Cлепой сон

[Хэлли.]

“Слепой сон”

Автор:  Хэлли ( www.diary.ru/~hellysfreedom )
Фэндом: Реборн
Жанр: ангст, драма, психология
Тип: гет
Пейринг: Тсуна/Зои, Бьякуран/Зои (односторонний, намеки)
Рейтинг: R
Размер: миди
Предупреждение: POV, AU
Статус: не закончен
Размещение: без свободного распространения по Интернету!
Дисклеймер: все божественной мангаки
Саммари: Сколько я себя помнила, я всегда жила во тьме. Вот только для одних людей тьма являлась чем-то страшным и недобрым, для меня же она была почти уютной колыбелью. Она имела тысячи оттенков, которые я училась постигать. Она никогда не пугала меня, ведь как тьма может быть пугающей и агрессивной, когда сам человек придает ей эмоциональные оттенки?
Люди всегда боятся того, что они не понимают и не могут контролировать. Для меня же тьма была второй матерью. Я доверяла ей, она любила меня, мы жили с ней в гармонии.

Примечание: пару слов о создании фф и сюжете.

Примечание: Очень трудный фанфик и очень трудная тема. Я, к сожалению, ни разу не читала книги о слепых, даже фильмов толком не смотрела (кроме, разве что, «Боя с тенью»). Не то, чтобы я обходила эту тему стороной, просто как-то не довелось. Потому во многом мне придется хорошенько проявить фантазию. Постараюсь сильно не лажать, но если вдруг появятся какие-то ляпы, сообщите мне об этом, пожалуйста.
Идея пришла внезапно, и я не смогла от нее отделаться. Это скорее проба пера, чем что-то полноценное.
В четвертом эпизоде и дальше использовано стихотворение Lin_Assalair Люблю ее стихи, они неизменно вдохновляют меня!
И да. Продолжение будет в комментариях!

1.

* 1 *

«Мы в тысячу раз более слепы, чем этот старый человек в коляске. Нам шепчут, но мы затыкаем уши, нам показывают, но мы отворачиваемся. У нас нет веры: мы боимся поверить, потому что боимся, что нас обманут. Мы уверены, что мы – в гробнице. Мы точно знаем, что во тьме ничего нет. Во тьме ничего быть не может»
© Татьяна Толстая «Смотри на обороте»

Я будто бы падала в бездонную пропасть и внезапно, вздрогнув, проснулась. Неприятное ощущение, мало того, что чувствовала себя разбитой и не выспавшейся, так еще и закружилась голова. Я перевернулась, уткнувшись в подушку, пережидая тошноту. Более-менее придя в себя, протянула руку к тумбочке, нащупала стакан с водой и залпом выпила. Почувствовала себя гораздо лучше.

Рядом кто-то жалобно заскулил и лизнул мне руку. Я вскрикнула, прижав руку к себе и замотав головой, но темнота не отступала. Все еще ночь, потому я ничего не вижу? Это собака? Надеюсь, она меня не покусает. И где я вообще нахожусь?

Я поднесла руки к лицу и постаралась его ощупать – повязки на глазах не было, зато кто-то замотал мне бинтами голову. Я ударилась головой? Сотрясение мозга, скорее всего. Интересно. Почему же я ничего не помню?

Зашипев от боли, когда прикоснулась к затылку, похоже, именно там находилась рана, я вдруг осознала, что не только не знаю, где нахожусь, но и не знаю, кто я такая. Я закусила губу и попыталась хоть что-нибудь вспомнить, но единственный результат, которого я достигла – это головная боль. Память сияла чистой пустотой и вот теперь мне стало по-настоящему страшно. Что со мной произошло? Кто я такая? Почему я ничего не вижу?

Паникуя, я прикусила кулак, чтобы не закричать и отрезвить себя болью. В комнате кто-то заскулил и по звукам запрыгнул ко мне, кровать прогнулась. Я оцепенела, боясь пошевелиться. Вдруг собака агрессивная и меня загрызет? Если собака сторожевая и к человеку не приучена, вполне может.

Но мои опасения оказались ошибочными. Собака, радостно скуля, терлась об меня телом и всячески выражала радость от моего пробуждения. Я осторожно протянула руку и почесала пса за ухом, он радостно гавкнул и улегся рядом со мной, наслаждаясь моими прикосновениями.

От умиротворяющих поглаживаний и ощупывания собаки я немного успокоилась и уже готова была не паниковать. Собака, кстати, была длинношерстной. «Колли», – всплыло в моем сознании название породы, и я решила, что на этот счет пока заморачиваться не буду. Потом разберусь с вывертами собственного сознания.

– И как же мне тебя называть? – голос у меня был по-детски приятный. Пес в ответ гавкнул. – Боюсь, я тебя не понимаю.

За пределами комнаты послышались приближающиеся шаги. Я прислушалась, пытаясь вспомнить или хотя бы определить, где я нахожусь, и кто направляется в эту комнату. Почесывая собаку, я вслушивалась в звонкое цоканье туфлей и понимала, что совсем не боюсь. Похоже, я жила в этом доме и знала человека, направляющегося сюда, иначе как объяснить отсутствие страха?

За окном громко трещали цикады, и шелестели кроны деревьев, поскрипывая корой. Здесь было так тихо, не было ничего, кроме стука этих шагов, естественных природных звуков и шебуршания где-то… этажом ниже, возможно? Значит, я находилась в доме, где было минимум два этажа. Особняк или загородная усадьба? Здесь не было типичных звуков большого города, где ездили машины и постоянно что-то скрипело, скрежетало, грохотало и гудело, кто-то орал или слишком громко разговаривал. Я вздохнула и уткнулась в собачью «гриву», стараясь не прислушиваться к чужим шагам.

В дверь аккуратно постучали.

– Войдите, – крикнула я, обмирая от неизвестности. Пришло запоздалое волнение, но я не обращала на него внимание, обратившись в слух.

Дверь открылась, скрипнув, человек вошел в комнату.

– Молодая госпожа, вы, наконец, очнулись.

Голос был мужской низкий с хрипотцой. Мужчине, который по звукам стоял в дверях, было лет тридцать-тридцать пять, но я могла ошибаться.

– Молодая госпожа? – задумчиво протянула я, не спеша задавать вопросы. Значит, я права, здесь я живу. Исходя из того, что у меня была травма головы, скорее всего у меня не только сотрясение, но еще и амнезия. Но почему же так темно? Я же отчетливо слышала, как мужчина щелкнул выключателем? Это же свет был? Или нет? Почему же я совсем ничего не вижу, только темноту?

– Леди Зои, вы хорошо себя чувствуете? – в голосе мужчины послышалось нешуточное волнение, и я решилась.

– Я не в порядке. Я ничего не помню. До этого момента я не знала даже своего имени. Меня зовут Зои? Кто вы? Что со мной случилось? И почему я ничего не вижу?

В комнате повисло напряжение, настолько тягучее, что мне показалось, еще чуть-чуть, и я смогу его потрогать рукой. Мужчина прерывисто вздохнул и больше не двигался, почти не дышал. Я заволновалась, внезапно обнаружив, что в комнате открыто окно и мне даже холодно, хотя я находилась под одеялом. Я передернулась. Мужчина отмер, прошел к окну и закрыл его, сразу стало намного легче.

С минуту постояв у окна, мужчина подошел к кровати и уселся на стул, придвинув его поближе. Я только удивлялась своему острому слуху, который улавливал малейшие самые тихие звуки и помогал мне ориентироваться в пространстве. Или это было дело привычки?

– Меня зовут Гленн Гилмор, госпожа. Я ваш опекун и по совместительству дворецкий. Вас зовут Зои Лоуман, вы молодая хозяйка «Усадьбы на Песчаных холмах». Сейчас вы находитесь в своей комнате.

– Опекун? Я сирота?

– Нет, это временное опекунство, – неохотно пояснил Гленн, не желая, похоже, развивать эту тему.

– Значит, у меня есть родители? – надавила на мужчину я.

– Есть, ваш отец Конрад Лоуман и мать Маргарет Лоуман сейчас живут в Лондоне, они управляют большой и известной на весь мир корпорацией «Louman Industries». Вы же живете в Японии, в небольшом городке под названием «Намимори». То есть не совсем в городе, – поправился мужчина. – Усадьба находится на северо-западе в километре от города глубоко в лесу. Здесь очень тихо и спокойно, сюда ведет всего одна асфальтированная дорога.

Я задумалась. Разве не странно, что родители живут так далеко от своего ребенка? Судя по имени, и я, и родители англичане, тогда почему же я живу в японской глуши? Меня отослали? Родители меня не любят? Я вздохнула, вцепившись в собачью шерсть.

– Ее зовут Бетси, – внезапно произнес мужчина виновато. Задумываться над интонацией совсем не хотелось, и я решила отложить это в дальний угол сознания.

– Кого?

– Вашу собаку зовут Бетси. Ее порода колли, она живет с вами примерно с трех лет, родители подарили ее вам на Рождество.

Я улыбнулась, потрепав Бетси за уши. Она в ответ гавкнула и лизнула меня куда-то в ухо, от чего я почувствовала разливающееся по телу тепло. Хоть кто-то меня любит, уже хорошо.

Вот только была во всей этой истории какая-то деталь, которая не давала мне покоя. Что-то коробило меня, но я не могла поймать навязчивую мысль, она постоянно ускользала.

– Продолжай, – потребовала я.

– Вы упали с лестницы, – выдохнул Гленн. – Поскользнулись на детской машинке. В этом особняке живете не только вы, но и некоторая прислуга. Те, у кого есть возможность каждый день добираться до особняка на машине, живут в городе. Остальные живут в комнатах на первом этаже. Некоторые даже с детьми. Одна горничная не уследила за своим ребенком, и он в процессе игры разбросал свои игрушки по лестнице. Не волнуйтесь, она поплатилась за это, я уже ее уволил. Эта непростительная ошибка дорого ей обошлась, – гневно прорычал мистер дворецкий, похоже, до сих пор не отойдя от этого происшествия. Мне стало приятно, что за меня так волнуются, все-таки этот человек был моим хоть и временным, но опекуном. – Вы скатились с лестницы, ударились головой и сломали ногу, – я приподняла брови в удивлении и ощупала свои конечности. И действительно, правая нога была в гипсе по самое колено. – Заработали сотрясение и, похоже, временную амнезию. Доктор Милтон предупреждал, что такое возможно, но я даже подумать не мог… – Гленн запнулся, скорее всего не мог подобрать слов.

Я вздохнула и головой откинулась о спинку кровати. Словно сюжет какой-нибудь дурной мелодрамы, может у меня завалящий жених имеется, которому меня обещали родители? Было бы забавно.

– Вот как, – выдохнула я и головой повернулась в сторону предполагаемого местонахождения мужчины. – Остался последний вопрос.

Я задавила в себе малодушное желание сбежать или оставить последний вопрос на потом. Голова была чугунной, а в висках набатом стучала кровь. Подсознательно я понимала, что ответ мне совсем не понравится, но мне нужно было знать. Я чувствовала себя растерянной и потерянной, потому мне нужно было узнать о себе как можно больше фактов, чтобы заполнить ту пугающую пустоту на месте памяти.

– Вы слепы.

Голова была удивительно пустая, разум воспринял эту новость слишком хладнокровно и легко, будто был подсознательно готов к чему-то подобному. Хотя наверняка так и было. Гленн не сказал «вы ослепли», он сказал «вы слепы». Значит, это не последствия травмы головы, слепа я как максимум с самого рождения.

– Вот как. Сколько мне?

– Тринадцать лет.

Ну да, за девять лет вполне можно было смириться с этим. Паззл сложился.

Стало ли мне легче от того знания, которым меня оглушил Гленн? Ничего подобного. Правда комком в горле застряла у меня в глотке, а внутренности сжимались от горькой несправедливости. Та я, воспоминания которой были на месте, вполне могла бы смириться с этим знанием за столько-то лет, но я не была той девочкой. Или была, но не до конца. Свалившиеся на меня скверные вести опустошили меня, внутри царила пустота и жутчайший холод. Я словно отгородилась от эмоций, воспринимая их сквозь толстый слой стекла. Смотрела на все, наблюдая со стороны. Мне не хотелось в этом разбираться, я просто восприняла это так, будто все это относится не ко мне, а к кому-то другому, со сдержанным вниманием и только.

Отчуждение родителей, ссылка теми же родителями в другую страну, сотрясение, амнезия и слепота – не слишком ли много для одной маленькой меня?

Потому, стараясь отгородиться от настойчивых мыслей, на утро я начала исследовать особняк. Он был небольшим, но очень уютным. И здесь действительно было очень тихо и спокойно, усадьба находилась вдали от города и вокруг распростерся густой горный лес. Я не видела его, но чувствовала всем своим существом, четырьмя доступными мне чувствами. Свежий горный воздух кружил голову и заставлял вдыхать глубже каждый раз, насыщая легкие кислородом: здесь не было мерзкого стылого запаха мегаполиса, дышалось в этих местах легко и свободно, и даже противный комок в горле с каждым новом вдохом, кажется, становился все меньше. Слух улавливал умиротворяющий скрип крон деревьев, крики чаек и щебетание птиц и осторожный шелест листвы и травы. В этом месте я чувствовала душевное единение с природой, и это немного успокоило меня. Совсем чуть-чуть.

По словам Гленна, «Усадьба на Песчаных холмах» была построена в венецианском стиле из массивного серого аккуратно обработанного камня и состояла из двух этажей: семь хозяйских комнат занимали правую часть особняка, с другой же стороны расположилось крыло для слуг. Вот только деление на две части было донельзя условным просто потому, что я была одна, а слуг было гораздо больше: доктор (Милтон, кажется?), повар и Гленн жили в особняке на постоянной основе, садовник же, учителя и горничные каждый день добирались сюда самостоятельно, живя в городе. Раньше горничных в доме жило гораздо больше, но в связи со случившимся происшествием Гленн уволил всех, кто жил в усадьбе с семьями.

Хозяйское крыло состояло из спальни, небольшой библиотеки, крошечных гардеробной и кабинета, ванной, гостиной, холла с лестницей и, что привело меня в чистейший восторг, спальня и ванная находились в своеобразной башенке и были соединены отдельной спиралевидной лестницей.

Я сразу же вообразила себя томящейся в плену колдуньи Рапунцель, терпеливо дожидающейся своего прекрасного принца, осталось только косы отрастить. Или любой другой прекрасной принцессой, которую стерегут драконы-горничные, злая мачеха-повариха и свирепый колдун-дворецкий. «Моя башня» звучало почти также круто, как ручной темный властелин.

То есть это была полностью моя территория, куда допускался только Гленн и изредка горничные, чтобы привести комнаты в порядок. Крыло для слуг же состояло из парочки небольших спален, ванной, кухни и кладовой в подвале здания, которая, кстати, тянулась по всей длине усадьбы.

И все-таки, что делал особняк в венецианском стиле посреди Японии? Трудно было сказать, но я вполне допускала, что этот загородный дом был построен незадолго до того, как сюда переехала я. Возможно, я ошибалась, но сейчас меня это волновало меньше всего.

Помимо собственной башни, было еще одно приятное открытие. Оказалось, что усадьбу я знаю, как свои пять пальцев, не всю, конечно, но в хозяйском крыле я ориентировалась отлично. Я не натыкалась на углы, когда исследовала дом, я не ударялась о мебель и не врезалась в шкафы, я отлично ориентировалась в расположении окон, дверей и комнат и даже в саду обходила стороной аккуратно постриженные кусты и высаженные цветы. Конечно, здесь не было раскинувшегося на мили садового лабиринта, кустов и цветов тут было немного, по большей части вокруг усадьбы был газон, но я все равно с точностью до сантиметра знала, где находится высаженный и заботливо взлелеянный садовником куст камелии.

