Она отчетливо поняла, что, вполне возможно, не доживет до рассвета.

Она тихонько заскулила, раздираемая жутью и отчаянием.

– Эй, ну ты чего? – Толстяк подошел, присев на корточки и пытаясь успокоить ребенка, но лучше бы он сидел на месте и не поворачивался к Томми спиной. Девочка взвыла, и Толстяк, видимо, почувствовав опасность, попытался развернуться, но сделать уже ничего не успел: лом с треском и мерзким чавкающим звуком вонзился в его голову, вгрызаясь в мозг. Словно в замедленной съемке девочка следила за тем, как с жутким грохотом падает на грязный пол Толстяк с проломленным черепом и ломом в голове, как растекается лужа крови и пачкает ее недавно купленные грязно-белые сандалии.

Бежать. Нужно было бежать, мысленно убеждала себя девочка, вот только застывшее в оцепенении тело едва ли смогло бы двинуться и на сантиметр. В ушах набатом стучала кровь, а к глазам подступали неуместные сейчас слезы.

– Ты не выйдешь отсюда живой и невредимой, даже не надейся, отродье Лоуманов. Ты будешь держать ответ за действия собственных родителей. Будь им за это благодарна.

Хриплый каркающий торжествующий смех мрачно-безумной мелодией раздавался в гулком до эха молчании заброшенного склада. Мужчина задыхался от смеха, захлебывался в собственной слюне, но продолжал смеяться, не переставая. Зои смотрела на него с мрачной решимостью сгорающей на костре ведьмы и понимала, что это был конец. Для нее конец. Бежать было некуда. Только кто сказал, что она не попробует продать свою жизнь подороже?..

[Хэлли]

10.1.

* * *

Наутро после кошмара у меня было настолько поганое настроение, что мной овладел приступ мизантропии. Не то, чтобы мне хотелось убивать, нет, убивать – это слишком пошло и экспрессивно, все же я была в хандре, а не в ярости. Вот чайной ложечкой чужие глазки выколупывать – это да, это бы меня взбодрило. Вот только все вокруг находящиеся люди были крупнее и сильнее меня, тринадцатилетней девочки. А еще, к сожалению, существовал Уголовный кодекс – это тоже было препятствием на пути начинающего серийного убийцы.

Я находилась в скверном расположении духа, в виски с садистским удовольствием впивалась головная боль, потому досталось всем: Бетси, с утра пораньше скребшейся в дверь, чтобы выйти из моей комнаты; нерасторопным горничным за слишком горячую воду и холодную овсянку. И Гленну тоже могло бы достаться за глупые и неоправданные обиды, но тут карты сложились как нельзя удачно: с первыми лучами солнца они с И-Пин уехали в столицу префектуры для того, чтобы купить ребенку специальные линзы, помогающие постепенно избавиться от близорукости*. Им повезло.

Разумом я понимала, что не должна была срывать свое плохое настроение на других людях и Бетси, но держать себя в руках не получалось. С момента своего пробуждения я находилась в постоянном напряжении, да и родные порой не добавляли спокойствия. И в голове у меня будто что-то щелкнуло, словно сорвало психологический предохранитель. Я чувствовала, как по моей коже проносятся электрические разряды, даже волосы постоянно электризовались и совсем не хотели укладываться.

Хибари тоже не было. Помня свое неадекватное поведение в прошлый раз, вчера я набралась смелости и позвонила Кёе, чтобы узнать, как у него дела. У него тоже случился приступ мизантропии. Не то, чтобы он не был мизантропом, просто эта его черта характера на данный момент сильно обострилась: какие-то хулиганы или, возможно, якудза уверенно теснили дисциплинарный комитет, потому Хибари рвал и метал, он коршуном кружил по Намимори в поисках нарушителей и срывался на собственных людях. Трудно было сказать, от кого дисциплинарный комитет пострадал больше: от организующих нападения хулиганов или от самого Хибари?.. Вот только эти мысли я держала при себе, не стоило злить главу дисциплинарного комитета еще сильнее.

Во время вчерашнего телефонного разговора Хибари рычал, шипел и, кажется, одновременно с этим кого-то забивал до смерти, потому сегодня я решила оставить его в покое и терпеливо дожидаться его возвращения в усадьбу. Что-то подсказывало, что не стоит отрывать его от дел, похоже, дело было действительно серьезное. Да и не то настроение у меня было: я дергалась, хандрила и с удовольствием изощренного мазохиста прокручивала в голове ночной кошмар. Выходило скверно. Задумываться об этом лишний раз не хотелось, анализировать тоже.

Опасность я почувствовала гораздо раньше, чем человек дал знать о своем появлении. Когда я ощутила приближение этого ревущего все-на-своем-пути-сносящего потока, я чуть не навернулась с балкона: в кабинете было слишком тоскливо, душно и напряженно, потому в перерыве между учебой я вышла подышать свежим воздухом. И не прогадала – если бы находилась в четырех стенах, вполне возможно, проморгала бы появление этого опасного типа.

Он чувствовался… странно. Начнем с того, что единственный человек, которого я могла на расстоянии учуять по ауре, был Хибари Кёя. И это было плохой тенденцией. Вот только меня сегодня мало что могло напугать, разве что разозлить еще больше и довести до радикальных мер.

Стоило бы, наверное, в панике позвонить Кёе или Гленну, вот только на это трудоемкое действие не было никаких душевных сил. Я со смирением фаталиста дожидалась незваного гостя: распорядилась вытащить на балкон два плетеных кресла, столик и чайный сервиз, собственными руками заварила чай (сегодня я своим горничным не доверяла) и разлила по чашкам выдержанный в нашей усадьбе пуэр, в моих руках он заиграл новыми оттенками вкуса и запаха. В целом я была мрачно довольна собой.

– О. Похоже, меня дожидались, как приятно, – наигранно дружелюбно произнес незнакомец, даже не представившись. Я невозмутимо села в кресло и спокойно пригубила чай, не обращая внимания на шелест чужой одежды. – Оказывается, в свои тринадцать лет ты была такой милой фарфоровой куколкой, Зои-чан.

Мой скрип зубов заглушило звяканье чашки о блюдце – это слащавое «Зои-чан» выводило меня из себя еще сильнее, чем дурное «Зои-сан» от Савады.

– Раз уж мы с места в карьер перешли на «ты», – усиленно давя в себе раздражение, начала я, – позволишь взглянуть на свою внешность? Своих врагов надо знать в лицо.

– Что ты, что ты, Зои-чан, не суди так поспешно, – нерадостно рассмеялся незнакомец, ставя чашку чая на край стола. – В будущем мы вполне можем стать союзниками.

[Хэлли]

10.2

– Что ты, что ты, Зои-чан, не суди так поспешно, – нерадостно рассмеялся незнакомец, ставя чашку чая на край стола. – В будущем мы вполне можем стать близкими друг другу людьми. Потому в знак доброй воли я позволю тебе дотронуться до своего лица.

Молодой мужчина (а незнакомцу было, кажется, немного за двадцать) цепко схватил меня за запястье, не слишком сильно сжимая, но и держа крепко, не давая отстраниться, направил мою руку к своему лицу. Я почувствовала себя какой-то рисковой укротительницей, которая засунула руку в пасть ко льву. Хотя этот мужчина больше напоминал пышущего жаром урчащего дракона, эта аналогия в моем сознании была настолько сильна, что я даже ощутила на коже жар пламени.

Внешность у незваного гостя была как минимум необычная: на удивление мягкие волосы у него ежиком торчали во все стороны, глаза были раскосыми и узкими, под левым глазом была набита какой-то непонятной формы татуировка, тонкие брови и острый выпирающий подбородок завершали картину. Одет он был в костюм-тройку.

Я отстранилась, села обратно в кресло и сложила руки в замок.

– Может все-таки назовешься?

– Можешь звать меня Бьякураном, я же знаю, как ты не любишь все эти восточные формальности.

– Ты многое обо мне знаешь, – заметила очевидное я, передернув плечами.

– Конечно, – лучезарно улыбнулся мне мужчина, но я не обольщалась его показному дружелюбию. – Ведь мы знаем друг друга в будущем!

Я помолчала, переваривая чужое высказывание. Это он серьезно?

– В будущем, вот как. Я оставлю тебя ненадолго, мне нужно срочно кое-куда позвонить. Чувствуй себя, как дома, – и я уже хотела встать, как почувствовала чудовищной силы хватку на своем локте, едва смогла сдержать крик боли. В этом месте наверняка останутся багровые синяки, появление которых мне трудно будет объяснить. Если я выживу, конечно.

– Ты никуда не пойдешь, – прошипел мне в лицо Бьякуран. – Сядь! Мы еще не договорили.
Он с силой усадил меня в кресло, вновь натягивая приторную улыбку – я отчетливо почувствовала это по исчезнувшей убийственной ауре.

– Я знаю, о чем ты подумала в первую очередь, но я не псих, и я не сбегал из больницы, – терпеливо объяснил мне Бьякуран, вот только я не поверила ни единому его слову. Все психи так говорят. – Тебе придется поверить мне на слово. От этого зависит твоя жизнь.

Внутри все буквально заледенело от прилившей к голове ярости. Мозг продолжал просчитывать ситуацию, а внутри где-то в районе солнечного сплетения клокотала едва сдерживаемая холодная бешеная магма. Подобные чувства были для меня внове, потому я была немного дезориентирована – это был не просто приступ мизантропии, как я весело охарактеризовала своей состояние с утра. Я действительно хотела убить этого человека.

Еще одна такая угроза, и Уголовный кодекс меня уже, пожалуй, не остановит.

– Я советую тебе держать свои руки при себе, иначе я их тебе сломаю и присобачу, куда придется.

– Эта черта в тебе мне особенно нравится! – весело рассмеялся Бьякуран, не обращая внимания на угрозы, чуть не захлебнувшись в кружке с чаем. Лучше бы захлебнулся, падла. – Ты всегда такая вежливая и добренькая, а когда тебя кто-то по-настоящему выводит из себя, ты совсем перестаешь следить за своим языком. Это так мило, Зои-чан. Это все неправильное воспитание, Гленн с тобой был слишком мягок.

– Ты здесь, чтобы обсудить методы Гленна? Или перейдем, наконец, к делу? – поинтересовалась я, стараясь не обращать внимание на то, что этот человек слишком много знает об обитателях усадьбы на Песчаных холмах. Неужели кто-то из работников сливает информацию?

– Похоже, у тебя сегодня очень плохое настроение. Не стоило мне тебя злить, – посетовал Бьякуран, размешивая сахар. – Но ты такая милая в гневе, что я не смог удержаться.

– К делу, – коротко обрубила я.

– Молодежь всегда куда-то спешит, – огорченный голос и, наверняка, покачивание головой только больше меня разозлили. Может кого-то этот маскарад мог ввести в заблуждение, но не меня. Мой чуткий слух улавливал все оттенки интонаций. К тому же, я чувствовала исходящую от человека опасность, он был даже, пожалуй, опаснее Кёи в гневе. – Что ж, как ты поняла, я многое о тебе знаю. Все дело в том, что я пришел к тебе из будущего.

[Хэлли]

10.3.

– Ты что, сделал машину времени из DeLorean**?

– Твой сарказм сейчас не к месту. Разве не ты хотела знать о том, откуда я столь многое о тебе знаю?

Я расцепила руки, прикрыла глаза и сделала парочку вдохов-выдохов на счет. Действительно, мой сарказм сейчас неуместен, к тому же стоит взять себя в руки, иначе я не смогу мыслить ясно и адекватно. Бьякуран с интересом следил за моей дыхательной гимнастикой, не пытаясь вмешиваться. Наверное, понял, что в таком состоянии со мной разговаривать было бесполезно.

– Хорошо. Ты приехал из будущего. Именно ко мне приехал, я правильно тебя поняла? Зачем?

– У меня есть к тебе предложение, но прежде чем я тебе его озвучу, хочу, чтобы ты меня внимательно выслушала, – посерьезнел Бьякуран. – Но сначала… Что ты думаешь о своей слепоте?

Я занервничала и сжала руки в кулаки, пытаясь скрыть нервозность и взять себя в руки. Думаю, от моего собеседника это не укрылось, но сейчас меня это мало волновало. Я не хотела, чтобы посторонний человек озвучивал то, что я даже в мыслях старалась избегать.

– Не думаю, что это важно, – уклончиво ответила я.

– Ты неправа. По твоей реакции видно, что ты не хочешь говорить этого вслух, тогда скажу я. Твоя слепота приобретенная, не врожденная. Думаю, ты уже давно догадывалась об этом.

Да, догадывалась, но не хотела озвучивать это даже в мыслях. Неужели этот человек из будущего пришел только для того, чтобы разрушить мои воздушные замки?

– Я не знаю, что произошло, твои родители сделали все, чтобы информация не просочилась, но в четыре года ты по какой-то причине потеряла память и зрение, а в пять лет твои родители отвезли тебя в Японию и оставили здесь, вернувшись в Англию. Они мало того, что бросили тебя, они все тебе лгали, Зои-чан.

Под рукой Бьякурана хрупкий тонкий фарфор отозвался мягким музыкальным перезвоном, но едва ли я обратила на это внимание, невидящими глазами уставившись в одну точку. В уши словно набили вату, слова незваного гостя въедались в голову и как будто гипнотизировали.

– Все они. Не только твои родители, но и родители Хибари Кёи, твой горячо обожаемый Гленн, доктор Милтон, все они скрывали от тебя правду.

Если Бьякуран не упомянул Хибари, значит ли это, что тот ничего подобного не знал? Это меня немного отрезвило. Неудивительно, все-таки ему было всего шесть лет.

– И? Это все, что ты мне хотел сказать? – нахмурившись, поинтересовалась я, скрестив руки на груди.

– Это было маленькое вступление, – елейным голосом протянул Бьякуран. Послышалось шуршание ткани и, если бы не отчетливо ощутимая аура, я бы даже не поняла, что мужчина встал сзади меня, настолько тихо он двигался. Он оперся на спинку кресла, вторгся в мое личное пространство, паразит, специально нервируя меня. – Чтобы ты не строила радужных иллюзий. А теперь вот мое предложение: я помогу тебе вернуть зрение, а взамен ты станешь моим Хранителем.

– Считаешь себя чудотворцем? Если бы это было возможно, мой отец заплатил бы любые деньги.

– Ты недооцениваешь силу будущего, Зои-чан. В моих руках находится множество прогрессивных медицинских технологий, для меня не составит труда даже поставить инвалида с поврежденным позвоночником на ноги, уже не говоря о какой-то там слепоте.

– Очень самоуверенно. Знаешь, что я думаю по этому поводу? Я очень сильно нужна тебе, раз ты преодолел такой долгий путь сквозь время и пространство. Я не знаю, что это за хранитель и с чем его едят, но думаю, что игра не стоит свеч: я тебе нужна гораздо больше, чем ты мне. Более того, раз ты говоришь со мной из прошлого вместо того, чтобы поговорить со мной из твоего времени, значит, я либо мертва, либо мы состоим с тобой в не очень хороших отношениях. Ни тот, ни другой вариант мне не нравится.

– И ты не хочешь избавиться от слепоты? – искренне удивился Бьякуран, даже не стараясь скрыть изумление в голосе. – Не хочешь снова видеть?

– Конечно, хочу, – уверенно ответила я. – Но что-то подсказывает мне, что пойти на сделку с тобой – это совершить сделку с дьяволом.

Не знаю, что Бьякурана так рассмешило, но он хохотал как ненормальный до тех пор, пока я не ткнула его кулаком в бок. Этот идиот переполошит сейчас все поместье, а мне потом отдуваться. Ответ держать не только перед Гленном, но и перед разозленным Хибари.

– Молодая госпожа, у вас все в порядке? – со стороны дверного проема послышался голос нервничающей Азуми.

– Да, все хорошо. Принеси чего-нибудь к чаю и в чайник долей, пожалуйста, кипятка. Он уже остыл.

Надеюсь, это займет Азуми ненадолго, и она не кинется тут же звонить Гленну.

– Молодая госпожа слишком проницательна, – шепотом на ушко сказал мне Бьякуран, и я непонятно от чего покраснела. Какое-то двойное дно было в его словах, но я так и не смогла понять, какое.

– Ты можешь держать дистанцию? Ты меня нервируешь.

– Ты слишком милая, Зои-чан, я не могу держать себя в руках! – наиграно возмущенно воскликнул Бьякуран. Это он сейчас запах моих волос вдохнул, что ли? Нет, он точно маньяк, нужно срочно звонить в полицию! – И волосы у тебя что сейчас, что спустя десять лет все также пахнут сиренью.

– А ты, я смотрю, либо некрофил, либо мазохист, – ядовито заметила я, повернув голову к мужчине, который внял все-таки моим предупреждениям и не трогал больше мои волосы. – Это все? Или ты мне еще что-то сказать хочешь?

– Ну вообще-то я так и не услышал твоего ответа…

– Не интересует, – отрезала я непреклонно.