Это успокоило меня, теперь я не так остро чувствовала собственную беспомощность. Затворничество обернулось надежной крепостью, где я могла с легкостью и без осознания ущербности собственного существования взаимодействовать с окружающим миром. Исследовав «Усадьбу на Песчаных холмах», я поняла, что могу назвать это место своим домом.

Я даже почувствовала некоторую признательность к родителям, которых не помню. Да, они решили избавиться от слепого нелюбимого ребенка, но все-таки они создали для меня этот уголок покоя, дали мне опекуна, который, похоже, искренне за меня беспокоился, наняли горничных и других слуг, позаботились обо мне в меру своих сил. Может все эти люди, что жили здесь и работали, были мне семьей? Кто знает. Мне остается только попытаться вспомнить это.

Когда меня сидящую на веранде, почесывающую Бетси за ухом и попивающую чай нашел Гленн, я уже была в гармонии с собой и окружающей природой. Конечно, отсутствие памяти меня немного напрягало, но всяко лучше, чем то ночное состояние душевного раздрая.

По шороху ткани костюма и звуку шагов я определила, что Гленн пришел не один.

– Леди Зои, рядом со мной стоит доктор Говард Милтон, он ваш личный терапевт.

– Гленн уже рассказал мне о том, что у вас амнезия, госпожа. Не откажетесь ответить на парочку вопросов о самочувствии?

– Конечно, – улыбнулась я, краем уха уловив удаляющиеся шаги дворецкого. Доктор присел напротив меня и, кажется, достал свою записную книжку.

– Кажется, настроение у вас отличное, не смотря на случившееся. Так держать! Позитивный настрой является залогом быстрого восстановления, – голос доктора был очень довольным, и я почувствовала, что он улыбается. Не знаю, откуда появилась уверенность в этом, возможно, все дело в интонации или в атмосфере, что царила на веранде, или в шестом чувстве? Трудно было сказать, но я словно предвидела все происходящее где-то внутри. – Вы чувствуете тошноту, слабость, головокружение? Голова не болит?

– Ночью меня чуть-чуть тошнило и кружилась голова, но к утру мое самочувствие стало гораздо лучше. И на лестнице голова немного закружилась, когда я перед полдником спускалась вниз.

– Вы действительно идете на поправку, отлично, – сделав заметку в записной книжке, доктор продолжил:

– Если что-то вас беспокоит или болит, говорите мне сразу, молодая госпожа. Я все-таки ваш личный доктор и должен знать обо всех ваших недугах.

– Единственное, что меня сейчас действительно беспокоит, это моя память, доктор. Когда она вернется? – заметно волнуясь, поинтересовалась я, стискивая чашку чая в своих руках.

– Трудно сказать, – тяжело выдохнув, признался Говард Милтон. – Но я подозреваю, что ваша потеря памяти кратковременна, и скорее всего воспоминания будут возвращаться постепенно. Не могу дать вам точных сроков, но удар головой был не настолько силен. Потому волноваться не о чем, всему свое время, молодая госпожа. Главное сейчас вам не перенапрягаться и побольше отдыхать – это рецепт, которому я советую вам следовать неукоснительно.

– Спасибо, вы меня успокоили. Не хотите присоединиться к моему чаепитию, доктор?

– С удовольствием!

Мне совсем не хотелось разговаривать или задавать накопившиеся в моей голове многочисленные вопросы, потому мы сидели в тишине и слушали шелест травы и завывание ветра. Единственное, что выбивалось из общей картины, это тявканье периодически подающей признаки жизни Бетси, которая устроилась сбоку от меня, и звяканье фарфора, а также доносившиеся из дома разговоры прислуги. Но это совсем не раздражало, а как будто вносило еще больше уюта в этот день.

– Доктор, – нерешительно начала я, для меня подобные просьбы были пока непривычными. – Вы не против, если я увижу ваше лицо?

– Конечно не против! Вы могли бы и не спрашивать! Просто раньше вы это уже делали, и я как-то не подумал… Впрочем, неважно.

Я кивнула, встала с удобного кресла, почувствовала, что доктор мягко схватил меня за запястье и подвел к себе.

Гленна, кстати, я уже подвергла этой экзекуции. И могла этого не делать, пожалуй, потому что он выглядел в точности так, как я его себе представляла – короткие до ключиц вьющиеся волосы были убраны в маленький хвостик, высокие скулы и нос с горбинкой совсем не соответствовали английскому происхождению, морщинки у глаз, что говорило о том, что мужчина умел и любил улыбаться, изломанные линии бровей и тонкие нити губ. Я, конечно, не щупала все тело Гленна, все-таки хоть какое-то представление о приличиях у меня есть, но когда пыталась понять, во что он одет, заметила, что комплекции он был… как бы это сказать? Он был очень жилистый и словно был создан для какого-нибудь боевого искусства или рукопашного боя. Бывший военный, возможно? Это бы объяснило отсутствие охраны в особняке. И одет он был в брюки и простую хлопковую рубашку, все-таки на улице было слишком жарко и даже в брюках, боюсь, Гленну было слишком жарко, но он не жаловался.

Доктор, похоже, не собирался следовать английской чопорности и душить себя в жарких костюмах в тридцатиградусную жару, потому одет он был в легкую майку. Не удивлюсь, если он даже не в брюках пришел, а в шортах или бриджах, но проверять я постеснялась, все-таки выглядело бы это не очень прилично.

Говард Милтон, мужчина примерно пятидесяти лет от роду, по комплекции был далек от состоящего из одних сухожилий Гленна Гилмора, они были совсем разными. У доктора Милтона была комплекция упитанного толстяка, да и роста он был совсем невысокого, что только добавляло его схожести с колобком. Единственная общая черта с Гленном у них была в морщинках у глаз. У доктора было упитанное лицо, широкий нос и кустистые брови, а также живущие своей отдельной жизнью лихо закрученные усы. Такие усы вполне могли бы быть у Эркюля Пуаро, если бы он являлся реально существующей личностью.

Я улыбнулась, отойдя, наконец, от доктора и присев в кресло.

– Это так странно, я совсем не помню ваших лиц, но все равно как будто вспоминаю их. Это ощущение двойственности сводит меня с ума, – с горечью призналась я, задумчиво уставившись куда-то вдаль. Кресло напротив скрипнуло.

– Все пройдет, девочка моя. И это тоже пройдет, – добродушно заверил меня доктор, и я ему поверила. Кому как не собственному доктору мне верить?

2.

* 2 *

В доме было непривычно тихо, если не считать цоканья когтей Бетси по паркету и громыханья посудой с кухни на первом этаже. Это было удивительно и невообразимо, но я слышала даже негромкие мотивы задорной песенки, которую в процессе готовки напевала себе под нос повар, и писк крыс в подвале. Разве такое может быть? Да, доктор говорил мне, что за счет слепоты другие мои чувства будут развиты гораздо лучше, чем у обычного здорового человека, что один орган восприятия компенсируется другим, но все равно… Да и слышать чужие эмоции? Это из разряда фантастики.

Или все дело в интуиции?

Я как-то не придавала этому значения вчера, слишком много потрясений принес день, но я же слышала, чувствовала кожей сожаление и вину Гленна и добродушный настрой доктора Милтона, безмерное обожание и преданность Бетси жгло сердце. Одно дело распознавать интонации голоса, совсем другое ощущать незримое и недосказанное. Я вздохнула, в любом случае с этим мне никто не сможет помочь, мне не у кого спросить совета и поинтересоваться, нормально ли это. Остается только развивать свои способности, это может быть хорошим подспорьем в дальнейшей жизни и поможет мне успокоиться сейчас, все-таки я до сих пор чувствовала себя беспомощным слепым кротом.

Я перевернулась набок и носом зарылась в теплую подушку, не желая вставать. Сон не отпускал и заставлял веки слипаться, но надоедливые мысли все не хотели успокаиваться и так и роились в голове. Это мешало.

По моим прикидкам, на улице было утро, за окном приятно щебетали птички, кажется, они свили гнездо под крышей моей башенки и вот уже второй день будили меня своим пением, но сегодня я была этому совсем не рада. Благодаря острому слуху и открытому окну их чирикание казалось мне слишком громким. Я застонала в подушку: спать хотелось неимоверно, всю ночь я проворочалась с боку на бок, ненасытные жадные кошмары терзали меня всю ночь, я просыпалась от липкого страха и засыпала вновь, чтобы снова окунуться с головой в очередную трясину кошмара и потом опять проснуться. Сны я не запоминала, но остаточный страх не хотел меня отпускать. Похоже, выспаться сегодня не получится.

Я села в кровати, аккуратно опустила загипсованную ногу на маленький пушистый коврик у кровати и не удержалась от желания погладить мягкую ткань постели – она приятно холодила кожу и была мягкой, как перина. Одно удовольствие было бы здесь спать, если бы не мучающие меня всю ночь кошмары.

Когда я уже оделась и привела себя в порядок ко мне зашел, постучавшись, Гленн. Ходил он очень тихо, но со своим острым слухом я все равно услышала его шаги.

– Вы уже проснулись, – одобрительно отметил он, проходя ко мне, сидящей перед трельяжем на мягком пуфике и не знающей, что сделать с волосами. – Я вам помогу.

Он ловко выхватил у меня из рук гребень и аккуратно начал расчесывать короткие светлые волосы, вьющиеся на концах. Это было еще одной моей головной болью. Не то, чтобы это могло сравниться по степени тяжести с амнезией или слепотой, но все же… Доставляло некоторые неудобства. Ведь как говорят? Большое счастье, как и большие проблемы, складываются из мелочей.

Волосы у меня были цвета натурального светло-пшеничного и как все натуральные светлые волосы были легкими, как пух, и совсем не хотели укладываться и расчесываться, легко путались и не желали ни во что заплетаться. Гленн сказал, что раньше у меня были очень длинные волосы, но я настолько замучилась с ними воевать, что пару месяцев назад закатила истерику и потребовала их отстричь. Теперь они едва доставали до плеч, но легче с ними возиться от этого не стало – короткие волосы было трудно во что-то заплести, а путались они все также легко и вились на концах даже больше, чем прежде. Похоже, я самой себе подложила огромную и жирную свинью, но воздержалась от комментариев вслух.

– Это было нашим своеобразным утренним ритуалом, – вырвал меня из размышлений голос Гленна, я в удивлении приподняла брови, не понимая, о чем он говорит. – Война с вашими волосами, – пояснил он с улыбкой. Это точно была улыбка, я уверена, я кожей почувствовала ее, как будто в темный пасмурный день солнце вышло из-за туч, чтобы подарить мне немного тепла.

– Надеюсь, ты и дальше будешь помогать мне с ними бороться, – улыбнулась я. – Боюсь, без твоей помощи я вряд ли справлюсь, Гленн.

– Конечно, молодая госпожа. Вы можете на меня рассчитывать, – довольно заверил меня Гленн, завершая прическу. Я потрогала ее руками, это было что-то похожее на мальвинку, но не совсем: две пряди у висков с одной и с другой стороны были заплетены в косички, а на затылке переплетались между собой, свободно спадая на распущенные волосы. Просто, но со вкусом.

– Спасибо, Гленн. Во сколько подадут завтрак?

– Уже все готово. Желаете позавтракать на улице или в столовой?

– А давай устроим пикник? Погода отличная, – я повернула голову в сторону окна, из него веяло теплом летнего утра и запахом трав. – Присоединишься ко мне?

– Почту за честь, – вежливо ответил он и открыл передо мной дверь, придерживая меня за руку. Я пока не так хорошо управлялась с костылями, потому чувствовала себя не очень уверенно, особенно когда дело касалось лестниц и порожков.

Погода действительно была отличная, утренняя прохлада и горная свежесть охлаждали разгоряченную после кошмаров голову и упорядочивали мысли. Я физически чувствовала, как мои натянутые струны нервов расслабляются под напором умиротворенного утра и неспешного разговора в приятной компании – Гленн был разносторонне образован, и я поражалась его знаниям и количеству забавных ситуаций, которые происходили в его жизни и сейчас смешили меня.

Гленн разложил подстилку на самой границе сада, где газон плавно перетекал в живописный сочно-зеленый лес, и я в своем воображении рисовала красочные картинки того, как мы выглядели со стороны. Разговор как-то плавно угас, но тишина все равно была уютной и теплой, она пахла утренним солнцем и свежескошенной травой. С этим человеком мне было уютно молчать и только сейчас я задумалась о том, что, возможно, для той меня, которая все помнила, Гленн был кем-то вроде отца? Я повертела эту мысль в голове и поняла, что совсем не чувствую отторжения. Конечно, нынешняя я знала Гленна всего два дня и слишком рано говорить о сильной привязанности, но подсознательно я чувствовала себя в безопасности рядом с этим человеком.

– Боюсь, мне пора вернуться к своим обязанностям. Желаете еще чего-нибудь?

– Нет. Спасибо, что составил мне компанию, – улыбнулась я, перебирая в руке травинки. – Я еще чуть-чуть побуду здесь.

Послышалось шуршание ткани костюма и движение воздуха. Гленн, похоже, уже собирался уходить, но остановился и, собравшись с мыслями, заметил:

– Так как вы еще не до конца восстановились, я не вижу смысла приглашать учителей сейчас, но через неделю ваши занятия возобновятся. И до этого времени нам надо будет определить, распространяется ли амнезия на полученные вами до этого знания. Доктор Милтон говорил, что вероятность мала, но хотелось бы знать точно. Думаю, лучше будет заняться этим дня через три, когда вы окончательно придете в себя. Я принесу вам парочку книг, постарайтесь освежить память и проверить сначала себя сами.

– Ладно-ладно, Гленн, я поняла, – мученически выдохнула я, поднимая руки в сдающемся жесте. – Я постараюсь не лениться.

– Вот и отлично, – в интонации мужчины я почувствовала едва сдерживаемый смех, но сделала вид, что не заметила этого.

Гленн поспешил ретироваться, и я тоскливо подумала о том, что нет у него ко мне снисхождения, совсем нет. Тиран и деспот! Как можно человека, пережившего сотрясение мозга и амнезию, заставлять учиться? Это бессердечно! Я бы предпочла начать заниматься, когда моя память полностью вернется, но кто мне даст…

Я вздохнула, оперлась спиной о кору дерева и прикрыла глаза, стараясь не думать о стопке книг, которую Гленн притащит в мою комнату. Почему-то я не сомневалась, что стопка будет огромная, интуиция вопила о том, что лучше не заходить в комнату и не расстраиваться раньше времени. Да. Сам Бог велел провести сегодня весь день на улице.

Я настолько ушла в свои мысли, что даже не заметила чужих шагов. Не знаю, почему я посчитала, что этого человека не знаю, но это точно не был по-военному тихий шаг Гленна, и не легкая походка доктора, и не цоканье каблучков горничных, нет, это была плавная поступь хищника и на миг мне показалось, что ко мне вышел белогрудый медведь. Вблизи городов медведи не появлялись, но дезориентированный и голодный после спячки он легко мог набрести на наше поместье.

Я оцепенела от ужаса, в голове было настолько пусто, что мне даже не пришла в голову мысль убежать.