– Ты разбиваешь мне сердце, Зои-чан, – проникновенно произнес Бьякуран, садясь, похоже, передо мной на корточки, и сжал мою ладонь в своей руке. Вроде бы держал он меня за руку бережно, не то, что в прошлый раз, но как-то сразу становилось понятно, что сбежать он не даст. – Я проделал такой длинный путь и пошел на такой огромный риск. Неужели мои слова совсем никак не подействовали на тебя?

Это он о том, как пытался манипулировать мной и моей обидой?

– Подействовали, но не так, как тебе бы того хотелось.

– Вот как, – задумчиво произнес Бьякуран. – В любом случае, это еще не конец. Мы еще встретимся. Ты не в курсе на счет атрибутов и пламени и, фактически, ты гражданская, но я готов рискнуть и пойти против омерты ради такого сильного Хранителя. Ты будешь моей, Зои.

Бьякуран поцеловал тыльную сторону моей ладони и будто растворился в воздухе, как и не бывало. Что это, черт возьми, было?

Справка: * – одним из наиболее прогрессивных методов исправления близорукости сегодня стала ортокератология. Врач выписывает ребенку специальные газопроницаемые ночные линзы с обратной геометрией. Их надевают на ночь, а затем ребенок целый день хорошо видит без очков и линз, так как роговица сохраняет свою новую форму, изображение фокусируется на сетчатке и человек все четко видит. Этот метод уже более 40 лет используется во всем мире для замедления прогрессирования близорукости, а его результаты доказаны исследованиями специалистов.
** – цитата из «Назад в будущее»:
– Ты что, сделал машину времени из DeLorean?
– Я так полагаю, если делать машину времени, то делать со вкусом!

[Хэлли.]

11.

* 11 *

«В диком лесу, на холодном зимнем ветру ей уже казалось,
что в этом мире для неё нет места. Она почти отдалась тьме. Почти»
© Hellblade: Senua's Sacrifice

Ночь прошла в бессоннице и раздумьях.

Честно говоря, я не знала, что и думать. Стоило ли верить этому психу? Стоило ли поговорить с Гленном на эту тему? Поделиться с Кёей? Или, возможно, стоило рассказать отцу о том, что я нахожусь в опасности? Нужно ли усилить охрану особняка или, наоборот, закрыть на это глаза, чтобы при следующей встрече выведать побольше информации? Как лучше стоило поступить? Сейчас мне катастрофически не хватало непредвзятого человека, который мог бы дать совет и словам которого я могла бы доверять. Даже Гленн в этом плане был пристрастен, узнай он о том, что на территорию усадьбы беспрепятственно проник чужак, я бы, как какая-нибудь сказочная принцесса, томилась в «золотой клетке» и не смела выйти наружу. Гленна не остановили бы даже мои приказы: для него моя безопасность была превыше всего.

С одной стороны, все это казалось полным бредом. Путешествия во времени и неведомые технологии, которые могут излечить любую болезнь – большей бессмыслицы я в жизни не слышала. Это скорее подходило сценарию какого-нибудь фантастического фильма, а не реальной жизни.

Вот только Бьякуран не врал. Да, местами, наверняка, недоговаривал и лукавил, но в его словах не было лжи. Я настолько наловчилась считывать людей по интонации, тембру голоса и дыханию, что порой чувствовала себя каким-то ходячим детектором лжи. Конечно, я могла ошибаться, все-таки у меня было слишком мало практики в этом, да и мой круг общения был не слишком обширен, но я предпочитала верить себе и собственной интуиции.

Это открытие обескураживало. Мозг впал в состояние когнитивного диссонанса и отказывался принимать действительность. Больше всего на свете мне хотелось свернуться калачиком под кроватью, завернувшись в одеяло, отгородиться от целого мира и сделать вид, что ничего не было. Сильно хотелось, но не было времени быть слабой.

Конечно, стопроцентной уверенности в том, что Бьякуран сказал мне правду, у меня не было, но я решила исходить из худшего сценария. Мне легче было подготовиться к худшему развитию событий, чем потом кусать локти и корить себя за недальновидность.

Моя слепота не была у меня с рождения, а появилась где-то в четыре года – морально к этой новости я была готова, потому что подсознательно догадывалась об этом. И не значило ли это, что все мои сны были на самом деле реальностью? Просто моим прошлым, которое я забыла? В четыре года меня похитили, но отчего я потеряла зрение? Это была травма, болезнь, что произошло, что я перестала видеть? Было ли это связано с дальнейшими событиями, которые я во сне еще не видела? Сейчас я отчетливо ощущала потребность в этих кошмарных видениях, тогда у меня наверняка появился бы ответ на этот вопрос.

Мои родители мне недоговаривали. Мне было немного обидно, но разумом я понимала, что, фактически, я у них напрямую об этом не спрашивала, да и разговаривали мы с матерью и отцом с момента моего пробуждения нечасто. А вот то, что мне об этом не сказал Гленн, меня неожиданно ранило. Он мне, конечно, не врал в полной мере, но я всегда чувствовала, что могу доверять ему на все сто процентов, что он никогда не предаст и не ударит в спину. Так ли это было на самом деле? Смогу ли я ему в полной мере доверять после встречи с Бьякураном? Единственная ли эта вещь, о которой он мне не говорил? Конечно, я с уверенностью могла сказать, что причина у него была очевидная – моя защита. Но так ли мне была нужна защита подобного рода?

Эту мысль я решила додумать позже, чтобы сгоряча не принять опрометчивого решения.

Мысль о том, что ко мне пришел человек из будущего и в медицине назревает серьезный прогресс, было принять гораздо труднее. Значило ли это, что в будущем я видела? Что я избавилась от слепоты? Я не знала. Но старалась себя не обнадеживать, иначе разочарование могло стать слишком сильным, это могло меня сломить.

Еще он говорил о каких-то телохранителях, о пламени и омерте. Кажется, все это было взаимосвязано, но мне трудно было уловить логику в его словах. Что я должна была хранить и как все это связано с омертой? Я знала только одну омерту, неписаный кодекс чести сицилийской мафии, описанный в книгах Марио Пьюзо, но разве он именно это имел ввиду? Может в свои слова он вкладывал совсем другой смысл?

А еще Бьякуран сказал, что хочет, чтобы мы стали союзниками. Вот только, союзниками в чем? В бизнесе? В войне? В политике? В криминале? И значило ли это, что в будущем мы по разные стороны баррикад?

Я вздохнула, устало потирая виски. Мне казалось, что от всех этих роящихся в голове мыслей и вопросов моя голова опухнет и вот-вот взорвется. Я переливала воду из пустого в порожнее, но не могла перестать, потому что неведение пугало. Я не знала, чего ожидать от Бьякурана и уже подумывала о том, чтобы спрятаться где-нибудь, где никто не сможет меня найти. Что-то внутри упорно твердило мне (интуиция, видимо), что это гораздо безопаснее, чем пытаться самостоятельно отыскать истину.

А еще Бьякуран многое знал о быте обитателей усадьбы, это было опасно. И слишком хорошо был осведомлен о моем характере и характере Гленна. И наверняка многое знал не только о нас, но и о Хибари, о моих родителях. Откуда? Неужели кто-то из работников действительно сливал информацию? Или мы с Бьякураном хорошо общались в будущем? Звучало настолько фантастически, что я фыркнула.

Где-то сбоку звонко клацнула зубами Бетси. Я выбралась из кокона одеял, сонно потирая глаза, свесилась с кровати, наощупь пытаясь отыскать сонную морду любимицы.

– Я тебя разбудила, да? Ну прости, прости.

Приласкав Бетси, я встала и, пошатываясь, направилась к туалетному столику. Причесавшись и сделав себе маленький хвостик на затылке, собрав часть волос, я с сожалением провела рукой по выпуклому орнаменту по краям находящегося передо мной зеркала.

– Какая насмешка судьбы, Бетси. Зачем оно мне?

Бетси что-то утешающе проскулила, и я грустно рассмеялась, чувствуя, как она взволновано крутится у меня в ногах. Как можно было не полюбить это трогательно преданное умное существо? И как можно оставаться унылой, когда о тебе так искренне волнуются?

– Ох, милая, я все еще не понимаю тебя. Но спасибо за заботу.

– Лоуман-нюйши! Спасибо, Лоуман-нюйши! – ураганом ворвалась в мою комнату И-Пин, даже не постучавшись. Я только брови приподняла в удивлении, это совсем не было похоже на кроткую и воспитанную И-Пин, которая даже заговорить лишний раз со мной стеснялась. – Ой, простите. Я не подумала, извините. Что же скажет лаоши о моих манерах…

– И-Пин, перестань, я могу рассердиться, – я помолчала, тщательно подбирая слова. – Если ты считаешь, что я тебя пустила в усадьбу на Песчаных холмах временно, то перестань. Ты можешь считать усадьбу своим домом и вести себя здесь, как нормальный ребенок. Капризничать, баловаться, играть и не задумываться о взрослых проблемах. Просто позволь себе довериться нам – здесь тебя никто не тронет, здесь тебя будут защищать. Ну, возможно ругать иногда, наказывать за серьезные проступки, максимум – Гленн тебя может отшлепать, но это в самых крайних случаях.