– Лоуман, ты что, призрака увидела? – издевательски-недоуменно протянул чужой голос, и я вздрогнула, отмирая. Вдали радостно залаяла Бетси, спеша сюда со всех лап. Я прикрыла глаза и помассировала виски, отчетливо ощущая, как скачками нарастает головная боль и меня запоздало начинает трясти – не иначе как из-за резкого выброса адреналина в кровь. Впервые моя интуиция и прокачавшиеся органы чувств обманули меня, и я была этому чудовищно рада.

– Лоуман? – обеспокоенно произнес голос и встряхнул меня за плечи так резко, что у меня даже зубы клацнули. Голова разболелась с еще большей силой, зато я перестала дрожать. Уже что-то.

– Не тряси меня! – потребовала я. – И так с головой не в порядке.

Незнакомец, похоже, нахмурился, но я уже не так сильно доверяла своему чутью, чтобы утверждать это со стопроцентной точностью. По голосу я определила, что это был парень примерно моего возраста, возможно совсем чуть-чуть старше меня.

– Ты в своем уме? – подозрительно уточнил незнакомец и с чудовищной силой сжал мои плечи, отчего я вскрикнула и постаралась оттолкнуть его от себя, но ничего не вышло. Это словно пытаться оттолкнуть каменную глыбу – для девочки тринадцати лет дело гиблое.

– Отпусти! – закричала я, не оставляя попыток вырваться из стальной хватки. – Мне больно!

Со стороны веранды послышались торопливые шаги, не иначе как Гленн спешил мне на помощь. Прислушиваясь к шагам Гилмора, я даже не успела заметить, когда парень успел меня отпустить – о грубом со мной обращении напоминали только ноющие от боли плечи. Когда Гленн добрался до моего импровизированного места отдыха, стояла напряженная тишина. Я уверена, что незнакомец был в смятении и некотором напряжении, я же тихо сидела на подстилке, потирая плечи.

– Что. Здесь. Происходит? – потребовал ответа парень. Я закашлялась от его наглости и кожей почувствовала искры, что пробежали между незнакомцем и Гленном, уверена, сейчас они сверлят друг друга неприязненными взглядами.

С минуту стояла тишина, но в конце концов Гленн вздохнул, сдаваясь. Я даже не старалась скрыть свое удивление, ведь трудно представить ситуацию, в которой мой дворецкий оставил бы без внимания причиненную мне другим человеком боль. Конечно, это звучит глупо и неосмотрительно, если учитывать, что я потеряла память – в моем случае доверие является непозволительной роскошью, но почему-то я уверена, что Гленн желает мне только добра – это словно аксиома моего внутреннего мира, не требующая подтверждения.

– Впредь постарайтесь не причинять боли молодой госпоже, – с угрозой в голосе предупредил Гленн.

– Хм.

Незнакомец ничего не ответил, только хмыкнул и присел на плед – послышалось шуршание костюма. Еще один чопорный консерватор в моем окружении? Не слишком ли их много вокруг меня?

– Кто вы? – спросила, наконец, я. Незнакомец опешил.

– Это Хибари Кея, – поспешил объяснить Гленн, – ваш друг детства. Его родители по просьбе ваших отца и матери временно присматривают за вами. В случае каких-либо проблем, вы можете обратиться к чете Хибари, и они вам помогут. С Хибари Кеей вы знакомы с пяти лет.

– Надеюсь, ты шутишь, – полувопросительно произнес Хибари, я виновато улыбнулась в ответ. Громко гавкнула Бетси прямо над ухом – похоже, все это время она была рядом и наблюдала за нами, даже удивительно, что она сидела так тихо.

– Приятно познакомиться, Хибари Кея. Нет, не шучу. У меня амнезия.

– Госпожа упала с лестницы, ударилась головой и сломала ногу. Доктор Милтон сказал, что амнезия временная, но все равно возвращение памяти потребует некоторого времени. Мне сейчас надо уйти, но надеюсь, что вы не заставите госпожу нервничать – сейчас ей это вредно.

– Можешь не волноваться, – вздохнув, сказал Хибари Кея. Я почти видела, как он нервно потирает переносицу, но вполне возможно, что это было лишь мое воображение.

– Тогда я вас оставлю.

Я нервно подергала выбившуюся у виска прядку, не зная, с чего начать. Если мы долгое время знакомы, значит мы хорошие друзья? Но не странно ли, что друзья детства обращаются друг к другу по фамилиям, или в Японии это нормально? Угнетающая тишина давила на нервы.

– Хочешь посмотреть, как я выгляжу? – нарушил затянувшееся молчание Хибари, и я кивнула в ответ. Бетси обрадовано залаяла, играючи носясь по полянке вдалеке – создавалось ощущение, что она очень рада заявившемуся гостю.

Хибари сдвинул пузатый чайник с заваркой в сторону и подсел поближе ко мне. Я не стала затягивать, ведь мне было очень интересно, как выглядит мой новоявленный друг детства.

Если бы я была скульптором и взялась описывать Хибари Кею, я бы сказала, что он воплощал в себе совершенство линий – все было в нем безупречно. Конечно, его внешность не была типично европейской, но он был красив, это я могла сказать со стопроцентной уверенностью. Я вела рукой по тонкому нахмуренному излому бровей, морщинке между бровями, прощупала высокие скулы: форма лица у него была треугольная, подбородок был острым волевым, и это лишь добавляло в его образ еще больше совершенства. Когда я перешла к по-восточному узким глазам, Кея фыркнул и закрыл их, предоставляя полную свободу действий. Проводя руками по глазам с на зависть всем девушкам длинными ресницами, я почувствовала легкую щекотку – это пряди волос спадали на глаза. Волосы у него были прямыми и жесткими, губы же были сжаты в тонкую полоску. Одет он был в… гакуран? Кажется, это так называется?

– Ну что? – с интересом в голосе поинтересовался Хибари.

– Красивый, – то ли с завистью, то ли с восхищением ответила я. И захлопнула рот, покраснев. Вот кто меня за язык тянул?! Язык мой, враг мой. Хибари же наверняка не о том спрашивал! Услышав короткий смешок, я покраснела еще сильнее и отодвинулась от парня от греха подальше – не хватало еще что-нибудь сделать и вогнать себя в еще большую краску.

– Как это произошло?

Вопрос прозвучал серьезно и немного зло, и я молчала, пытаясь сообразить, что так разозлило парня, ведь ничего не предвещало… Настроение его изменилось слишком резко. Если только… мне трудно было в это поверить, ведь после всего произошедшего я немного боялась этого человека, он показался мне опасным и очень непредсказуемым. Но если только подумать о том, что я действительно была дорога Хибари, и это происшествие его взволновало... Конечно, делать выводы было рано.

– Я поскользнулась на лестнице, – коротко ответила я.

Хибари зарычал, и я резко отпрянула, не веря собственным ушам. Это же точно рычал Хибари, не Бетси, именно Хибари?

– Не держи меня за дурака, – моментально успокоился Хибари и выжидающе уставился на меня, я кожей чувствовала его насквозь прожигающий ледяной взгляд. И когда я говорю, «прожигающий» и «ледяной», я имею ввиду именно «ледяной» и именно «прожигающий», в буквальных смыслах этих слов.

– Я поскользнулась на игрушечной машинке, – вздохнула я, не желая развивать эту тему.

– Мне из тебя слова клещами вытаскивать?

Я поежилась, поторопилась я с выводами все же, парень находился в состоянии тихого бешенства и едва себя сдерживал. Интуиция дала о себе знать, крича во весь голос об опасности. Как я вообще сошлась с этим человеком? Мы действительно были друзьями детства?

– Ребенок горничной играл в доме и в процессе игры разбросал свои игрушки на лестнице. Я спускалась вниз как раз во время обеда, когда все дети сидели на кухне. Кто знал, что так получится, – поспешно объяснила я, зябко поводя плечами и с облегчением ощущая, что Хибари смирил свой гнев.

– Где?

Я повернула голову в ту сторону, где сидел Хибари недоумевая, что он имел ввиду, но тут же сообразила.

– Гленн ее уже уволил.

– Вот как. Ей повезло.

Я моментально поверила его словам, да, действительно повезло. Это не было обещанием, это была всего лишь констатация факта. Черт, кто же он, этот Хибари Кея? Я думала, что гакураны давно вышли из моды и сейчас их носят разве что хулиганы и школьники из неблагополучных районов. И если говорить о Намимори, сомневаюсь, что в этом тихом городке есть что-то подобное школе хулиганов.

– Как так получилось, что мы дружим? – набравшись смелости, поинтересовалась я. Хибари легко рассмеялся, даже не думая обижаться. Похоже, мы действительно были хорошими друзьями, потому что Хибари производил впечатление человека, который не терпит грубости или фамильярности в свой счет. Мне же это, похоже, позволялось.

– Обожаю в тебе эту прямолинейность, – довольно произнес он и лег на плед, уложив свою голову мне на колени. Я только бровь приподняла на такую наглость – слава богу, этого не видит Гленн. – Я наследник одного из древнейших кланов японских якудза. Клан Хибари насчитывает пару тысячелетий истории и, хотя сейчас наше влияние на Японию уменьшилось, наш клан все еще силен и влиятелен. В чем ты права, так это в том, что не будь наши родители знакомы, мы бы никогда и не подумали о налаживании отношений, слишком разнятся наши интересы. Но так получилось, что мой и твой отец учились в Америке и были однокурсниками.

Я кивнула, безмолвно благодаря за кусочек информации – все-таки он мог ничего о себе не рассказывать и оставить меня в неведении. Вполне возможно, что именно поэтому родители отправили меня в Японию и поэтому именно в Намимори – если они дружат настолько хорошо, что доверяют друг другу, мои родители вполне могли положиться на родителей Хибари. В случае чего, якудза смогут защитить меня от чего бы то ни было.

– А как мы познакомились? – я с любопытством склонила голову, в руках перебирая жесткие волосы.

– Ну нет, сама вспомнишь, будет лишний повод скорее избавиться от своей амнезии.

Я надула губы и демонстративно убрала руку за спину, но Хибари, наглец, вернул мою руку обратно и мне ничего не оставалось, как продолжить перебирать его волосы. Возможно, все не так странно, как могло мне показаться, с этим парнем можно было найти общий язык.

Когда вернулся Гленн, у меня болели обе руки, но я все равно была довольна жизнью, даже головная боль прошла. Правой рукой я гладила по голове Хибари, зарываясь в прямые жесткие волосы, а левой рукой гладила вдоль шерсти Бетси. Она была горячей, словно печка, и приятно грела мне бок, ведь, не смотря ни на что, земля все еще была сырая и сидеть даже на пледе было не очень приятно. Ее радостный гав разносился, наверное, на несколько километров вокруг. Или, возможно, мне так только казалось?..

3.

* 3 *

Не знаю, почему, но Гленн терпеть не мог Хибари Кёю. Он не показывал своего отношения слишком явно, они никогда не сталкивались лбами в словесных конфликтах, но мне, очень тонко реагирующей на голосовые интонации и обстановку в доме, это казалось очевидным. Он всегда был до зубовного скрежета вежлив с Хибари, настолько холодно вежлив, что даже меня обдавало морозом и на коже появлялись мурашки, хотя эта «вежливость» была направлена не на меня. Хибари Кёя платил Гленну тем же.

Единственный раз, когда Гленн позволил грубость в адрес нашего частого гостя – тот самый первый раз, когда Хибари сделал мне больно. Подозреваю, что раньше они находились в состоянии постоянной холодной волны, но сейчас, после этого случая и в виду моей амнезии, нервного стресса и постоянного напряжения, их отношения накалились. И хотя, когда дело касалось меня, негласно между ними наступало перемирие, я все равно чувствовала тревожащую недосказанность.

Множество догадок приходило мне в голову, но я не решалась делать какие-либо выводы до тех пор, пока память ко мне не вернется полностью и бесповоротно. Я могла многого не помнить и многого не знать, а спрашивать мне было неловко. Да и сомневалась я, что скрытный Хибари или постоянно беспокоящийся за меня Гленн расскажут мне суть их непонятного противостояния, это хорошо, если не соврут. Если в характере Кёи было вообще ничего не говорить, то Гленн мог наврать мне с три короба, особенно если бы посчитал, что это для моего же блага.

Поэтому я решила не рыпаться и не строить догадки на пустом месте. Доктор обещал, что память вернется, значит, надо набраться терпения и ждать.

Единственное, в чем эти двое сходились – это в заботе обо мне. Это было удивительно, но эти два так сильно отличавшихся друг от друга человека действительно беспокоились обо мне. Это не было бы очевидным для постороннего человека, но для меня это было естественно, словно дышать. Я, не задумываясь, подмечала все эти детали, они не демонстрировали свою заботу явно, но я интуитивно знала, куда следует смотреть и что замечать, и удивлялась, что привлекло во мне таких разных сильных духом людей?

В их заботе не было ничего пошлого или романтичного, только искренняя ненавязчивая опека, и я решила, что ничего плохого не случится, если в моем окружении будет две точки опоры, заграждающих меня от проблем и невзгод. Тем более сейчас, когда мне это катастрофически необходимо.

Хибари для меня стал заботливым старшим братом, Гленн же был мне отцом.

С тех пор, как Хибари узнал о моей амнезии, он стал наведываться в усадьбу каждый день: нежился на солнышке вместе со мной, помогал в учебе, читал мне книги, если они не были написаны шрифтом Брайля, тренировался неподалеку. Гленн сказал, что раньше Хибари появлялся от силы раз в неделю, всегда отговаривался какими-то срочными делами в городке. Думаю, что его срочные дела никуда не делись и все еще требовали его внимания, но подсознательно ощущая мою потребность в его присутствии рядом со мной хотя бы раз в два дня, он старался появляться чаще. Иногда даже приезжал к нам со стопками документов и каких-то папок, это стало происходить так часто, что мы с Гленном в моем маленьком кабинете оборудовали ему рабочее место – поставили еще один рабочий стол, настольную лампу и кресло.

Мне такое внимание было очень приятно, особенно если учесть, что за целую неделю после случившегося мои родители так и не позвонили ни разу. Я подозревала, что, возможно, Гленн или, скорее, доктор Милтон регулярно отправляют им отчеты о моем состоянии, но разве они не могли позвонить мне хотя бы раз? Поинтересоваться, как у меня дела, как я себя чувствую? Даже родители Кёи позвонили и поинтересовались, как мое состояние и не надо ли мне чего. Я чувствовала себя нелюбимой и ущербной и все сильнее тянулась к Гленну и Кёе.

Конечно, в их ненавязчивой опеке были и свои минусы – под их синхронным давлением мне пришлось налечь на учебу. То есть это не было «учебой» в прямом смысле слова, это скорее было повторением, потому что все те стопки книг, что давал мне Гленн, я уже читала, я точно это знала. Я не помнила, как и когда я читала их, но обрывки знаний всплывали у меня в голове, я просто освежала их в своей памяти.

Стопок книг с каждым днем в моей комнате становилось все больше, они росли и высились, словно сталагмиты в сырой пещере, появляясь в самых неожиданных местах. Я запиналась об них, чуть ли не падала, но не просила убирать книги на место, потому что в любой день, когда вздумается и когда у него было свободное время, Гленн мог устроить очередной опрос, тест или рассуждение на тему, опираясь только на определенные бумажные или электронные источники.

Это было сложно, знания с трудом всплывали в голове, но все же всплывали. Но самой большой проблемой стали не стопки книг на разную тематику, напечатанные шрифтом Брайля, а занятия каллиграфией. Если Гленн говорил мне название иероглифа, я не могла его вспомнить и воспроизвести на слух, но, если он проговаривал иероглиф вслух и показывал, как он пишется, я потом с легкостью могла его воспроизвести. Я заново отряхивала от пыли собственные навыки, и иероглиф отпечатывался у меня в памяти.

Вот только все это было не так просто, ведь японцы не могли не покрасоваться и не усложнить иностранцам жизнь. Если хирагану и катакану мы с горем пополам осилили и освежили в памяти, то к кандзи даже еще не приступали. А если учесть, сколько иероглифов в кандзи… мне заранее становилось плохо. Как я вообще согласилась переехать в Японию? Или моего мнения не спрашивали? Почему не в какую-нибудь безобидную Италию или Болгарию? В этих странах хотя бы один-единственный алфавит!

Я истерила, кряхтела, жаловалась на жизнь и тиранов и деспотов, но продолжала упорно грызть гранит науки. Все-таки мне жить здесь, возможно даже всю жизнь. Не факт, что я вернусь в Англию.

Пока я предавалась мыслям, доктор Милтон успел снять повязку с моей головы и осмотреть мою шишку на затылке.

– Голова не беспокоит? Тошнота, головокружение, головные боли? – профессионально поинтересовался доктор, ощупывая мою голову. Я только поморщилась, но стоически терпела очередной осмотр.

– Нет, ничего такого. Раньше если занималась или долго читала, начинала болеть, но сейчас уже ничего такого. Как будто и не было сотрясения мозга.

– Замечательно!

– Доктор, а гипс мы когда снимем?

– Ох, дорогая моя, всего неделя прошла, куда вы спешите? – по-доброму усмехнулся в усы Говард. – Это перелом, он так быстро не срастается. Если говорить о вашей лодыжке, то, думаю, как минимум еще недель шесть вам придется походить в гипсе.

– Шесть недель? – в ужасе прошептала я, не веря своим ушам. Два домашних тирана за это время замучают меня до смерти своей учебой, я даже сбежать не смогу! С переломом и в гипсе далеко не убежишь!

– Зои, вас что больше пугает, слишком много свободного времени или присутствие Гленна вблизи от вас при наличии свободного времени? – весело хмыкнул мой персональный лечащий врач, и я покраснела. Не сказать, что я настолько сильно не люблю учиться, мне нравится узнавать что-то новое, но я получаю удовольствие от этого только когда занимаюсь этим добровольно, а не из-под палки и спеша, словно на поезд опаздываю.

– Ладно-ладно, не буду вас больше смущать, – засуетился доктор, складывая терапевтические приборы в докторский саквояж. – Вы медленно, но верно идете на поправку, потому советую вам не сильно налегать на учебу, а больше времени уделять отдыху на свежем воздухе – места здесь чудные, свежий воздух поможет вам скорее выздороветь и вернуть память. Гленна я предупрежу.

– Спасибо, доктор! – обрадованно вскочила я со своего места, широко улыбаясь. Хоть один человек в этом дурдоме заступится за меня перед моими домашними тиранами.

– Вы закончили? – подошел к нам Гленн и подал мне один костыль. – Все в порядке?

– Зои идет на поправку, но все-таки, настоятельно прошу вас не переусердствовать с учебой, ей нельзя слишком сильно напрягаться. Если сейчас сотрясение мозга не дает о себе знать, это не значит, что подобное проходит бесследно. Умерьте пыл, – серьезно произнес доктор. Я едва успела подавить издевательский смешок и сделала непроницаемое обеспокоенное выражение лица, когда почувствовала, что Гленн впился в меня взглядом. Думаю, что доктор Милтон тоже выглядит донельзя серьезно, но в его карих глазах наверняка проскакивают смешливые искорки.

– Хорошо, – неохотно согласился Гленн и подал мне руку, чтобы я покрепче за него уцепилась. Послышались удаляющиеся шаги – доктор направился к своей машине, кажется, сегодня ему нужно было в город по делам. – Последуем рекомендации доктора Милтона, сегодня можете отдохнуть, госпожа. Вы не проголодались?

– Нет, не очень. А где сейчас Хибари?

– Тренируется неподалеку, – коротко ответил Гленн, сразу сообразив, что я захочу посидеть с Кёей, мне этого даже говорить не надо было. – Я принесу плед и что-нибудь перекусить, посидите здесь, – он ссадил меня обратно на кушетку и пошел на кухню за импровизированным ланчем.

– Принеси мне потом какую-нибудь книгу! – крикнула я ему вдогонку, но он ничего не ответил, и я не знала, услышал ли он меня. Похоже, нет. Вздохнула и потянулась к окну напротив, распахивая его и впуская по-летнему теплый осенний сквозняк.

– Госпожа! – в комнату вбежала молодая девушка и подошла ко мне. Я почувствовала движение воздуха и почти «увидела», как горничная протягивает мне разрывающийся от трели телефон. – Вам звонят!

– Спасибо, Азуми. Нажми на зеленую кнопку и дай мне трубку.

– Конечно, госпожа.

Послышалось удаляющееся цоканье каблучков и я, вздохнув, приложила трубку к уху.

– Слушаю, – настороженно произнесла я. От звонка я не ожидала ничего хорошего, потому что сейчас никто, кроме Хибари и его родителей, мне на мобильный телефон не звонил. И то это было очень редко, только в крайних случаях, а если учесть, что сегодня он был в особняке…

– Зои, – выдохнула мое имя незнакомая женщина. –– Зои, это твоя мама.

Я оцепенела и не могла произнести ни слова. Это шутка такая? Не смешно совсем. В ушах набатом стучала кровь.

– Зои? – неуверенно произнесла моя мать на другом конце трубки, но я молчала.

Я долго думала над тем, что я скажу отцу и матери, когда они объявятся. В груди с каждым днем ширилась черная дыра обиды и непонимания, мне хотелось спросить их, почему они оставили меня, бросили одну. Но я все же надеялась на то, что вместо звонка они приедут, чтобы навестить меня и убедиться, что с их дочерью все в порядке. Видимо, я желала слишком многого.

– Прости нас, Зои, но мы с твоим папой были очень заняты. Ты же должна понимать, что мы усердно трудимся на твое благо. Наша компания получила правительственный заказ, мы не имели права отвлекаться.

Я упрямо сжала губы, я не хотела разговаривать с этой женщиной и слышать все то, что она говорила мне. Мне показалось, что она убеждает скорее себя, чем меня. Мое благо? Серьезно? Не похоже, чтобы их сколько-нибудь волновала моя судьба. Их слепая дочь скатилась с лестницы, заработала сотрясение мозга и потерю памяти, а они позвонили спустя целую неделю после случившегося? Я помеха, отвлекающий фактор? У них не было несчастных пяти минут на то, чтобы позвонить на другой конец земли и поинтересоваться хотя бы: «С тобой все в порядке?».

– Зои, не игнорируй меня! – грозно зашипела моя мать, и я, на ощупь отыскав красную кнопочку, отключилась.

Я дрожащей рукой провела по лицу, прикрывая глаза. Спустя пару секунд телефон вновь начал надрываться, и я засунула мобильный под подушку, звук звонка стал приглушенным и, если не прислушиваться или не иметь острого слуха, телефон можно и не найти.

Конечно, на следующее утро горничные, убираясь, наверняка найдут его, но мне было как-то все равно. К тому времени я приду в себя и, возможно, смогу набраться храбрости и поговорить с матерью.

– Молодая госпожа, с вами все в порядке? – подбежал ко мне Гленн, голос его был очень напряженным и обеспокоенным одновременно. Наверное, подумал, что я действительно перетрудилась. Не будем его разубеждать. – Вы выглядите очень бледно.

– Все нормально, просто немного кружится голова. Мне кажется, мне не хватает солнца, я слишком много времени провожу в поместье. Отведешь меня к Кёе?

– Да, конечно, – поспешно ответил Гленн и подхватил меня на руки, я только вскрикнуть и успела.

– Я могла бы и своими ногами дойти, – недовольно пробурчала я, вцепляясь в шею мужчины. От резкого подъема у меня действительно закружилась голова, и я пожалела о своем вранье – наверняка это карма, космос мягко намекает мне, что надо поменьше лгать своим близким.

– Так быстрее.

Мне сунули в руки корзинку с едой, книгой и пледом и понесли за территорию усадьбы, по протоптанной лесной тропинке. Хибари не любил чужих глаз, потому в первый же день своего пребывания у нас постарался отыскать удобную полянку недалеко от особняка, чтобы не растерять навыки. И нашел, она была окружена густым лесом и находилась в трех минутах ходьбы от усадьбы на Песчаных холмах. Я ничего не видела, но была уверена, что место очень живописное.

Наш садовник, чтобы мне, Гленну и Хибари было удобно добираться до этого места, проделал тропинку среди лесной чащи, спилил все лишние деревья и срезал все мешающие кусты. Сейчас эта импровизированная тропинка уже была протоптана, настолько часто Хибари туда ходил. Заодно и я иногда присоединялась к нему. Я не видела его тренировки и могла лишь догадываться по звукам о том, что он делает, но воображение у меня работало отлично, тем более, что звуки треска ломающихся веток и крошащихся под тонфами камней я слышала отчетливо. Я не знала, зачем Хибари так упорно желал стать сильнее (когда я уже верну себе память?), почему убивает на это столько сил, но я пыталась поддержать его не словами, так хотя бы своим присутствием. Сомневаюсь, конечно, что ему это было необходимо, но я тешила себя надеждой, что ему хотя бы приятно.

Мы вышли на полянку, и я почувствовала на себе озадаченный взгляд Хибари, он явно понял по моему лицу, что что-то случилось, тем более я не так часто путешествовала на руках Гленна, стараясь справляться своими силами.

– Что случилось? – Кёя подошел к нам, внимательно вглядываясь в мое лицо, видимо, я все еще была бледной. И руки у меня дрожали так, словно у меня было эпилептический припадок. Гленн опустил меня на землю, и я схватилась за костыли.

– У госпожи закружилась голова, – ответил Гленн, придерживая меня за локоть, чтобы я не упала. Над нами сгустились грозовые тучи, образно говоря, и я поняла, что Хибари недоволен. Я никогда не чувствовала страха перед Хибари, если не считать той «первой встречи», но сейчас мне стало не по себе.

– И зачем же ты тогда ее сюда приволок? – раздраженно спросил Кёя.

– Кто бы меня слушал, – кисло отозвался Гленн, не желая спорить.

– Я вообще-то здесь! – едва сдерживаемым от гнева голосом звонко возмутилась я. Разговаривают друг с другом так, как будто я не стою рядом или не слышу их. Это некультурно!

Острое и колючее внимание Хибари переключилось на меня, и я поежилась. Наверное, не стоило возмущаться, обычно, когда дело касалось моего здоровья и самочувствия, Гленн и Хибари, не сговариваясь, действовали настолько слаженно, словно знали друг друга всю жизнь. То есть так и было, они знали друг друга давно, но на время забывали о своих разногласиях. И это пугало. Союз Кёи и Гленна была страшной силой, жутко было представить, что было бы, если бы они все же нашли общий язык. Они были похожи гораздо больше, чем думали, потому я поймала себя на мысли, что это дело времени: со временем они точно найдут точки соприкосновения, я же им в этом помогу.

Гленн расстелил подстилку, разложил ланч и удалился, я же осталась на полянке и не знала, куда деться от недовольного взгляда серых глаз.

– Мне кажется, это все от недостатка солнечного света, – попыталась выкрутиться я.

– Что случилось? – повторил свой недавний вопрос Кёя, и я поняла, что отмазка не прокатила. Наверное, я действительно слишком паршиво выгляжу.

– Помоги мне сесть, – попросила я, игнорируя его вопрос.

Когда мы с комфортом расположились на подстилке, я вздохнула, спиной откинулась на теплый нагревшийся под солнцем камень и потрепала по голове крутившуюся около меня Бетси. Когда я гуляла за пределами поместья, сидела читала или просто грелась на улице, Бетси всегда была рядом, сопровождая и охраняя меня. Она была хорошо обученной собакой-поводырем. Когда я упала с лестницы и потеряла сознание, первой меня нашла Бетси и даже сообразила привести Гленна. Чудо, а не четвероногий друг.

– Мама звонила.

Я почувствовала, как напрягся Хибари и в очередной раз за этот день впился в меня взглядом. Не знаю, что он так тщательно искал в моем выражении лица, но то, что он нашел, кажется, ему не понравилось, молчание было тягучим и напряженным.

– Я бросила трубку. Не могла слушать все эти нелепые оправдания.

– Хм.

Я почувствовала твердую хватку Кёи у себя на руке и, не выдержав, всхлипнула.

– Травоядным полезно плакать.

– Что? – настолько опешила я, что даже раздумала плакать. – Каким таким «травоядным»?

Взгляд Кёи был настолько выразительным и ощутимым, что я почувствовала себя дурой. Ну да, кто тут может быть травоядным, уж точно Кёя таковым себя не считает. Что-то было знакомое в этом обращении, вполне возможно, что он уже когда-то называл меня так, но мне все равно это не понравилось.

– Это кто еще здесь травоядное? – глухо заворчала я, шумно сморкаясь в платочек. – Я вообще-то мясо люблю! Мы хищники почище других, да, Бетси? А ты свинину не ешь! Вы, японцы, вообще только рис и едите!

Бетси согласно гавкнула в ответ и положила свою морду мне на колени. Со стороны Кёи послышался веселый смешок, но тему он развивать не стал, наверное, решил, что психологическая встряска мне достаточно помогла, чтобы не расклеиться до конца дня. И я запоздало сообразила, что пошла на поводу у этого нахального, вредного, бессовестного засранца.

– Я тебе это еще припомню, – пробубнила я и услышала шорох – это Кея потрепал меня по голове (я сразу присмирела), схватил тонфы и пошел тренироваться дальше, даже перекусывать не стал.

Только когда послышался треск ломаемых веток, я ощутила нереальный голод, похоже, стресс и нервное напряжение уничтожили все мои скрытые резервы. Создавалось ощущение, что я даже не завтракала, хотя утром я поела очень плотно. Схватив бутерброд в одну руку, а книгу в другую, я решила, что не буду сейчас задумываться, а подумаю обо всем завтра. Пусть у завтрашней меня голова болит, а сегодня я буду отдыхать и наслаждаться художественной литературой.

запись создана: 14.01.2018 в 03:14

@темы: Учитель-мафиози Реборн, миди, креатифф, гет

Comments

[Хэлли]

13.2

Если Хибари увидит эту сцену, он Саваду убьет.

В неловком молчании мы беспрепятственно выбрались из школы, даже толком не встретив никого по дороге. Полагаю, что в этом заслуги нашей было мало, и тут поколдовал чудесный волшебник Хибари. Как он это провернул, я не знала, но подумала, что стоит поблагодарить его при случае.

– Вы хорошо ладите с Хибари-саном, – после долгого молчания произнес Савада. Мы как раз в этот момент свернули на другую улицу и целенаправленно куда-то шли.

– Мы друзья детства, – пояснила я.

– Никогда бы не подумал, что Хибари-сан…

Савада запнулся, не зная, как потактичнее подобрать слова.

– Что? Умеет дружить? Умеет заботиться о ком-либо, кроме себя? – нахмурившись, спросила я. Где-то внутри клокотало недовольство. Не то, чтобы я не догадывалась о репутации Хибари, да и характер у него был не самый легкий, но когда так говорили о моих близких, мне становилось больно и обидно. Едва ли Хибари подобное отношение заботило, но я подобного стерпеть не могла.