Я замолчала, обдумывая последнюю мысль. Интересно, у Гленна тяжелая рука? Наверняка тяжелая.

[Хэлли.]

11.1.

– Мне правда хотелось бы, чтобы усадьба стала твоим домом, – невпопад закончила я, надеясь, что позицию свою я все же до ребенка донесла.

Кажется, И-Пин была немного дезориентирована моей страстной речью. Я вздохнула, встала с пуфика и подошла к окну, распахнув створки до упора. С улицы тянуло осенней прохладой приближающегося сезона дождей и доносился мягкий аромат цветущих под моим окном хризантем.

Я уселась на широкий подоконник, поджав под себя правую ногу.

– И-Пин, иди сюда, – похлопала по месту около себя я, выводя девочку из ступора. Все еще дезориентированная, она взобралась на подоконник, шелестя традиционными китайскими одеждами. Я вздохнула, притянула И-Пин поближе к себе, обхватив руками. Напряженная, она спустя пару секунд расслабилась, что-то, видимо, для себя решив.

– А еще я думаю, что твой мастер тобой гордится.

– Вы правда так считаете? – тихонько спросила И-Пин, в ее вопросе я отчетливо услышала надежду.

– Конечно. Я в этом уверена, – кивнула я, терзая куцую косичку девочки.

– Спасибо, – и в этой благодарности было столько чувств, что я не решилась портить момент лишними словами. Молчание сейчас было лучшим выходом.

С первого этажа были слышны звуки просыпающегося поместья – на кухне повар гремела посудой, садовник подрезал кусты на веранде, звонко щелкая секатором, где-то вдалеке, видимо, тоже на первом этаже лаяла Бетси, быстро смывшаяся из моей комнаты, также где-то в глубине поместья был слышен голос Гленна, раздающего указания горничным.

– Лоуман-нюйши, – замялась И-Пин, и я почувствовала, как все ее тело напряглось в моих руках. – Можно вас попросить об одной вещи?

– О какой же? – я заинтересованно наклонила голову набок.

– Лаоши хотел посетить Японию. Он собирался остановиться у Хибари-семпая*, но, возможно… Лоуман-нюйши?..

И-Пин нерешительно запнулась, не зная, как попросить меня об услуге, но я решила не терзать ее слишком долго, потому ответила:

– Ты хочешь, чтобы твой мастер остановился у нас? – И-Пин заерзала на подоконнике, и я поспешила заверить ее:

– Я не против.

– Правда? – переспросила И-Пин таким радостным тоном, словно ей сделали лучший в мире подарок.

– Конечно. Я давно хотела познакомиться с ним, заодно обсудить кое-что.

Возможно, это и будет тот самый непредвзятый взгляд, которого мне так не хватает?

– Кстати, ты уже завтракала? – ссадила И-Пин с подоконника я и закрыла окно – на улице хоть и не было слишком холодно, но находиться в одной ночной рубашке на ветру было уже некомфортно, я чувствовала, как моя кожа покрылась гусиной кожей.

– Еще нет, как раз собиралась.

– Я распоряжусь, чтобы завтрак подали через полчаса, а до тех пор займись чем-нибудь. Мне надо поговорить с Гленном.

– Хорошо, Лоуман-нюйши!

Я вздохнула. Отучу я когда-нибудь ее от этой ужасной привычки?

Окончательно приведя себя в порядок, я распорядилась на счет завтрака и двинулась на звук голоса Гленна. Наверное, мне следовало бы обдумать ситуацию, решить для себя, стоит ли доверять Гленну, но я не могла этого сделать. Просто не могла. Подобные мысли казались мне предательством. Человек, который многие годы присматривал за мной, который исполнял роль моих родителей, который поддерживал, защищал меня, которому я могла довериться, разве могла я отплатить ему подобным образом? И который любил меня как собственную дочь.

Конечно, я многое забыла и, возможно, мне не стоило доверять ему так слепо, но даже если воспоминаний не было, какие-то чувства остались. И я не могла их отбросить так легко. А еще я была уверена, что замалчивание информации было ради моей защиты. Конечно, подобных методов я не одобряла, но едва ли мое мнение что-то изменит. В некоторых вопросах Гленн был слишком упрям.

И именно поэтому он не должен был узнать о том, что я все знаю. Я была уверена, что рассказ Бьякурана не только взволнует Гленна, но и заставит принять меры. Если об этом также узнает отец, вдвоем они смогут на всю жизнь запереть меня в усадьбе. И хорошо, если в усадьбе на Песчаных холмах, вполне возможно, что меня могут сослать в совершенно другую страну, и Кёю я уже не увижу. Как и И-Пин, Саваду, директора Ли, а также еще многих-многих людей, с которыми я познакомилась здесь.

Что бы ни случилось, я не могла этого допустить.

Он ничего не должен узнать о Бьякуране, он ничего не должен узнать о нашем с Бьякураном разговоре, и он ни в коем случае не должен думать, что эта встреча несла какую-то опасность. Азуми наверняка ему уже доложила о том, что я принимала гостя. Вчера я легла спать очень рано, потому поздно вернувшийся с И-Пин Гленн так и не смог со мной серьезно поговорить.

Сегодня я должна была задействовать все свои актерские способности и убедить его, что все в порядке. Дело осложнялось еще и тем, что выглядела я наверняка отвратно – бледная и с кругами под глазами, голова совершенно не соображала, от недостатка сна я была словно в тумане. Но медлить было нельзя, иначе это вызовет еще больше подозрений.

Внутренний компас вел меня к подсобке, откуда доносился его раздраженный голос.

[Хэлли]

11.2.

Достигнув цели, я постучала по косяку двери и почувствовала, как на меня были обращены взгляды людей, присутствующих в помещении. Взгляд Гленна был особенно ощутимым – в нем было много напряжения и ожидания, которое не сулило мне ничего хорошего. Тем более, что мне предстояло сказать ему еще и о приезде Фонга.

– Ты сильно занят?

– Нет, я сейчас подойду, подождите меня в кабинете.

Я медленно поднялась по парадной лестнице, оттягивая неизбежное. Живот сжимался в тугой комочек, и я была действительно рада тому, что не успела позавтракать, иначе все содержимое желудка от волнения исторглось бы наружу. В руках мягко скользила бархатная обивка перил, и я постаралась сосредоточиться на этих приятных ощущениях, чтобы хоть немного отвлечься от постепенно нарастающей тревоги.

Когда я зашла в кабинет, у меня дрожали руки. По большей части не от того, что я собиралась врать родному человеку (хотя, не буду скрывать, это тоже меня нервировало), а от того, что мое решение может оказаться смертельной ошибкой. Что это решение может оказаться настолько неправильным, что послужит спусковым крючком чего-то более страшного, с чем я не смогу справиться. Жаль, что я не могла видеть будущее.

Я могла гордиться собой, ведь когда в кабинет пришел Гленн, я была почти безмятежно спокойна. Дыхательная гимнастика и книга успокоили меня хотя бы на некоторое время, вполне достаточное, чтобы успеть поговорить с Гленном.

– Ты возмущен и обижен на меня, я понимаю, – кивнула я, не выдержав напряженной тишины. – Но, Гленн, и ты пойми меня. Я не могу постоянно находиться в изоляции, я не могу ограничивать себя одним только общением с тобой и Хибари, я не могу постоянно находиться в усадьбе, как бы тебе того ни хотелось.

– Вы только об этом хотели поговорить? – после минутного невыносимого молчания спросил Гленн, оставаясь невозмутимым. Похоже, я недооценила степень катастрофы. – О своем госте поговорить не хотите?

– Это был всего лишь очередной репетитор, присланный директором Ли, – как можно убедительнее соврала я, отмахнувшись. – Предыдущий слег с простудой. Но речь сейчас не об этом.

Мой репетитор действительно слег с простудой и позвонил мне вчера, предупредив, что один день не появится, потому легенда была достаточно убедительной, чтобы Гленн не начал докапываться до правды и обращать внимание на нестыковки. Это было невероятно удачное стечение обстоятельств, настолько удачное, что закрадывались подозрения, что Бьякуран специально появился именно вчера.

Я выдохнула, почувствовав, что вязкое напряжение немного отпустило, и Гленн чуть-чуть расслабился. Похоже, его это действительно волновало, и я ощутила острый укол вины за свое вранье. Руки опять начинали трястись, и я поспешно спрятала их под столом, стискивая в кулаках домашнее платье.

– Я наследница корпорации «Louman Industries». И мне в любом случае придется принять этот пост, потому что больше наследников у моих родителей нет. Как я в будущем буду общаться со своими подчиненными и раздавать указания, когда сейчас ты меня социально ограничиваешь? Каким я стану руководителем в таких условиях?

Я решительно выбралась из кресла и подошла к Гленну. Я очень надеялась, что по звукам правильно определила местоположение своего опекуна, иначе мой порыв выйдет смешным и смущающим.

– Гленн, – жалостливо протянула я, обхватив руками Гленна за талию, стиснув его изо всех сил и вкрадчиво «смотря» снизу-вверх. Мужчина стоял неестественно ровно, будто проглотил палку. – Ну прости меня. Я отвратно вела себя. Я знаю, ты за меня волнуешься, поэтому поступаешь именно так, а не иначе. Да, я понимаю, что абсолютно беззащитна перед недоброжелателями и в случае чего даже защититься не смогу, но это не значит, что меня нужно поселить в бункере и не выпускать оттуда. Ну Гленн!

Мужчина тяжело вздохнул, сдавшись, и я облегченно улыбнулась: все-таки жалостливый взгляд снизу-вверх оказался беспроигрышным вариантом.

– Ну что мне с вами делать, – сокрушенно пробурчал опекун, и я радостно оскалилась. С плеч свалился огромный груз, и я чувствовала себя теперь просто прекрасно. Даже удивительно, что я не замечала того, насколько сильно эта ссора тяготила меня.

– Мир? – хитро поинтересовалась я, протягивая мужчине свой мизинец. Гленн только хмыкнул на это, но безропотно протянул свой. – Раз! – мирись! Два! – мирись! И со мною не дерись! Три – прощенья попросили! На четыре – все забыли! Пять! – надутым быть нельзя: мы теперь опять друзья!

– А я думал, что вы уже слишком взрослая для таких выходок, – поддел меня Гленн, но я, совершенно счастливая, не обратила на это внимание. – Вы плохо выглядите.

От безмятежной атмосферы в момент не осталось и следа, Гленн схватил мой подбородок, со всех сторон рассматривая мои глубокие синяки под глазами.

– Кошмары снились, – коротко соврала я. – Я совсем не спала ночью.

[Хэлли]

11.3.

Большая мужская рука мягко и заботливо взъерошила мои волосы, и я прикрыла глаза, наслаждаясь ощущениями.

– Отдохните сегодня. Я распоряжусь, чтобы завтрак вам подали в постель. Репетитор сегодня приедет?

– Да, он сказал, что ему нужен всего день, чтобы прийти в себя.

– Тогда поспите хотя бы немного, до его приезда достаточно времени.

– Хорошо, – безропотно кивнула я, даже не пытаясь возмущаться. Мне действительно стоило передохнуть перед выматывающими занятиями. Да и разговор с Гленном выпил из меня все соки настолько, что я сейчас едва держалась на ногах.

Я не буду думать о своих проблемах сегодня, я подумаю об этом завтра. Вот только, кажется, я о чем-то забыла? О чем-то важном?..

Справка:
* – я честно думала написать «Хибари-сяньшэнь», но, черт, это звучит настолько дико… Хибари, конечно, тоже молодой господин, но я так подумала… Хибари с его характером это вполне могло бы не понравиться, и он мог сказать И-Пин, чтобы она называла его определенным образом, «Хибари-семпай» или «Хибари-сама». Поэтому именно так, а не по-другому.

[Хэлли]

12.

* 12 *

– «Погода в Хилл-Вэлли ясная». Ты уверен, что сегодня будет гроза?
– Синоптики разве умеют предсказывать погоду? Не говоря уже о будущем.
© «Назад в будущее»

– Множественные переломы и внутреннее кровотечение. Уже не говоря о ссадинах и синяках. Ты ничего мне сказать не хочешь?

Хибари промолчал, и это молчание было красноречивее любых слов. Я стиснула в руках хрустящую накрахмаленную простыню, в глазах предательски защипало, но я зло зажмурилась, не обращая внимание на нарастающий ком в горле.

– И почему я о твоем состоянии узнаю от директора больницы?! Почему ты не позвонил мне, не написал? Почему никому ничего не сообщил? Кёя, ты же мог умереть… – тихо закончила я свою тираду, сдувшись как воздушный шарик. Что-то доказывать Хибари было бесполезно – этот самоуверенный идиот всегда считал себя правым, и никого не слушал. И уж тем более было бесполезно доказывать Кёе, что лезть напролом и рассчитывать только на собственные силы – не всегда лучшее решение. Пренебрежительно хмыкнет, пропустит мимо ушей и отвернется. Убежать, правда, от нотаций не сможет – единственный плюс.

Я отвернулась, бездумно и нервно поглаживая лежащую на коленях сумочку. В моем сердце затаился первобытный страх. Не то, чтобы раньше его там не было – да, я боялась потерять кого-то из родных и близких, но этот страх всегда был каким-то отдаленным и никогда до этого я не встречалась с ним лицом к лицу. Смерть для меня с момента пробуждения была чем-то далеким и абстрактным. Даже встреча с Бьякураном на это никак не повлияла, я все еще не боялась смерти. До сегодняшнего дня.

Хотя, наверное, все дело было в том, что за себя я совсем не боялась. А вот за Гленна, Хибари и И-Пин – вполне.

Когда на мобильный телефон Гленна сегодня утром позвонил Ринтаро Джун, мы с И-Пин, закутавшись в плед, сидели у камина, читали японские народные сказки и вслушивались в размеренный стук капель о стекло. Кто знал, чем обернется этот спокойный день...

Вырвала меня из задумчивости чужая рука, смахнувшая слезу с моей щеки. А я и не заметила, что плачу. Это, что, было своеобразным извинением? Я выдохнула, сбрасывая с плеч тягучее напряжение и повернувшись к Кёе. Простым «извини» он не отделается.

– Надеюсь, ты не собираешься уже завтра сбежать из больницы? – нахмурилась я.

Кёя снова промолчал, и я едва подавила порыв хлопнуть себя по лбу. Этот идиот имеет хоть какой-то инстинкт самосохранения?

– Так. Не дай Бог я услышу, что ты сбежал из больницы раньше времени...

– И что же ты сделаешь? – в его хриплом голосе я отчетливо расслышала издевку и озверела окончательно.

– Твоим родителям настучу, – мстительно припечатала я. Хибари опять промолчал, и мысленно я возликовала. Ха, что, на это ответить нечем?!

Хотя удивлюсь, если они еще не в курсе. Как минимум Хибари Исао должен быть в курсе всех дел, происходящих в Намимори. Все-таки это была территория клана Хибари, потому наблюдателей от них тут хватало. Но неужели для отца Кёи подобные происшествия были в порядке вещей? Кто их знает, этих якудза. У них свои правила и свои традиции, вполне возможно, что все это – часть испытания наследника семьи.

– Кто это был? – спросила, нахмурившись. Это не могла быть какая-то мальчишечья банда, таких Хибари раскатывал в тонкий блин не десятками, а сотнями. Если он получил такие серьезные раны, значит, либо противник был опасный, либо их было слишком много.

– Преступник. Он сбежал из тюрьмы и обосновался в заброшенном парке Кокуе. Его, конечно, снова схватили, но мало ли что… Запомни его приметы: синие волосы, на затылке хохолок, гетерохромные глаза, форма средней школы Кокуе, трезубец в руках.

– Боюсь, он не даст мне себя ощупывать, – фыркнула я, передернув плечами. Неужели подросток нашего возраста способен сбежать из тюрьмы, да еще и повторно? Как такое вообще возможно?

– Просто помни и будь осторожна. Не доверяй никому, кроме меня и Гленна.

– К чему такие предосторожности? – насупилась я. Мне показалось, или Хибари недоговаривает?

– Я же сказал, в Намимори неспокойно, – раздраженно пояснил Хибари, и я уверилась в своих догадках. Меня такое мутное пояснение не устраивало, но я решила воздержаться от комментариев. Кёя и так терпел, чтобы не наговорить мне лишнего, пережидая мою истерику. Удивительная стойкость для нелюдимого Хибари – он либо отчасти чувствовал себя виноватым передо мной (все-таки он обещал мне звонить в случае чего), либо это происшествие повлияло на него гораздо сильнее, чем он показывал.

– Я в любом случае не собираюсь безвылазно сидеть в усадьбе. Как минимум пока ты не восстановишься, я буду навещать тебя в госпитале.

– Лоуман…

– Я не спрашиваю разрешения, – отрезала я.