– Нет-нет, – Савада остановился и, видимо, экспрессивно замотал головой – я почувствовала легкий поток воздуха. – Я не это имел ввиду. Это очень дико – видеть, как Хибари-сан совершенно открыто заботится о ком-либо. Я знаю, что Хибари-сан гораздо лучше, чем все о нем думают, но обычно он всегда отстранен, холоден и хорошо владеет собой. Вы действительно очень близки, – задумчиво добавил Савада, и я почувствовала, что опять краснею. И трудно было сказать, что смутило меня больше – неправильно понятые слова или последнее замечание? Или что-то другое?

– Мы знакомы с четырех лет. Наверное, это естественно, – невпопад сказала смущенная я.

– Да, наверное.

Мы помолчали. В минуту редкой тишины, когда никуда не надо было спешить и можно было отрешиться от ежедневных проблем и непрекращающейся учебы, я старалась наслаждаться отдыхом от всей души. И день выдался замечательный – единственный солнечный проблеск посреди двухнедельных дождей, оползней, грозы и слякоти. Я подозревала, что это последний теплый день осени, потому подставляла лицо солнечным лучам и счастливо жмурилась. Это было настоящим чудом, что именно сегодня выдалась такая хорошая погода – в тот день, когда проходил открытый осенний фестиваль, куда меня пригласил Кёя. И именно в тот день, когда в Намимори приезжал учитель И-Пин и Хибари. И от этого я чувствовала странную внутреннюю вибрацию, будто бы вместе с приездом Фонга должно было произойти что-то хорошее.

Чувства было трудно расшифровать, потому я решила плыть по течению и не волноваться понапрасну. В любом случае, интуиция подсказывала мне, что от меня сейчас ничего не зависело.

– Вот мы и пришли, – объявил Савада, остановившись. Я повернула голову в его сторону, не совсем понимая, где мы находились. – Это парк Асо. Не самый большой в Намимори, но здесь очень уютно. Я часто играл здесь в детстве, убегая с детской площадки, что находилась в паре улиц отсюда.

– Ты живешь здесь неподалеку? – спросила я и вдохнула полной грудью – в воздухе витали запахи мокрой листвы и коры дерева. Было тепло и на улицах по большей части было сухо, но парк, похоже, не успел высохнуть. Под ногами мягко шуршала листва, усыпая землю сплошным покровом.

– Да, мой дом находится на соседней улице.

– Вот как, – я склонила голову набок и повернулась в сторону парня. – А у тебя есть близкие друзья, Савада?

Мне очень хотелось бы видеть настоящие эмоции собеседника, но это было невозможно. Я могла довольствоваться только интонациями и тоном голоса, постоянно приходилось подключать воображение и додумывать про себя. Это неплохо тренировало мое умение анализировать, чувствовать людей и их ауры, настроение, а также развивало логическое мышление, но все равно это было не то. Это было слишком неполноценно, в общении это ощущалось особенно горько и остро.

– Всего пару месяцев назад, если бы меня спросили об этом, я бы дал однозначный отрицательный ответ. Но сейчас… Знаете, Зои-сан, я не могу сказать, что мы стали достаточно близки, но, кажется, мы идем к этому. Гокудера-кун бывает слишком агрессивным, иногда от него много проблем, но он мой первый драгоценный друг. Ямамото-кун бывает до безобразия беззаботным и слепым, но он тоже стал мне близок. И не только они. За полтора месяца с начала учебы я приобрел множество друзей.

Мы стояли на опушке парка, и Савада все говорил, говорил и говорил. Трудно было сказать, что заставило меня задать этот вопрос. Мне не были знакомы имена этих людей, кроме Хибари, конечно. И я не скажу, что это была какая-то жизненно важная информация, но мне показалось, что Савада уже давно хотел кому-то выговориться. Ему это было нужно.

Были ли это интуиция? Или я заметила какую-то деталь, которая натолкнула меня на этот вопрос? Я не могла сказать. Но в этот момент я почувствовала какое-то сверхъестественное единение с Савадой. Мне было приятно, что он настолько мне доверился.

– И вы тоже, Зои-сан, – почти шепотом произнес Савада. Кажется, я что-то пропустила, слишком глубоко задумавшись?

– Эм? Что?

– Вы тоже стали мне другом, Зои-сан, – еще тише сказал парень и, кажется, совсем смутился.

Я недоуменно хлопала глазами, не зная, как реагировать на такое милое заявление. То ли смущаться, то ли заверить во взаимности, но, кажется, лимит моего смущения на сегодня был исчерпан, потому я радостно рассмеялась и, ухватив Саваду за лацканы пиджака, чмокнула его в щеку.

Кажется, до конца дня Савада был дезориентирован.

– Ох, возможно, нам стоит возвращаться? Мне кажется, что уже достаточно много времени прошло. Если мы не вернемся к началу культурного фестиваля, я не знаю, что Хибари с нами сделает.

– А, да, конечно, – заторможено отозвался Савада, и я с трудом сдержалась от хихиканья, настолько потеряно звучал его голос. Я взяла парня за руку (схватила сразу же не иначе как чудом) и, кажется, добила его этим окончательно.

– Пошли?

– А, да, конечно, – болванчиком повторил Савада и на негнущихся ногах, едва передвигая ноги, двинулся в сторону школы. Ну, я очень надеюсь, что он пошел в сторону школы, потому что Хибари не простит нам, если мы опоздаем.

Обратно мы шли в молчании.

Все-таки полезно было иногда выбираться на прогулки. Я, может, и не видела ничего, но свежий воздух хорошо прочищал мозги. Все же постоянное нахождение в четырех стенах жутко давило на мою психику, угнетая и вгоняя в тоску, сейчас же разум мой сиял кристальной чистотой.

Стоило, наверное, отвоевать себе прогулки по Намимори хотя бы раз в неделю. А то таким образом и свихнуться было недолго.

Когда мы подошли к школе, у ворот нас уже встречал недовольный чем-то Хибари. Смущенный Савада, неловко попрощавшись, буквально испарился, сбежав по большей части от меня, чем от Хибари. Я вздохнула. Иногда моя порывистость доставляла мне слишком много проблем.

[Хэлли]

14.1

* 14 *

«Грусть подкрадывалась к ней как-то незаметно
и овладевала ею постепенно, как потемки комнатой»
© Антон Павлович Чехов «Каштанка»

В Японию Фонг прилетел гораздо позже, чем рассчитывал. На целые сутки, если быть совсем точным – в Гонконге рейс задержали на двенадцать часов из-за нелетной погоды и, в принципе, это время в гостинице он провел бы в тишине, спокойствии и медитации, если бы не его всполошившееся ученики.

Конечно, Фонгу были приятны искренняя забота и беспокойство И-Пин и скрытая за маской безразличия взволнованность Кёи, но перед перелетом Фонг предпочел бы выспаться. К чести Кёи, он позвонил всего раз и на том успокоился. И-Пин же вместо того, чтобы позвонить учителю, обзвонила сначала членов Триады, потом других немногочисленных учеников Фонга, потом позвонила Кёе и только потом Фонгу.

Всю ночь Фонг принимал звонки и уверял, что с ним все в порядке.

Впрочем, винить, кроме себя, было некого. Стоило заранее сообщить ученикам о том, что рейс задерживается, но как-то вылетело из головы.

– Совсем старый стал, – пожаловался Ричи Фонг, в ответ услышав сочувствующее посвистывание, – память уже совсем не та.
Япония встретила Фонга мелким дождем и сильным ветром. Не слишком приятная погода, но Фонг давно научился принимать природу такой, какая она есть, и видеть прелесть в любом из ее проявлений.

– Вы – учитель И-Пин, Аркобалено Фонг? – на выходе из аэропорта Фонга встретил поджарый темноволосый мужчина с профессиональной выправкой военного.

– Да, это я. Вы, я полагаю, Гленн Гилмор? – улыбнулся Фонг, смотря на мужчину снизу-вверх. – Рад знакомству. Надеюсь, я не обременю вас своим присутствием.

– Это госпожа пригласила вас в усадьбу, – пояснил Гленн Гилмор и кивком указал следовать за собой. Значило ли это, что этот человек не слишком был рад приезду младенца с ураганной пустышкой? Боялся за свою подопечную? Или его в принципе не устраивали беспорядки в тихом Намимори, где сейчас, кажется, также находился и Реборн? Фонгу предстояло это выяснить.

Новые знакомства грозились вылиться во что-то интересное, что всколыхнет спокойное болото повседневных обязанностей, тренировок и медитаций. Фонг был к этому готов, тем более, что ему очень хотелось посмотреть на девочку, о которой с таким восторгом отзывалась И-Пин. Исао также отзывался о ней крайне положительно, что являлось крайне высокой оценкой – глава клана Хибари был очень скуп на похвалу. А с учетом того, что она была близким другом Кёи...

Какая же она, эта Зои Лоуман?

[Хэлли]

14.1

* * *

– Моя жизнь скучна и уныла, – с тоской в голосе поведала я книгам, прячась в библиотеке от изрядно надоевших и набивших оскомину занятий. Мной завладел необъяснимый приступ меланхолии, истоки которого я не могла отыскать. Мне не хотелось заниматься, мне не хотелось ни с кем общаться, мне не хотелось даже выходить за пределы усадьбы. Если быть совсем точной, это скорее был острый приступ социопатии, но раньше я за собой такого не замечала. Возможно, все дело было в том, что поутру, во сколько бы я ни проснулась и сколько бы ни проспала, я всегда чувствовала себя разбитой и уставшей, во мне нарастающим комом накапливалось напряжение и усталость. Немного разбавили ситуацию разве что яркие эмоции от похода на культурный фестиваль и от приезда Фонга.

Фонг был пятилетним ребенком, который для своего возраста разговаривал слишком складно, совсем как взрослый. Я поначалу подумала, что это такая неудачная шутка, но маленькая скромная И-Пин на подобное была неспособна, Гленн был чудовищно серьезен, а Фонг в целом был скорее похож на какого-нибудь вундеркинда, чем на среднестатистического ребенка.

У него была куцая косичка, растрепанные на макушке волосы, на шее висела соска, одет он был во что-то наподобие китайского костюма – в тунику и мягкие хлопковые штаны под ними. Я не знала, как называется этот наряд, но была уверена, что у него есть название. И сопровождала его мартышка Ричи – очаровательное доброе проказливое животное.

Если бы только это, я действительно подумала бы, что Фонг – ребенок-вундеркинд, но было еще кое-что. Ощущение. Предчувствие. Это трудно было описать словами, но внутри Фонга ревела буря, она, словно послушный котенок, ластилась к своему обладателю и была готова по малейшему его зову превратиться во все на своем пути сносящий неистовый ураган. Укрощенная стихия в такт сердцебиению пульсировала внутри него, скованная маленьким телом.

Это было очень похоже на то, как я ощущала Бьякурана.

И это пугало настолько, что меня бросало в холодный пот. Я уже сто раз успела пожалеть о том, что пригласила его в свой дом, который до этого момента считала гарантом собственной безопасности. Я даже не могла спрогнозировать, что ждать от этого существа. Потому что человеком, я чувствовала, он был лишь отчасти, являясь сгустком стихии в человечьем обличье.

Наше с Фонгом знакомство прошло очень стремительно: И-Пин представила нас, мы заверили друг друга во взаимном удовольствии от знакомства, и я, сославшись на срочные дела, сбежала в библиотеку.

И сейчас вместо того, чтобы сидеть за рабочим столом и учить еще пару десятков иероглифов, я пряталась от занятого Гленна, который, наверное, не подозревал даже, что маленькая хозяйка балду гоняет, и пыталась решить для себя, предаваться мне панике или меланхолии? Или все вместе?

– Моя жизнь была скучна и уныла, – печально поправила я себя. Приезд Фонга сделал мою жизнь ярче, гораздо ярче. Наверное, не стоило мысленно жаловаться Вселенной на то, что лучшие мои годы проходят слишком бессмысленно и тоскливо, не иначе это воздаяние.

Чужое деликатное покашливание было слишком внезапным, слишком близким и слишком громким. В попытке быстро вскочить на ноги, я сильно ударилась затылком, что из глаз, наверное, искры посыпались, взмахнула рукой, смахнув что-то бумажное со стола и обреченно застонала, спиной скатываясь обратно на пол. Сегодня явно не мой день.

– Похоже, я вас напугал, – извиняющимся тоном произнес Фонг и непонятно было, извинение относилось к данному происшествию или ситуации в целом? Но спросить я не решилась, не хотелось знать, насколько проницательным может быть этот ребенок.

Впрочем, в том, что это был действительно ребенок, я тоже уже сомневалась. Даже вундеркинды вряд ли бывают настолько спокойными и безмятежными. Он был похож скорее на взрослого в теле ребенка, и я даже могла вспомнить, что читала раньше о подобных генетических отклонениях в медицинской книге, что мне когда-то в числе прочих подсунул доктор Милтон.

– Сама виновата, – буркнула я, потирая затылок, не заостряя внимание на двусмысленности высказывания. Ричи перебралась ко мне на плечо и сочувственно погладила по щеке. Это нормально, что мартышка настолько разумна? И кто Фонг такой, черт возьми?!

– Как вы нашли меня? – хотела я спросить совсем не это, но не смогла подобрать слов.

– Ричи провела меня, – пояснил Фонг и, помолчав, добавил:

– Я не сделаю тебе ничего плохого, Зои Лоуман. Я не причиню вреда человеку, который доверился мне, пригласив в свой дом. Ты ведь почувствовала? Мое пламя?

Я вздрогнула и молчаливо перебралась к стенке стеллажа с книгами, чтобы находиться с собеседником лицом к лицу. Конечно, видеть человека я не могла, но я боялась оставлять свою спину и горло открытыми. Человек передо мной был достаточно опасен, и я это отчетливо ощущала, мне даже не надо было прислушиваться к его бушующей усмиренной ауре, чтобы понять это. Ричи все еще оставалась на моем плече, успокаивая одним своим присутствием, от нее я не ощущала угрозы.

[Хэлли]

14.2

– Пламя? Да кто вы такой? – непонимающе переспросила я.

– Это очень долгая и печальная история, и мне бы не хотелось обременять тебя ею. Просто поверь мне на слово, я не младенец, мне гораздо больше лет, чем кажется.

– Значит, все-таки генетическое отклонение.

– Что-то вроде того, – подтвердил Фонг. Послышалось шуршание одежды, похоже, он усаживался на краю стола поудобнее. Значило ли это, что наша беседа затянется? Я подтянула к себе колени и положила на них подбородок, бессознательно пытаясь отгородиться от неприятного разговора. – То, что ты почувствовала, это мое Пламя Посмертной Воли. Ураган. Пламя – это сверхъестественные силы, которыми обладают все люди на земном шаре, но не каждый может пробудить их в себе и воспользоваться ими. Сила этого пламени зависит от воли человека и его готовности умереть в любой момент.

Фонг замолчал, и тишина стояла оглушительная.

– Вы не шутите, – констатировала очевидное я.

– Нет, не шучу.

Я нахмурилась. Фонг не создавал впечатление человека, который может жестоко посмеяться над слепой девочкой, но что это тогда? Помутнение рассудка? Или правда? Если так подумать, то в Хибари тоже было что-то такое… непонятное… очень похожее на ауру Фонга и Бьякурана. Об этом он говорит? Об этой ауре?

– Я понимаю, что в это трудно поверить, но доказать тебе, по понятным причинам, я не могу.

– То есть люди его видят? Это пламя? – еще больше нахмурилась я.

– Не все люди, только те, в ком пламя достаточно сильно, и кто умеет им пользоваться.

– То есть, вы считаете, что во мне есть пламя, – опять подтвердила очевидное я.

– Ты владеешь очень чистым пламенем Грозы. Правда, удивительно, что такое сильное пламя пробудилось в тебе, в человеке, который к мафии не имеет никакого отношения.

Если так подумать, то Бьякуран о чем-то таком говорил. Об итальянской омерте, о пламени, об атрибутах и о хранителях, и это косвенно подтверждало слова Фонга.

– А кто такие хранители? – не подумав, внезапно брякнула я. И мысленно ударила себя по губам, вот что мне стоило попридержать язык, как я объясню Фонгу, откуда узнала об этом?! Я едва подавила порыв схватиться за голову, но, наверное, что-то такое промелькнуло в моем выражении лица, что Фонг спрыгнул и устроился на полу, внимательно меня разглядывая.

– Я не буду тебя спрашивать, откуда ты знаешь об этом. Я вижу, что ты не доверяешь мне и спросила, не подумав. Поэтому реши для себя: действительно ли ты хочешь об этом знать? Не отвечай сейчас, – почти перебил меня Фонг. – Подумай хорошенько.

Когда я опомнилась, погруженная в собственные мысли, Фонга в библиотеке уже не было, только занавески с шуршанием колыхались на промозглом ветру. Скрипа половицы у двери я не слышала, либо настолько была погружена в мысли, либо Фонг настолько легкий, либо он по какой-то непонятной традиции выпрыгнул в окно. Открытое окно как бы намекало, и я хихикнула, позабавленная сходством Хибари и его учителя. Яблочко от яблоньки.

О своем присутствии напомнила мартышка: она ластилась к моей щеке и попискивала, будто пытаясь меня поддержать. Я вздохнула и мягко погладила ее мордочку.

– Я могу верить твоем хозяину, Ричи?

Ричи что-то согласно пискнула и, пересев ко мне на коленки, утихомирилась.

– Он специально тебя оставил со мной, да? Чтобы не оставлять наедине с мыслями, – проницательно заметила я, и Ричи снова со мной согласилась. В задумчивости я погладила ее по головке, и Ричи радостно защелкала, довольная проявленной лаской.

Многое осталось невысказанным, Фонг не стал меня пугать, но я, к сожалению, была достаточно проницательной девочкой, чтобы догадаться обо всем самой. Если я почувствовала пламя Фонга, и он почувствовал пламя во мне, значит любой владеющий пламенем может определить, есть в человеке пламя или нет. Чем это грозило мне? Похищением? Экспериментами? Сомневаюсь, что мафия гуманнее, чем целое человечество, должны же они как-то изучать Пламя Посмертной Воли, его свойства и возможности. Значит, существуют лаборатории. И это только один из возможных вариантов событий. Возможно, пламя изучает не только мафиозный мир, но и какие-нибудь госструктуры, не может быть, чтобы правительство разных стран не знало о существовании пламени. Это же такой лакомый кусок – человек с сильным пламенем, если суммировать впечатления от разговора с Фонгом и Бьякураном. И меня могут похитить не только для того, чтобы сделать подопытным кроликом, а чтобы слепить из меня мафиози. Вот только выйти из этого мира можно будет только вперед ногами, как достоверно утверждают множество бумажных источников. Дороги назад не будет. И хорошо, если в этот мир меня введет родной и близкий Хибари, который уже сейчас ограждает меня от множества опасностей (об этом он меня предупреждал?), а если кто-то другой, кому будет плевать, выживу я или нет? И увижу ли я тогда своих родителей? Хибари? Гленна?

Мысли лихорадочно скакали, и я с трудом выстраивала логическую цепочку.

Пожалуй, Фонг был прав. Мне действительно требовалось время, чтобы подумать. И лучше будет, если я подумаю обо всем завтра, возможно на свежую голову смогу адекватно мыслить, а не перепрыгивать с одной мысли на другую.

– Отлыниваете от учебы?

Я вскрикнула, в очередной раз с силой стукнулась затылком, только уже о стеллаж с книгами и почувствовала, как опора медленно ускользает из-под спины. Я и Гленн были настолько ошеломлены, что даже не успели ничего сделать – стеллаж накренился и с диким грохотом упал на другой книжный стеллаж. Я застыла в оцепенении, прислушиваясь к громыханию друг за другом падающих стеллажей. Продолжалась эта иллюстрация эффекта домино недолго, но мне показалась вечностью.

Молчала я, молчал Гленн и молчала Ричи.

Упс?

[Хэлли]

15.

* 15 *

«Я долгое время жил во тьме. Я привыкал к ней,
и в конце концов тьма стала моим миром»
© Декстер

В усадьбе на Песчаных холмах было всего одно место, в котором меня почти никогда не беспокоили. Я могла спрятаться там, вдали от целого мира, когда усталость, раздражение или волнение достигали своего пика. Мне требовались эти редкие минуты тишины и спокойствия, чтобы перевести дух и привести мысли в порядок, иначе я могла начать бросаться на дорогих мне людей, чего мне совсем не хотелось делать. Меня здесь не трогал даже Гленн, уважая мое личное пространство, за что я ему была безмерно благодарна – мне нужно было место, где я бы могла находиться одна.

Трудно было сказать, почему я вдруг решила привести на чердак в собственной «башенке» постороннего человека, но что-то заставило меня это сделать. Интуиция ли или сиюминутный порыв, но мне почему-то казалось, что Фонг не станет этим пользоваться и наглеть.

Когда я впервые залезла на чердак, горничные и Гленн были в ужасе. Никому и в голову прийти не могло, что слепая девочка сможет взобраться по крутой лестнице и просидеть два часа в пыли и затхлости. Когда я вылезла из своего убежища, нервный Гленн, наверное, едва меня узнал: я была грязной с ног до головы и, подозреваю, даже волосы у меня были грязно-серого оттенка вместо привычного пшеничного. После этого чердак немного обустроили и регулярно там убирались, пока я была занята учебой или уезжала в город.

Теперь в моей скромной обители стоял застеленный пледом диванчик, больше похожий на кровать, уютное кресло, тумбочка около дивана, скромная настольная лампа (которая была мне не сильно нужна, но мало ли…), множество подушек и большой мягкий гималайский медведь, настолько большой, что его можно было смело использовать в виде кровати.

Когда я забралась на диван и щелкнула выключателем лампы, а Фонг уселся в кресле, я поняла, что поступила правильно: нам требовалось поговорить и, желательно, без лишних ушей. Вот только я понятия не имела, с чего начать, Фонг же меня не торопил и вообще был на диво спокоен. Раздражающе спокоен.

Поэтому начала я разговор совсем не с того, с чего хотела бы.

– И-Пин отзывалась о вас очень уважительно, – если Фонг и был удивлен темой нашего разговора, то не подал виду. – Она к вам сильно привязана.

Я опять замолчала, не зная, как донести свою мысль. Во мне кипело негодование, но едва ли стоило вываливать свои эмоции на человека, который предложил мне свою помощь. Но молчать я тоже не могла. Фонг безмолвствовал, дав мне возможность закончить свою мысль.

– Я не знаю, какого рода обучение она проходит, но вы отправили ее заграницу одну, без сопровождения. Прилетев в Японию, она оказалась предоставлена самой себе. Одна в чужом городе, без денег, без толкового знания языка и без места, где бы она могла остановиться. Я не обвиняю вас, но не понимаю ваших мотивов. И поэтому не могу доверять. К тому же, И-Пин стала мне дорога, и я не могу не беспокоиться о ее благополучии.

– Рад слышать, что малышка И-Пин стала кому-то близким человеком, – мягко произнес Фонг, не спеша отвечать. Я нахмурилась. – Она сирота и всегда мечтала о ком-то, кто станет ей семьей. Сестрой, возможно?

– Вы не ответили, – заметила я недовольно.

– Вообще-то все должно было случиться по другому сценарию. И-Пин должна была встретить в аэропорту итальянка и привести ее в Намимори. А после за ней присматривал бы мой коллега, которому я доверил заботу о собственной ученице. Он должен был отвечать за нее головой. Но случилась так, как случилось, и я ничуть не жалею. Правда Реборн был недоволен, но ему это полезно, – вслух рассуждал Фонг, как будто забыв о том, что у него есть зритель. – Впрочем, не буду забивать тебе голову. Я дорожу своими учениками и всегда присматриваю за ними, где бы они ни были.

– Вот как. Простите за мое недоверие, но я должна была убедиться, – покаялась я.

– Не волнуйся, я все понимаю.

Похоже, Фонг действительно не был в обиде, и я облегченно выдохнула.

Мы молчали, и тишина эта нас совсем не напрягала. С Фонгом было удивительно комфортно молчать, и для меня это было странным открытием. В его присутствии я чувствовала непонятное умиротворение и покой, и даже забывалось о том, насколько сильное и страшное огненное чудовище живет внутри него. Пламя Посмертной Воли, так он его назвал? Не знаю, что сделал Фонг, но с тех пор я его Пламя не чувствовала. Вот только воспоминания были еще свежи и каждый чертов раз, когда Фонг усыплял мою бдительность, я принудительно напоминала себе об этом. Слепое доверие сейчас могло погубить не только меня, но и моих близких.

– Я долго думала о вашем предложении, – продолжила разговор я. – И, буду честна, я в растерянности. Не могли бы вы дать мне немного больше времени на раздумья? Мне нужно оно, чтобы привести мысли в порядок и взвесить все «за» и «против».

– Что ж, похоже, мне придется воспользоваться твоим гостеприимством немного дольше, чем я планировал. Не возражаешь?

– Нет, конечно, – заверила я. – Оставайтесь столько, сколько нужно. Это и в моих интересах тоже. Вы только одно мне скажите: это очень опасно, владеть таким сильным пламенем, да? И насколько я в безопасности?

За окном угрожающе загрохотало, и я вздрогнула. Совсем не заметила, как началась гроза и пошел дождь – на чердаке это было особенно хорошо слышно, все же звукоизоляция здесь была никакая.

– Насколько в безопасности… – задумчиво повторил Фонг, заставляя меня понервничать. – Это очень правильный вопрос. Если бы Намимори был провинциальным городком, в котором ничего не происходит, я бы сказал, что ты в безопасности. Но, к сожалению, сейчас здесь не очень спокойно.

– Кёя что-то такое говорил, – сказала я хмуро. – Что не так с этим городом?

– Все не так, – резко ответил Фонг, и я глупо захлопала ресницами, совсем не ожидая такого тона от вечно спокойного… мужчины? Ребенка? – Если ты хочешь спокойной жизни, лучше тебе об этом не знать.

– Переезд в другой провинциальный городок решит проблему? – нервно заламывая руки, поинтересовалась я и, опомнившись, спрятала их под подушку. Разговор принимал дурной оборот. Конечно, совсем не хотелось переезжать, я прижилась здесь, но меня действительно пугала даже не возможность того, что меня втянут в криминальный мир, а возможность того, что это сделает Бьякуран.

– Едва ли. Сейчас, по крайней мере, ты живешь под защитой клана Хибари, и Кёя удивительно хорошо справляется со своими обязанностями. Но в новом городе совершенно случайно ты можешь нарваться на кого-то, кого не будет волновать благополучие твоей семьи. Сейчас самый верный вариант – сидеть тихо и поменьше выезжать в город. Если хочешь, пока я здесь, я могу научить тебя медитациям, которые помогут тебе хоть чуть-чуть научиться контролировать свои способности и усмирять их. Сейчас ты для любого опытного мафиози словно горящая в ночи свеча.

– Вот же дерьмо, – по-английски выругалась я.

Фонгу, очевидно, ругань из уст благовоспитанной «леди» не понравилась, но он промолчал. Решил, наверное, что ситуация к этому располагает, и я имею на это право. Хотелось сказать еще что-то высокоэтажное, что просилось на язык, но я себя сдержала, изо всех сил вцепившись руками в подушку.

– Самым безболезненным вариантом будет стать моей ученицей, – огорошил меня своим заявлением Фонг, и я даже позабыла о собственном волнении. – Конечно, тебе многому придется научиться и в короткий срок, потому что врагов у меня достаточно и прожить спокойно не получится. Но также у меня есть определенная репутация, и немного людей захочет нарваться на неприятности и становиться моим врагом. Конечно, я могу научить тебя медитации, которая поможет тебе лучше скрывать свои способности, но, я полагаю, это будет лишь отсрочкой неизбежности.

Я кивнула, Фонг озвучил мои вчерашние размышления на этот счет. Бьякуран точно был «неизбежностью», и я не знала, как от него избавиться. Почему-то мне казалось, что видела я его не в последний раз.

Вот только звучало предложение Фонга слишком заманчиво, слишком. Какова вероятность того, что беспокойство его искреннее? И почему он решил мне помочь? Только потому, что И-Пин неофициально вошла в мою семью? Не заведет ли меня это «ученичество» в ловушку? И не окажется ли Бьякуран меньшим злом по сравнению с Фонгом? Я могла лишь строить догадки и от этого становилось только тоскливее. Мне срочно нужен был совет Хибари.

– Боюсь, мне понадобится еще больше времени, – виновато улыбнулась я, разведя руками. – К тому же, я слишком плохо знаю вас. Ведь ученичество означает полное доверие между учителем и учеником? Это же непростое репетиторство или что-то в этом роде?

Фонг хмыкнул, позабавленный чем-то непонятным, но комментировать свое веселье не стал.

– Конечно, я был уверен, что ты это скажешь. К тому же, мне самому надо узнать тебя получше. Неделю я точно смогу пробыть в Намимори, а потом мне на месяц придется уехать по делам. Потому думай столько, сколько нужно. Спустя месяц давай вновь вернемся к этому разговору, если я буду здесь.

– Хорошо.

Послышалось шуршание и топанье коротких ножек – удобно устроившийся в кресле Фонг встал и спрыгнул на пол, намереваясь оставить меня наедине с собственными мыслями.

– Спасибо, – шепотом, очень тихо, произнесла я, но, по-моему, меня услышали.

[Хэлли]

15.1

Когда шуршание одежды и звуки шагов стихли, я повторно щелкнула выключателем и, повернувшись, прислонилась щекой к окну, вслушиваясь в стучащие капли дождя и раскаты грома. Фонг говорил, что я владею пламенем Грозы, что бы это ни значило, и мне казалось сейчас, что название очень мне подходит. Я обожала грозу, я действительно любила ее, такую громкую и безжалостную, и в редкие моменты я искренне наслаждалась ею, отрешившись от мыслей и впадая в своеобразный транс. Вот только сегодня насладиться ею не получалось, внутри огненным комком свернулось нешуточное беспокойство, отрешиться от которого было невозможно. Я пришла сюда для того, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок, но сейчас чувствовала себя еще более нервной, чем утром. Виноват был разговор с Фонгом, конечно, который откладывать было тоже нельзя, но я очень надеялась на то, что он развеет мои опасения. Но получилось наоборот.