Мы помолчали. Хибари, очевидно, кипятился, потому что аура вокруг него была какая-то слишком враждебная, я же пыталась подобрать какие-то нейтральные темы для разговоров.

– Хибари, скажи, ты не знаешь никого по имени Бьякуран?

Это было рискованно, пожалуй, но мне нужна была хоть какая-то информация о человеке, который с такой легкостью пробрался в мой дом и который так много знал обо мне, обо всех нас, не смотря на все предосторожности, которые мы предприняли.

– Не припоминаю.

– Просто имя всплыло в голове, но я не могу понять, кто это. Кажется, это кто-то из моих воспоминаний, – соврала я, не моргнув и глазом. Такими темпами я стану профессиональной лгуньей, что мне совсем не льстит и не говорит в мою пользу. – Мне кажется, это важно – найти этого человека.

– Если хочешь, я наведу справки. Фамилию не помнишь?

– Нет, не помню. Я прошу о невозможном, да?

– Имя необычное, – задумчиво протянул Кёя. – «Белая орхидея». Я постараюсь что-нибудь сделать.

Выдохнув, я облегченно перевела дух. Хибари Бьякурана не знал, но попробовать стоило. Конечно, я не надеялась, что найду информацию так скоро, но отсутствие результата тоже результат. Правда, подозреваю, что концы в Японии искать бесполезно – у Бьякурана было типично японское имя, но что-то подсказывало мне, что он живет заграницей. Вполне возможно, что у него есть японские корни, но поиски ничего не дадут. Да и не факт, что он представился своим настоящим именем. Прозвище, возможно? Тогда поиски окажутся поисками иголки в стоге сена.

– Я, кстати, пригласила мастера Фонга погостить в усадьбе.

– А опекун твой в курсе? – хмыкнул Хибари, и я обомлела.

Я же забыла сказать об этом Гленну! Черт! В бессилии я прикрыла глаза рукой, пытаясь не обращать внимание на позабавленного Хибари. Я кожей чувствовала волны веселья, исходящие от него. Радостно ему, ага.

– Это не смешно. Я только вчера с ним помирилась.

– Опыт уже есть, – припечатал Кёя, и я едва подавила порыв запустить в него сумкой. Это он мне так родителей припомнил, что ли?

За окном как-то особенно громко громыхнуло, кажется, даже дождь усилился. Пожалуй, стоило возвращаться домой. Асфальтированная дорога, по которой мы каждый раз добирались до усадьбы, была, конечно, проложена на совесть, но горная местность, высокая влажность и многочисленные оползни порой сильно осложняли жизнь. Оползни вообще были японским бичом, потому что гибло под ними людей ежегодно очень много.

[Хэлли]

12.1

– Хибари-сама, я сейчас вам поставлю капельницу, – зашла в палату медсестра. – Не могли бы вы подождать в коридоре? Это недолго.

Я сразу не сообразила, что обращаются ко мне, потому, поспешно кивнув, вышла из палаты, едва не врезавшись в дверной косяк. Очень надеюсь, что чужой смешок мне послышался, потому что иначе я буду мстить.

Спиной подпирая стену, я задумчиво вслушивалась в стук каблуков передвигающейся по палате медсестры, шелестящие звуки, доносящиеся оттуда же и в звук дождя за окном. Вот и начался сезон дождей, самая противная японская пора, но знаете что? Мне нравилось. Высокая влажность и прохлада после изнуряющего начала осени были глотком свежего воздуха. А еще запахи, такие приятные и манящие – запах мокрого асфальта, запах озона (мой любимый запах в эту пору, когда сразу чувствуешь надвигающуюся грозу), запах влажной травы. В дождь все запахи становились чуточку острее и принимали несколько другие, более свежие оттенки. Мне, как человеку, который живет слухом, запахами и тактильными ощущениями, было особенно интересно наблюдать за сменой погоды. Перемены будоражили кровь.

По стеночке я двинулась в небольшой холл на этаже, где стояли диванчики, цветки в кадках и находилось огромное окно – хотелось вдохнуть полной грудью и избавиться от неприятного запаха стерильной чистоты и медикаментов.

Когда я устроилась в кресле поудобнее, с этажей ниже послышались чужие мужские голоса и топот десятка пар ног. Я напряглась, не понимая, что происходит. В очередной раз в этой больнице слишком шумно, это в порядке вещей, что ли? Поскорей бы Гленн вернулся, что-то мне это совсем не нравится.

Со стороны лестницы я услышала чей-то легкий шаг и прерывистое дыхание. Ребенок, возможно? Он сорвался на бег и вылетел в небольшой холл, где находилась напряженная и непонимающая, что происходит, я.

– Помогите мне! Пожалуйста! Меня преследуют! – вцепился в меня, как клещ, мальчик. – Онэ-сан, вы должны мне помочь!

Я была так сильно ошеломлена детским напором, что даже не подумала о том, чтобы возмутиться на это отвратительное «онэ-сан».

– Так, спокойно. Кто ты, и кто тебя преследует? – отмерла, наконец, я, пытаясь сообразить, что делать и почему все «приключения» сваливаются именно на мою голову? Почему нельзя эту осень прожить спокойно и никуда не влезать? Карма у меня такая, что ли?

– Некогда, онэ-сан! Они скоро будут здесь! – и, действительно, топот ног слышался гораздо ближе, чем раньше. Я вздохнула и позволила себя потащить в сторону лестницы, упорный мальчик тянул меня за собой с нереальной силой, которую никогда не подозреваешь в хрупком детском теле. А ведь ему, кажется, было не больше девяти лет.

Я проскользнула в закрывающуюся за ребенком дверь на лестничную площадку и придержала мальчика за плечо.

– Держи меня за руку и не отпускай, я ничего не вижу.

Мальчик остановился, и я почувствовала его внимательный не по возрасту цепкий взгляд.

– Оя, серьезно? Ты слепая? – кажется, ребенок был действительно удивлен. Настолько, что даже заговорил как-то… по-другому. Голос его уже не казался мне настолько детским, будто он специально разговаривал именно так, чтобы втереться в доверие. Я передернула плечами, внезапно мне стало сильно не по себе. Не принесет ли мне эта авантюра слишком много проблем?

– Да, поэтому будешь предупреждать меня, чтобы я ни во что не врезалась и ни обо что не запнулась.

– Хорошо, – ухватил меня за руку ребенок и гораздо медленнее потянул меня вперед. –Они не знают, как я выгляжу, потому веди себя естественно, будто ты моя старшая сестра, которая привела младшего братика на осмотр. Здесь начинаются ступеньки, осторожно.

Спускались по лестнице мы в полном молчании. Руки у ребенка были худые, пальцы длинные с мозолями на подушечках, кажется, о таких руках говорили «музыкальные руки»? Неудивительно, если это правда, мальчик наверняка играл на чем-нибудь вроде скрипки, гитары или виолончели.

– Дверь, – шепнул мальчик. Я толкнула ручку, и мы вышли на первый этаж, в главный холл. Вокруг сновали медсестры и врачи, но никто не обращал на нас внимание. Преследующих мужчин слышно не было. – Я поведу, не сопротивляйся и держи меня крепче.

Я стиснула детскую руку, и мы двинулись вперед, по направлению к выходу, ловко обходя снующих медицинских работников. Когда я была в больнице впервые, здесь было гораздо тише, сейчас же казалось, что больница больше похожа на разворошенный улей, чем на медицинский комплекс.

Нас так никто и не окликнул. Мы беспрепятственно вышли на улицу и прошли еще пару улиц, не останавливаясь и не разговаривая. Погони не было, потому можно было вздохнуть свободнее.

– Может скажешь, кто ты такой, таинственный незнакомец? И почему тебя преследуют?

– Лучше тебе не знать. Меньше знаешь, крепче спишь. А на счет кто я такой… зови меня Року.

– Как-то совсем не по-детски складно ты говоришь, Року. Мне стоит тебя бояться?

– Стоило бы, – рассмеялся мальчик. Я почувствовала, как у меня по коже пробежали мурашки, настолько странным и страшным был его смех. – Но ты для меня бесполезна.

Как никогда рада этому. Опасно для такого ребенка быть «полезной».

– Правда ты безвозмездно помогла мне, а я возвращаю долги. Дай руку.

Я не успела сообразить, как цепкие детские пальцы схватили меня за запястье и с нечеловеческой силой притянули меня к себе.

– Ай! – воскликнула я, когда почувствовала укол чем-то острым. Это благодарность такая, что ли? Откуда у ребенка, пусть и необычного и жуткого, холодное оружие? С каких пор девятилетние дети в Японии носят колюще-режущее? – Ты что творишь?!