Снизу жалобно проскулила Бетси, лапой скребясь о лестницу, но я почти не обратила на это внимание, сосредоточившись на собственном состоянии. Легко было Фонгу сказать – поменьше выезжать в город. Я любила усадьбу, но порой чувствовала себя здесь пленницей. И теперь, вспоминая первые впечатления от этого места, я поняла, что олицетворение себя с принцессой Рапунцель оказалось, как никогда, правдивым – я была почти заточена в башне и, чтобы выйти отсюда, мне следовало проявить смекалку. Или найти какого-нибудь наивного доверчивого принца, который будет, не щадя живота своего, без устали сражаться с драконами и ведьмами криминального мира. Звучало отвратительно.

Один принц имелся. Бьякуран. Вот только я подозревала, что с таким принцем мне легче и менее болезненно было бы самой залезь в петлю. Еще был Кёя – он воспринимался мной как брат, в моем воображении он был наследным принцем, который и так тратил много сил и времени на то, чтобы защитить меня не только от чужих людей, но и от самой себя. И мне было за это немного стыдно. Фонг для меня точно был драконом и лезть к нему в пасть было очень опасно, также я подозревала, что в криминальном мире он играет не последнюю роль (драконий король?), но доказательств у меня не было, только смутные подозрения. Еще был непонятный Савада и, пожалуй, он больше всех подходил на роль доброго доверчивого принца, вот только у меня не было уверенности в том, что он связан с миром мафии, у меня были только смутные подозрения и тот непонятный разговор, что состоялся между ним и Кёей. К тому же, Савада был мутным, он вызывал во мне необъяснимое неприятное желание довериться ему. Если говорить о его роли, то он был темной лошадкой.

Я рассмеялась, позабавленная собственной аналогией. В воображении построить вокруг себя целое королевство и сделать себя почти центром мира. Боже, какой абсурд! Наверное, я настолько сильно была взволновала, что посчитала хорошим поводом отвлечься любой бред, рожденный в моей голове.

Если хорошенько подумать и закрыть глаза на странные сравнения, то роль принцессы, ищущей покровителя, мне совсем не нравилась. Это значило довериться и вверить свою жизнь и жизнь своих близких чужому человеку, который неизвестно как этими жизнями распорядится. Мне же хотелось быть способной защитить себя и семью, вот только едва ли это было по плечу слепой девочке. Все упиралось в слепоту, и даже если я приму предложение Фонга об ученичестве, вряд ли смогу продвинуться далеко с этим недугом. Черт.

Бессилие медленно, но верно убивало меня.

Мелодия мобильного телефона с трудом, но вывела меня из унылой задумчивости. В последнее время у меня вошло в привычку повсюду таскать телефон с собой, чтобы всегда быть на связи, мало ли кто мог позвонить. Да и Гленн иногда, чтобы не искать меня по всей усадьбе, звонил на мобильный, чтобы пригласить на обед или в рабочий кабинет для занятий.

– Алло, – глухо произнесла в трубку я.

– Доченька, у меня отличные новости! Я закончил все свои дела и через неделю буду в Намимори! – воодушевленно проорали в трубку мне, и я сначала не поняла, кто это был. Мозг отказывался воспринимать информацию, и я застыла в ступоре. Когда до меня дошло, что это спустя столько времени звонит отец, и скоро он будет здесь, я едва не брякнула, что он прилетает очень не вовремя. Я была рада, конечно, что он сдержит свое слово, но мое счастье омрачалась последними событиями, к тому же мне не хотелось подвергать его опасности. Вот только отговаривать его не имело смысла – он либо обидится, либо заподозрит неладное, что еще серьезнее.

– Я очень рада, – вымученно улыбнулась я, и, слава богу, эту улыбку никто не видел. – Ты уже взял билеты?

– Да. Лечу, к сожалению, с пересадкой в Варшаве, но прямых рейсов почему-то не было. Тебе что-нибудь привезти из Англии? Чай, конечно, по традиции привезу, но возможно ты еще что-нибудь хочешь?

Да, хочу. Отряд телохранителей и маленькую армию. А еще пару танков, ядерную бомбу и оружейный склад – в самый раз будет против целого криминального мира. А еще новые глаза и полет на Луну или на Марс, к примеру. Уж там меня точно никто не будет доставать с моими бесполезными сверхспособностями. Ты же достанешь мне всего это, папочка, чтобы загладить собственную вину?

– Ничего не нужно. Лучше себя привези, этого будет достаточно. Когда ты вылетаешь?

– В ночь со среды на четверг. Я позвоню тебе перед отлетом.

– Отец, ты точно разобрался со своими делами? – с надеждой спросила я. – Тебя ничто не заставит остаться в Лондоне?

– Конечно, нет! – искренне возмутился Конрад, и я поняла, пытаться было бесполезно. – Даже если и возникнут проблемы, с этим сможет и без моей помощи справиться Маргарет. На всю неделю я весь твой. Хотелось бы, конечно, провести больше времени вместе, но уже совсем скоро Рождество, потому через некоторое время мы снова увидимся.

Вот как, Рождество. А ведь действительно, до него осталось чуть больше месяца. Интересно, на Рождество мать приедет или опять проигнорирует меня? Гленн говорил, что каждое рождество я встречала с родителями, значило ли это, что с обоими родителями?

Что ни говори, а звонок отца отвлек меня от мрачных мыслей, немного воодушевил и успокоил. Все-таки я хотела его увидеть, очень сильно хотела. Мне было интересно, что он за человек вживую, да и внутри, когда я думала о нем, разливалось приятное тепло. Я иррационально (ведь я совсем не помнила, на чем основаны эти чувства!) воспринимала его как часть семьи, чего не скажешь о матери. Если так подумать, в моей семье было два отца: Гленн и Конрад. Я хихикнула. Почти однополая семья.

– Зои?

– Я буду ждать, отец.

– Не переживай, скоро мы увидимся.

Я закрыла раскладушку и только сейчас поняла, что совсем забыла сказать о гостях усадьбы. Интересно, а родители вообще в курсе, что у меня гостят два маленьких ребенка? И даже если Фонг не был ребенком, но он все равно выглядел, как четырехлетний мальчик. Им Гленн вообще сказал об этом? Я задумалась, припоминая, не говорил ли чего мой опекун об этом. Вроде ничего такого не было.

Интересно, как отец на это отреагирует?

[Хэлли]

15.2

* * *

Девочка огорченно хныкала, размазывая по лицу слезы и сопли. Мать пыталась ее успокоить, но дочка заходилась в плаче пуще прежнего – ее не волновал торт с девятью свечками и долгожданный кукольный домик, который она выпрашивала целый год. Ее вообще сейчас свой день рождения мало волновал.

– Почему папочки опять нет? – захлебываясь рыданиями, прохрипела девочка, и мать, вздохнув, опять прижала ее к себе в попытке успокоить. Вопрос задавался вот уже не в первый раз, вот только дочь ее как будто не слышала.

– Он сейчас в море. Зарабатывает деньги, чтобы прокормить нашу семью, – в который раз терпеливо объяснила мать, поглаживая дочь по русой растрепанной макушке.

– Но почему он не может зарабатывать деньги завтра, а не сегодня? – всхлипнула девочка обидчиво, утирая нос. Для ребенка, который видел отца только в выходные дни, и то изредка, это оказалось последней каплей. Вечером муж приходил поздно, когда дочь уже ложилась спать, а по выходным отдыхал редко, как правило, когда не было сумасбродного и излишне трудолюбивого начальника. Были трудные времена, страна находилась в глубоком экономическом кризисе, потому военнослужащим выплачивали зарплату не всегда вовремя, даже задерживали иногда по паре месяцев, но терять работу было нельзя – военным хотя бы иногда деньги выплачивали, чего нельзя сказать о простых гражданских. Потому муж терпел, хотя ему такой порядок тоже не особо нравился.

В этот раз их крейсер ушел на учения в Италию, и здесь ничего нельзя было поделать.

– Сейчас он не может вернуться домой, он в Италии, я же говорила.

– Он всегда где-то не здесь, когда нужен, – зло произнесла девочка, и мать даже не нашлась, что ответить. – А в прошлом году на мой день рождения он был в Испании, а еще годом ранее где-то в Тихом океане, где даже связи не было. Почему он всегда все портит?

Вконец огорченная дочь убежала в свою комнату, и матери стало совсем горько. В глазах защипало, и она с трудом взяла себя в руки. Возможно стоит попросить мужа взять отпуск? На месяц хотя бы.

* * *

Злата упрямо смотрела в пол, внимательно разглядывая каждую трещинку и каждую потертость, рассматривала носки своих массивных ботинок и составляла из разводов на них воображаемые картинки – вот тот развод похож на перистое облако, а вот этот – на свинью. Все одно это было интереснее, чем смотреть на разъяренную классную, которая вот уже полчаса яростно распиналась перед директором, что ее, Злату, надо непременно исключить, ведь где это видано, чтобы одна девчонка побила пятерых парней.

И ничего она не побила. Это вообще не она, наверное, была. Она ничего не помнит.

Когда Никифоров, отпетый школьный хулиган, и его прихвостни обступили в тупичке за школой Сережку, ее хилого друга детства, и начали избивать, она, проходя мимо, не могла остаться в стороне. Не то, чтобы у нее был хоть какой-то опыт в уличных драках, она, конечно, была дочерью офицера и кое-каким приемам ее папа учил, но это было все равно немного другое. Противников было больше, а Сережа был уже не состоянии ей чем-либо помочь.

Когда один дебил из банды огрел Сережу стеклянной бутылкой, у нее кровавая пелена встала перед глазами. Банда замерла, Никифоров некрасиво выпучил глаза, она тоже не могла пошевелиться. Сережа потерял сознание, и она едва сама не грохнулась в обморок от ужаса – крови было много, и она, кажется, была почти везде.

Очнулась она спустя десять минут: кажется, ее жестко удерживал на месте физрук, а она брыкалась и порывалась вернуться и до потери сознания набить убийцам морды. Члены никифоровой банды лежали на земле и стенали, как один. Это она сделала? Она ничего не помнила. Не могло этого быть.

Вокруг постепенно собиралась толпа любопытствующих, вот только глядеть вскоре было не на что – физрук потащил Злату к классной, а стенающую банду и Сережку отправили в медпункт. Сережка был жив, слава богу, физрук сказал, что царапина глубокая, но не смертельная, а огромную шишку и сотрясение он переживет.

Спустя час в школу приехал раздраженный папа, нарычал на классную, попенял директору, пригрозил разбирательством и иском и забрал Злату.

– Не выйдет из тебя, похоже, прекрасной леди, – развеселился папа, когда они уже шли домой. – Пятнадцать лет коту под хвост, мама огорчится.

– Ты же ей не скажешь, – ужаснулась Злата, с надеждой глядя на отца.

– Уже сказал, – ухмыльнулся предатель-папаня, и Злата огорченно шмыгнула носом. Мама точно съест ей мозг о неприемлемом поведении, а это значит впереди как минимум три месяца ада. Какой кошмар! – Я, конечно, знал, что ты растешь у нас пацанка пацанкой, но никогда бы не подумал, что и до драк дело дойдет.

– Пап, я ничего не помню! – взмолилась Злата. – Как увидела, как они Сережку ударили, кровь в голову ударила, зрение помутнело. Пришла в себя, когда меня уже физрук оттащил.

Папа хмыкнул, похоже, не поверил. Злата отвернулась и надула губы, обидевшись. Ага, будут ему теперь походы на рыбалку в выходные. Сам будет и червяков выкапывать, и рыбу ловить, и тащить ее домой. А она, так и быть, попробует ее только, когда мама приготовит. Вот так!

* * *

Злата отчаянно зевнула, прикрывая рот ладошкой, споро подскочила к багажной конвейерной ленте и стащила свой небольшой чемодан. Спать хотелось неимоверно, в сознании боролось два желания: лечь спать прямо здесь, на багажной ленте или все-таки доехать домой, чтобы нырнуть в мягкую постельку? Второе желание победило, и Злата, вздохнув и нацепив на нос солнцезащитные очки, покатила свой чемодан к выходу из аэропорта.

Родители не могли ее сегодня встретить, они созвонились еще перед отлетом, потому в толпе Злата никого не выискивала и, сонная, прошла бы мимо, если бы ее не окликнули:

– Дочка, это так ты родителей встречаешь? – неестественно сурово произнес голос, Злата обернулась и не поверила своим глазам. В трех метрах от нее стояли ее родные и любимые родители и хитро улыбались.

– Мам, пап! – радостно прокричала Злата, кидаясь в их объятия. Она так давно их не видела, целый год, так соскучилась по ним, что на глаза выступали непрошеные слезы. Еще чуть-чуть, и Злата разревелась бы, но на улице, прямо перед аэропортом, где было так много любопытных людей, делать это было стыдно. – Вы же не успевали!

– Вообще-то мы хотели сделать тебе сюрприз. Мы еще месяц назад предупредили начальство о том, что хотим в отпуск, поэтому с сегодняшнего дня мы в полном твоем распоряжении, – с улыбкой произнесла мама, а папа участливо подхватил Златин чемодан.

Злата счастливо улыбнулась и снова набросилась на родителей с объятиями. Это, пожалуй, будут ее лучшие студенческие каникулы.

[Хэлли]

16.

* 16 *

«В мире слепых всё становится таким, как оно есть на самом деле»
© Жозе Сарамаго «Слепота»

– Ты считаешь себя неполноценной, Зои?

Этот вопрос выбил меня из колеи и в момент разрушил концентрацию. Я смешалась, понятия не имея, какой ответ хотел бы услышать Фонг и как бы он отреагировал на честность, потому упорно молчала. Фонг вздохнул, видимо, прочитал ответ по выражению моего лица.

– Слепота не делает тебя инвалидом.

Я упрямо поджала губы и отвернулась, стараясь отрешиться от голоса собеседника и не обращать на него внимание, вернувшись к медитациям. Никогда бы не подумала, что это так трудно – отрешиться от мыслей и звуков и сосредоточиться на покое и душевном равновесии.

– Я надеялся, что все не настолько плохо, – задумчиво произнес Фонг.

– Значит, вы берете свои слова обратно? – прошептала я и почувствовала, как в глазах защипало от обиды. Я нахмурилась и гневно мотнула головой, прогоняя непрошенные слезы – не хватало показать себя еще более слабой.

– Разве я сказал, что беру свои слова обратно? – мягко спросил Фонг, и я зажмурилась, с трудом сдерживая рвущиеся наружу слезы, сделала пару успокаивающих вдохов и выдохов и повернула голову в сторону своего добровольного учителя. – Просто нам придется хорошенько поработать.

Из-за наступившего в Японии сезона дождей нам с Фонгом пришлось оккупировать гостиную на втором этаже. Так как мы не собирались заниматься боевыми искусствами или чем-то подобным, а только медитациями, нам оказалось достаточно того свободного пространства, которое уже было в гостиной – мы расположились посредине комнаты на ковре друг напротив друга. Единственное, что я позволила себе сделать – открыть несколько окон нараспашку, чтобы слышать шум дождя и чувствовать свежий запах влажной травы. Фонг одобрил мою идею и сказал, что это поможет мне лучше сконцентрироваться и успокоит ум.

Первое, чему меня научил Фонг – позе для медитаций. Она называлась «Сукхасана» и была наиболее легкой и удобной для новичков: скрещенные в «треугольник» ноги и ровная спина. Ни в коем случае нельзя было горбиться или заваливаться вперед или назад, но не делать этого не получалось, потому что уже спустя полчаса я не чувствовала задницу, а позвоночник, казалось, рисковал переломиться в несколько местах от перенапряжения и усталости – это было очень трудно, хотелось плюнуть на все и развалиться на ковре, но я упрямилась и продолжала сидеть ровно. Конечно, я умела держать осанку, но поза не была для меня привычной и удобной, потому уже спустя полчаса я почувствовала дискомфорт.