– Это обещание, – пояснил мне Року и сжал мою руку в кулак. – Если окажешься в беде, позови меня по имени, и я приду. Всего один раз я помогу тебе, потому не трать эту возможность понапрасну.

– Хорошо, – неуверенно кивнула я, не совсем понимая, какого черта происходит. Но что-то подсказывало мне, что свое обещание этот непонятный «Року» сдержит, потому слова его запомнила.

– И лучше не говори о нашей встрече Хибари Кёе. До встречи.

И не успела я выяснить подоплеку этого странного совета, как мой собеседник испарился без следа. Исчез, будто его и не было, по крайней мере его присутствия я не чувствовала. Не «убежал», не «ушел», а именно испарился. С каждым днем всякой чертовщины вокруг меня происходит все больше и больше. Считать ли это плохой приметой?

Все еще ошарашенная, я словно в тумане засунула руку в сумочку, достала оттуда телефон и с помощью быстрого доступа набрала Гленна.

– Гленн, найди меня, пожалуйста. Кажется, я потерялась. Понятия не имею, где нахожусь.

С другого конца линии послышался тяжелый вздох. Прости, Гленн, но у тебя растет девочка-катастрофа. Которая, кстати, промокла до нитки и совсем этого не заметила.

[Хэлли]

13.

* 13 *

– Какой смысл в этой экскурсии, если я ничего не вижу?

– Смысл есть всегда, – ответил Кёя, и я поморщилась. Никогда не могла терпеть этот его наставительный тон, он всегда со мной говорил так, когда я морозила очередную глупость или выставляла себя сущим ребенком. Но сейчас-то что?! По-моему, вопрос вполне закономерен!

– Меня просто удивляет, насколько вы с Гленном фанатично прячете меня и при этом бываете иногда совершенно нелогичны. Разве сейчас я не должна скрываться от посторонних глаз у себя в усадьбе? Разве не ты говорил мне о существующей опасности?

– Говорил, – неохотно отозвался Хибари. Я почувствовала его нежелание продолжать разговаривать на эту тему, поэтому ткнула Хибари локтем в бок. Вокруг нас стало как-то совсем тихо, но я не обращала на это внимание, увлеченная разговором.

– И?

– Самый опасный человек сейчас за пределами Японии. Уехал по делам.

– Хочешь сказать, что у людей нет глаз? И все это направленное на нас внимание со стороны учеников никак нам не аукнется? Ты же говорил, что итальянцев несколько. К тому же, подозреваю, наблюдателей в Намимори тоже достаточно. Ты не подумай, мне очень приятно, что ты пригласил меня побывать в средней Намимори на культурном фестивале, тем более выдалась такая прекрасная погода, но это пристальное внимание меня нервирует.

Впрочем, я не удивлена такому вниманию, потому что Хибари Кёя, вышагивающий под ручку с иностранкой и проводящий ей экскурсию – то еще зрелище, наверное. Я кожей чувствовала чужие заинтересованные взгляды, никто не остался равнодушным. Учителя, ученики, члены дисциплинарного комитета и студенческого совета – все без исключения пялились на нас. Кто-то смотрел, не скрываясь, с откровенным шоком, кто-то с любопытством, кто-то поглядывал боязливо, исподтишка. К сожалению, мое появление настолько выбило учителей и учеников из колеи, что даже аура Хибари не смогла избавить нас от настойчивого внимания.

– Если бы сегодня в школе было опасно, я бы тебя сюда не привел.

«Я избавился от наблюдателей», – перевела для себя я. Они хоть живы-то остались, интересно? Впрочем, это не мое дело, наверняка это было что-то вроде показательного приструнивания для наглых итальянцев, которые чувствовали себя на территории клана Хибари, как дома.

Единственное, что меня радовало: культурный фестиваль начинался только через пару часов, потому у нас было время и на экскурсию, и на то, чтобы попить чай с плюшками в кабинете дисциплинарного комитета. Мы приехали в школу довольно рано, потому учеников и учителей в школе оказалось совсем немного, хотя и этого было достаточно для того, чтобы слухи неотвратимым пожаром разошлись по всей школе.

Впрочем, учитывая деспотичные лидерские замашки Кёи, я не удивлюсь, если за сплетни дисциплинарный комитет будет жестоко избивать провинившихся.

– Ладно, – покладисто согласилась я. Мы подошли ко двери в кабинет главы дисциплинарного комитета, Кёя галантно пропустил меня внутрь и закрыл за собой дверь, отрезая нас, наконец, от любопытных взглядов. Я облегченно выдохнула и, доведенная Кёей до мягкого дивана, уселась в него, устраиваясь поудобнее. – Давай теперь кое-что проясним: я не собираюсь переводиться из школы Мидори в среднюю Намимори.

Повисла тишина. По застывшему Хибари и его молчанию, я поняла, что попала в точку.

– Почему? – почти обиженно спросил он, и мне захотелось прочистить уши. Кёя, ты ли это?

– Потому что директор Ли очень помогает нам, и мне бы не хотелось разочаровывать его своим переводом, – как для маленького ребенка, обстоятельно начала объяснять я. – К тому же, здесь мне вряд ли разрешат появляться всего два раза в полгода, чтобы сдавать долги и экзамены. Да и более сложная программа в Мидори меня вполне устраивает, мне нравится там учиться.

– Я могу обо всем договориться, – настойчиво предлагает Хибари, и в этот момент мне хочется побиться головой об стенку.

– Не стоит. Ко мне будет приковано слишком много внимания, я этого не хочу. А если ты еще будешь ходатайствовать обо мне перед директором… Слухи мгновенно разлетятся по школе. Ты и сам мог заметить сегодня, насколько раздражает и нервирует такое пристальное внимание. Даже твое покровительство меня от этого не спасет. Всех до смерти не забьешь.

Я помолчала, отчетливо чувствуя чужое неудовольствие. Похоже, мой ответ действительно огорчил Кёю.

– Хибари, я бы с удовольствием училась вместе с тобой одной в одной школе, – мягко произнесла я, – если бы не обстоятельства.

Я подняла руку к глазам в коротком жесте и отвернулась от Хибари, огорченная этим разговором. К сожалению, я отчетливо понимала, что нет никого более жестокого, чем ребенок, не осознающий последствий своих поступков. Мне очень повезло со школой Мидори – в ней ко мне относились с некоторым трепетом, будто я их живой талисман. Не факт, что если я переведусь в среднюю Намимори, ко мне будут относиться также. Надо мной могут издеваться, меня могут унижать, меня могут ударить или подложить на стул скрепок, а я этого не замечу, не увижу, кто это был, не смогу никак ответить в силу собственной ущербности. И сколько бы Гленн не повторял, что я слишком беспечна, это не совсем так – я отчетливо осознаю всю хрупкость и опасность своего положения.

– Хибари-сан! – в кабинет без стука вошел очередной член дисциплинарного комитета, голос у него был хриплый и слишком взрослый. Сколько ему лет, интересно? – На территории школы были замечены ученики Кокуе. Вы приказывали доложить…

– Вао, – с восхищением и предвкушением в голосе протянул Хибари, и я передернула плечами. – Бессмертные, что ли? Мне казалось, что в прошлый раз они осознали все свои ошибки. Что ж, придется вбить в них понимание потом и кровью.

Голос Хибари звучал очень зловеще, и я даже посочувствовала неизвестным ребятам, которым не повезло нарваться на плохое настроение главы дисциплинарного комитета. С учетом того, что настроение ему испортила я, совсем чуть-чуть я чувствовала себя виноватой.

– Кусакабе, завари чай моей гостье, а потом возвращайся к своим обязанностям. Я разберусь с нашими нарушителями сам.

– Хорошо, Хибари-сан, – послышался шорох одежды. Кажется, это был поклон?

– Лоуман, я к тебе пришлю травоядное, – неохотно произнес Хибари, и я очень удивилась этим его словам. Кого это он решил прислать? – Даю вам час на прогулку по окрестностям вокруг школы. Но если он не вернет тебя к началу школьного фестиваля…

Невысказанное окончание фразы повисло в воздухе, и я даже не успела спросить Кёю о том, кого он там собирался присылать, как почувствовала, что аура Хибари исчезла из кабинета. Он же не мог?.. Не мог же?.. Третий же этаж, нет?

– Кусакабе Тецуя, правильно? Кёя, что, выпрыгнул в окно?

Послышался звук щелкнувшей кнопки на электрическом чайнике и тяжелый вздох, я даже посочувствовала бедному парню, который уже ничему, похоже, не удивлялся.

– Да, Лоуман-сан. Он часто так делает, – вежливо ответил парень, и я подивилась его выдержке.

– Называй меня по имени или по фамилии, Кусакабе, без этих ваших суффиксов, – попросила я, скидывая закрытые туфли на пол и залезая на диван с ногами.

– Не уверен, что это хорошая идея, Лоуман-сан, – занервничал Кусакабе, и я совершенно не понимала его тревоги. – Хибари-сану это не понравится.

Господи, это насколько же Хибари запугал свой дисциплинарный комитет, если даже его заместитель боится сказать слово поперек или что-то, что не понравится Хибари? Методы у наследника клана якудза были под стать, но не мне было судить об этом – вполне возможно, что это было обычной практикой среди якудз.

– Надеюсь, с Кёей будет все в порядке, – задумчиво произнесла я, ни к кому конкретно не обращаясь, но была уверена, что Кусакабе, разливая чай, наверняка прислушивается к моим словам. – Он только недавно вышел из больницы.

И это еще доктор Милтон удивлялся тому, что мне гипс сняли слишком быстро, вон Хибари с такими ранами и переломами провалялся в больнице всего две недели и чувствовал себя сейчас прекрасно – прыгал с окна третьего этажа, даже нашел в себе силы забить кого-то до смерти.

[Хэлли]

13.1

Я думала, что он пролежит в больнице как минимум месяц, но выздороветь за две недели? Серьезно? Какое-то выздоровление слишком чудодейственное. Не мог же директор Джун соврать о состоянии Кёи, какой в этом смысл?

– Мне нужно вернуться к своим обязанностям, – поспешно сообщил Кусакабе, протягивая мне чашку с зеленым чаем. – Отдыхайте.

И смылся из кабинета.

Мне показалось, или этот Кусакабе знает что-то, чего не знаю я?

Чай был очень крепкий, близкий к традиционному зеленому, который подавали на чайных церемониях. Любовь Кёи к этому чаю я не разделяла, потому что этой бурдой наслаждаться было невозможно. Не то, чтобы я была противницей зеленого чая, мне он нравился наравне с черным, но традиционный японский горький зеленый чай был какой-то слишком горький, настолько горький, что на чай толком не был похож. Не чай, а сущее мучение.

А самое обидное – сахара не было. И обещанных плюшек тоже. Ну а если и были, то я не решилась рыться по столам и шкафам в поисках сладкого.

Что глава дисциплинарного комитета, что его заместитель были вылеплены, похоже, из одного и того же теста – один смылся слишком быстро, променяв меня на избивание парней, другой тоже исчез как-то слишком оперативно, бросив на произвол судьбы. Я вздохнула и отставила кружку с противным чаем – я, конечно, могла поиздеваться над собой и просто из чувства противоречия выпить его до дна, но как-то настроения не было.

Внезапно раздался стук в дверь, нарушивший мой покой. Нормально ли будет разрешить войти, когда хозяина кабинета нет на месте?

– Войдите!

Послышался скрип двери, на меня дыхнуло запахом краски, дерева, покрытого лаком, и разговорами увлеченных и воодушевленных фестивалем школьников, повторно послышался скрип двери.

– Зои-сан?

– Савада! Ты мой спаситель! – обрадовалась я и неловко вскочила с диванчика, чуть не запутавшись в собственных ногах, но парень немыслимым образом успел придержать меня за локоть, чтобы я не навернулась, пропахав пол лицом.

– Спаситель? – недоуменно переспросил парень, не совсем понимая, что я имею ввиду.

– Да, ты спасешь меня от скверного зеленого чая, который я была бы вынуждена пить до прихода Кёи. Так это он тебя сюда прислал?

– Хибари-сан был очень убедителен в своей «просьбе», – голосом полным священного ужаса произнес Тсунаеши и неосознанно сжал мой локоть сильнее. Я усмехнулась, примерно представляя, как именно звучала «просьба» моего друга детства.

– Ты его извини. Он иногда бывает очень груб. Просто такой уж у него характер, – развела руками я, и Савада заметил, наконец, что до сих пор удерживает меня за локоть. С протяжным завыванием «хи-и» он отдернул свою руку, и повисло неловкое молчание.

– Проведешь меня по окрестностям? – склонила на бок голову я. – У нас вроде целый час еще есть до культурного фестиваля.

– Я… эээ… да, конечно, – запинаясь, произнес Савада и открыл передо мной дверь.

И только сейчас я поняла, насколько недальновидно было оставить Бетси в усадьбе. Конечно, если бы Кёя постоянно находился рядом со мной сегодня, не было бы никаких проблем, но он бросил меня на произвол судьбы и даже не подумал, что я буду, беспомощная, делать. Стоило, наверное, остаться скучать в кабинете, но во мне не к месту и не ко времени взыграло чувство противоречия. Если Кёя считал, что без него я и шагу не смогу ступить, то он глубоко ошибался!

Вот только, что делать дальше, я не знала. Савада не был привычным надежным Гленном или сурово заботливым Хибари, он был почти незнакомцем и сейчас, невольно анализируя первую встречу с ним, я не понимала, откуда во мне появилось это иррациональное чувство доверия? Я остро пожалела, что ухватилась за идею пойти погулять. Будь рядом со мной Хибари или Гленн, я бы привычно ухватилось за сгиб локтя и была бы счастлива, но делать это по отношению к Саваде мне казалось неуместным. Мы почти не знали друг друга, и это было бы слишком неловко.

Я растеряно замешкалась, и Савада заметил это: остановился, прикрыв дверь, ведущую в коридор и внимательно посмотрел на меня, пытаясь, видимо, по лицу прочитать, что происходит у меня в голове. Взгляд его был легко ощутим.

– Зои-сан? Что-то не так?

– Хм, прости, кажется, я проявила грубость не меньшую, чем Хибари. Возможно у тебя неотложные дела? Или нет времени на прогулки? Ты скажи, я пойму, все-таки у вас культурный фестиваль на носу.

Я лукавила, конечно, но настоящую причину своего поведения открыть Саваде не могла.

– Нет-нет, я сейчас совершенно точно свободен.

Пожалуй, это не тот ответ, который я хотела бы услышать. Вот только деваться было некуда, потому я душераздирающе вздохнула и ухватилась за Савадин рукав. Парень был настолько ошеломлен моим поведением, что напряженно застыл на месте, не решаясь пошевелиться. Ничего, я могу и постоять, пока до Савады не дойдет смысл моего поступка. Не дурак вроде бы.

– Что бы вы хотели увидеть, З-з-зои-сан? – отмер, наконец, Савада и вывел меня из кабинета.

– Сомневаюсь, что мы сможем увидеть много мест за отведенное нам время. Давай просто прогуляемся.

В коридоре было на удивление пустынно. С этажей ниже доносился гул голосов школьников и учителей, но на третьем этаже никого не было, я не чувствовала ничьего любопытства и внимания. Даже дисциплинарного комитета не было, что было совсем уж странно – мне казалось, что в такой день они должны следить за порядком по всей школе, мало ли что может случиться.

Ответ был один – Кёя. Похоже, он решил проблему по-своему, и я ему была за это искренне благодарна. Меня, конечно, не особо волновали чужие домыслы и сплетни, но все равно было бы неприятно. И без того сейчас я и Кёя были самой животрепещущей темой.

Внезапно Савада остановился, и я, не успев вовремя среагировать, врезалась в его широкую спину и пребольно ударилась носом. Предупреждать же надо! Особенно когда прогуливаешься со слепой девушкой! У меня может и работает интуиция на всю катушку, но совершать волшебство, читая чужие мысли, не может даже она.

– Эм, Савада?

– Зои-сан, вы мне верите? – резко развернувшись на носках, спросил у меня Тсуна. Я потерла пострадавший кончик носа, озадаченная внезапной сменой настроения парня. Отвечать не хотелось. Потому что подсознательно ответ на этот вопрос я знала. Я и так чувствовала себя наивной дурочкой, признавать это вслух совсем не хотелось.

Дело было в том, что Савада очаровывал. Это было трудно объяснить, но я чувствовала внутри Савады крепкий внутренний стержень. Хотя это была не совсем точная аналогия – это скорее было внутренним огнем, что горел ровно и совсем не обжигал, этот огонь гипнотизировал и согревал получше всякого глинтвейна, кружа голову и излечивая неглубокие душевные раны. Чувство было очень приятным.

– Допустим, верю, – неуверенно произнесла я.

Савада ничего не ответил, и я поначалу подумала, что он обиделся на такой неоднозначный ответ. Но когда парень дрожащей слегка потной рукой взял меня за правую руку и осторожно повел меня к лестнице в западном крыле, я поняла, что он, возможно, даже не слышал, что я ответила, взволнованный собственным поступком. Я тоже покраснела, хотя считала себя девицей, не склонной к сантиментам.