– Ты должна превратить свои недостатки в достоинства, Зои.

– Фонг, я пытаюсь сосредоточиться! – прорычала я, мотая головой.

Фонг рассмеялся, и от этого внезапного звука я едва не опрокинулась назад. Кажется, это впервые, когда я слышу, как он смеется?

– Не волнуйся, с первого раза не получается ни у кого. Пройдет много времени, прежде чем ты действительно сможешь впасть в медитативный транс, – пояснил Фонг. – Уже не говоря о том, чтобы комфортно находиться в этой позе несколько часов.

– Могла бы догадаться, – пожурила я себя. – А что значит – превратить свои недостатки в достоинства?

– Все дело в том, как ты относишься к тому, что ты не видишь. Как я уже сказал, слепота не делает тебя инвалидом и не делает тебя неполноценным человеком, просто ты отличаешься от других людей, вот и все. Зато я заметил, что ты гораздо лучше слышишь. И не знаю, как на счет запахов, но, думаю, что обоняние у тебя тоже развито гораздо лучше, чем у простого человека, просто тебе надо научиться всем этим пользоваться – обоняние и слух, а также твое Пламя могут заменить тебе зрение. Но это только в том случае, если ты научишься хотя бы чуть-чуть контролировать свое Пламя.

– То есть я смогу… видеть?

Если это была шутка, то очень плохая и очень жестокая.

– Ну, не в том смысле, в каком подразумевают это обычные люди, но да, ты сможешь полноценно воспринимать мир вокруг. И для этого тебе очень поможет твое пламя Грозы, но об этом мы поговорим позже. А сейчас постарайся сконцентрироваться на звуке дождя и отрешиться от боли в спине, – «И попе», – добавила я про себя, – тебе нужно просидеть в позе «Сукхасаны» еще как минимум полчаса. Для начала.

Фонг был жесток. Вместо получаса я просидела в этой дурацкой позе целый час и когда попыталась встать на ноги, не смогла этого сделать, потому что все тело затекло. Я попыталась приподняться и завалилась на ковер, чувствуя себя жутко уставшей и обессилевшей – гудела каждая клеточка тела.

– Похоже, нам понадобится массажист, – задумчиво произнес Фонг.

– Не понадобится, – приглушенно прохрипела я, в позе эмбриона носом уткнувшись в ковер, даже не пытаясь пошевелиться. Кому-то придется меня нести. – Доктор Милтон умеет делать массаж.

– Отлично! – воодушевленно произнес Фонг, и я не поняла, чему он радовался: что не придется искать массажиста или что есть человек, который сможет поставить меня на ноги в течение получаса? – Сейчас я позову Гленна, ты только не уходи никуда.

Очень остроумно, Фонг.

[Хэлли]

16.1

И, действительно, в течение получаса доктор Милтон сумел разогнать кусачих мушек и разогреть мои мышцы. Что ни говори, а специалистом он был от Бога, и я была удивлена, почему такой прекрасный терапевт с такими многочисленными талантами работал на нашу семью, а не в какой-нибудь технически навороченной больнице где-нибудь в Швейцарии?

– Мне это не нравится, – прямо заявил Гленн, наблюдая за тем, как я сползаю с импровизированной койки. Доктор Милтон хлопотал вокруг, решив заодно произвести сегодня медицинский осмотр – он чутко следил за моим здоровьем и проводил осмотры каждую неделю. Фонг же, позвав Гленна, куда-то смылся. Почувствовал, наверное, что запахло жареным – с Гленном они не особо ладили. Ну, если быть совсем точной, Гленн с Фонгом не особо ладил, потому Фонг старался не попадаться тому на глаза и не накалять обстановку.

– Да, мне тоже не нравится ваше состояние, Зои. Вы слишком бледны и кажетесь очень усталой, хотя спите в среднем десять часов. Я дам кое-какие рекомендации на кухню по поводу вашего питания, возможно все из-за того, что вам не хватает витаминов, но также прошу вас, не перенапрягайтесь. Отдыхать тоже нужно. И, Гленн, я это больше вам сейчас говорю, – угрожающе пророкотал последнее предложение доктор. – Дайте уже Зои отдохнуть, никуда от нее учеба не денется!

– Но…

– Я вас предупредил!

Я хихикнула, забавляясь ситуацией. Доктор Милтон всегда вел себя по-доброму радушно и почти никогда ни на кого не огрызался и не рычал, очень редкими были моменты, когда он поднимал на кого-то голос. И от того его немногочисленные вспышки раздражения были особенно страшными. Даже Гленна всегда пронимало, настолько наш добренький старичок казался угрожающе опасным. Все-таки медицина была его истинной страстью, и подобные ситуации лишний раз доказывали это.

– Не ругайте Гленна, доктор, я не думаю, что во всем виновата учеба, я не настолько напрягаюсь, – решила спасти опекуна я. – Просто в последнее время я чувствую себя очень вялой.

И я подозревала, что подобное состояние мог вызвать нешуточный стресс, но не могла сказать об этом, потому что мое предположение вызвало бы множество вопросов. И если бы доктор удовлетворился одним моим пояснением, то Гленн вцепился бы в меня, как клещ, выясняя подробности и причины.

– Вот как. Значит, как я и думал, возможно все дело в нехватке витаминов. Я распоряжусь.

Доктор Милтон стремительно вышел из гостиной и направился на кухню. Я вздохнула и пригладила встопорщенные от высокой влажности волосы – в последнее время с ними даже Гленн не справлялся, они жутко электризовались и пушились и вообще не хотели лежать аккуратно и красиво. Стоило, наверное, отрастить их? С длинными было бы всяко легче справляться.

– Вообще-то я не то имел ввиду, – нарушил тишину Гленн, и голос его был о-очень недовольным. Я переступила с одной ноги на другую, чувствуя себя не в своей тарелке – еще не поздно было сбежать. – Чем вы с Фонгом занимались сегодня, что вы были в таком плачевном состоянии?

– Ничем особенным, – наиграно беззаботно ответила я. – Мы просто медитировали.

– Медитировали? – переспросил Гленн, и было что-то непонятное в его тоне, что меня насторожило еще сильнее.

– Ага, медитировали.

Я медленно присела на край софы, стараясь не делать резких движений. Возможно, мне показалось, но Гленн готов был взорваться и едва сдерживался от гневной отповеди.

– На самом деле у меня не получилось впасть в медитативный транс, – осторожно заметила я. – Фонг сказал, что для этого нужны долгие годы практики. Но даже так, подобные занятия успокаивают и дисциплинируют ум.

Гленн тяжело вздохнул и уселся рядом со мной на софе – похоже, буря миновала.

– Нужно ли мне напомнить вам, что этому… – Гленн запнулся, и мне показалось, что он хотел выразиться совсем по-другому, – человеку доверять не стоит? А даже если и стоит, то лучше доверять с опаской?

– Если тебе есть, что сказать, говори, – спокойно заметила я.

Я подозревала, что Гленн знал гораздо больше, чем показывал, но одно дело – подозревать, а другое дело – убедиться в этом. Я, конечно, не чувствовала себя обиженной или ущемленной, я смогла смириться с этим, и я знала, что это его способ оградить меня от того, что, по его мнению, могло огорчить меня, разочаровать или втравить в неприятности, но я не была маленьким ребенком. Я могла себя вести капризно, могла иногда ребячиться, но никогда я не чувствовала себя неразумным дитем, неспособным принять суровую реальность.

Когда я думала об этом и пыталась найти причины подобного преждевременного взросления, в голове всегда всплывали предположения о том, что из-за непростой ситуации в семье и моей слепоты я повзрослела гораздо раньше, чем того бы хотела. Но это могла быть только вершина айсберга.

– Просто поверьте мне на слово, он очень опасный человек, – нервничая, ответил Гленн.

Еще бы я этого не знала, моя интуиция буквально вопила об опасности в первые дни, когда Фонг появился в усадьбе. Вот только предупреждение немного запоздало – поздно уже было что-то менять. Тем более, что я уже погрязла во всем этом по уши.

– Не волнуйся, Фонг не причинит мне вреда, – заверила я Гленна. Вряд ли, конечно, его это успокоило, но эти слова хотя бы мне придали немного уверенности. – Хибари, кстати, не приходил?

– Пришел рано утром, когда вы еще спали, и заперся в кабинете. Даже не выходил обедать, – недовольно проворчал Гленн, и я не могла не улыбнуться. Хибари с Гленном хоть и находились в состоянии непрерывного конфликта, но Гленн все равно волновался за Кёю и воспринимал его частью семьи. Это было так мило, что я отвернулась, с трудом заставляя себя не указывать на его маленький промах.

– Пойду его проведаю и вытащу на обед, – решила я, вскочила на ноги и целеустремленно направилась на первый этаж, чтобы оторвать одного трудоголика от его жутко важных дел, но внезапно остановилась, озаренная неожиданной идеей. – Или не вытащу…

Я замерла посреди комнаты в раздумьях и почувствовала, как все внимание недоумевающего мужчины было сосредоточено на мне.

– Мы перекусим в кабинете, можешь попросить Азуми нам сообразить что-нибудь вкусное?

– А как же настоятельная просьба доктора Милтона? – ехидно поинтересовался Гленн, и я почувствовала, как у меня заалели кончики ушей, но понадеялась, что за волосами этого не было видно.

– Ну ты же не сдашь меня ему? – попросила я, складывая руки в умоляющем жесте. – И попросишь Азуми об этом так, чтобы доктор ничего не заметил?

Я изо всех сил пыталась вызвать в себе слезы или хотя бы воспроизвести взгляд побитой собаки, но, похоже, актриса во мне просыпалась только в экстремальные моменты моей жизни, а в остальное время она спала беспробудным сном. Это удручало.

– Маленькая вымогательница, – спустя мучительно долгое время проскрипел Гленн, и я радостно рассмеялась. Возможно, актриса во мне еще не умерла?

– Ты лучший, Гленн! – прокричала я, выбегая из комнаты.

Удивительно, прошло совсем немного времени, но сейчас я ориентировалась в доме почти интуитивно, даже не задумываясь о том, чтобы огибать диваны, стулья и столики, делала это подсознательно на одних инстинктах. Мне даже не приходилось вспоминать и мысленно воспроизводить обстановку дома, как будто и раньше мне это было не нужно, просто стоило довериться своей интуиции и мышечной памяти.

С одной стороны, это пугало, потому что могло создать во мне ложное чувство могущества – и не это ли стало причиной того, что я скатилась с лестницы, ударилась головой и потеряла память? Конечно, горничные скрупулезно следили за тем, чтобы обстановка в доме не менялась, но достаточно было одной маленькой иголки на сиденье или битого стекла под ногами, чтобы я, ни о чем не подозревая, навредила себе. И ладно, если это действительно будет что-то такое безобидное, как битое стекло или забытая кем-то иголка.

Впрочем, полагаю, после того случая, Гленн всему персоналу наглядно и в красках разъяснил, чем чревата их неосмотрительная безалаберность, но на меня иногда находили приступы паники. А если ко всему вспомнить, насколько легко Бьякуран проник в наше поместье…

Я передернула плечами и подавила желание побиться головой о дверь. Следовало взять себя в руки, иначе Хибари мог начать волноваться. А когда волновался Хибари, страдали все вокруг.

[Хэлли]

16.2

Я решительно толкнула дверь, стараясь отрешиться от мрачных мыслей.

– Надеюсь ты придумал оправдание своего отсутствия. Мы не виделись и не разговаривали по телефону целую неделю! Уже не говоря о том, что я не могу сосчитать, сколько времени ты не появлялся в усадьбе, – с укором произнесла я и запрыгнула на стол, игнорируя огромное количество бумаг, лежащих на нем, и свое воспитание. В комнате сгустилось недовольство, но я чувствовала себя в своем праве: Хибари без предупреждения исчез, и мобильный его находился вне зоны доступа. Я изрядно поволновалась.

Конечно, в какой-то мере я уже привыкла к отлучкам Кёи, к его внезапным исчезновениям и появлениям, но это было впервые, когда я до него даже дозвониться не смогла. Гленн сказал, что Хибари предупреждал его о том, что ему придется уехать на неделю из Намимори по делам семьи, но мне трудно было представить, в какую глушь мог забраться Кёя, что там даже связи не было.

– Я был занят. И сейчас я тоже занят. И если ты пришла отрывать меня от дел…

– Хибари, отдыхать тоже надо, – копируя милтоновский тон, наставительно произнесла я. – А еще Гленн сказал, что ты даже не завтракал.

– Лоуман, у меня за неделю бумаг накопилась целая гора и черт его знает, когда я смогу вернуться к ним в следующий раз.

– Подожди, ты опять уезжаешь? – спросила я, огорченная данной перспективой. Без Хибари в усадьбе чего-то не хватало.

– Нет, но сейчас в Намимори напряженная ситуация.

– Итальянцы? – задумчиво нахмурилась я. Кажется, Фонг тоже был чем-то обеспокоен, но если бы я не встретилась сегодня с Хибари, то понять этого не смогла бы. Все-таки было что-то неуловимо знакомое в поведении Фонга и Хибари, а так как Хибари я знала гораздо лучше…

– Да, в городе появилось много опасных личностей, – ответил Кёя, шурша бумагами. – Поэтому посиди хотя бы две недели в усадьбе, никуда не выезжая – за это время конфликт должен разрешиться.

– И ты мне не расскажешь подробности? – недовольно поинтересовалась я.

– Нет, – отрезал Хибари непреклонно, и я поняла, что настаивать было бесполезно, и больше он ничего не скажет.

В кабинете повисла тишина, нарушаемая лишь шорохом страниц, и я, тяжело вздохнув, спрыгнула со стола, прошла к окну, распахнула створки и присела на широкий подоконник, даже не задумываясь о том, что с легкостью могу свалиться на улицу в колючие мокрые розовые кусты.

– Мне Фонг предложил ученичество, – произнесла я, даже не повернувшись в сторону Хибари, но он, очевидно, услышал – шуршание бумаг внезапно прекратилось. – Дал мне много времени на раздумья, предлагая взвесить все «за» и «против», пока его не будет в Намимори.

– Возможно, это выход, – глухо пробормотал Хибари, и я поразилась тому, насколько его голос казался уставшим.

– Ты правда считаешь, что это необходимо? – повернулась я, особенно остро пожалев о том, что не могу видеть выражения лица Кёи, это сейчас мне очень сильно помогло бы.

– Дополнительная защита не помешает. А я не уверен, что всегда смогу быть с тобой рядом. Тем более, Фонг не только научит тебя обороняться в случае опасности, но и поможет развить способности.

– И Фонгу можно верить? – решила задать актуальный для себя вопрос, не акцентируя внимание на упомянутых сверхъестественных способностях – об этом я планировала поговорить с Хибари чуть позже.

– Ты можешь верить ему как мне.

Ответ Хибари меня немного успокоил, но я все равно не собиралась принимать решение прямо сейчас. Фонг дал мне целый месяц на раздумья? Что ж, я собиралась с благодарностью принять эту отсрочку и тянуть до последнего. Возможно, случится что-то такое, что заставит меня принять его предложение незамедлительно. Или что-то такое, что, наоборот, заставит отказаться. Пока некуда было спешить.

[Хэлли]

17.

* 17 *

— Кто твой отец?
— Вот этот.
— Может, тебя усыновили?
© «Назад в будущее»

Со смирением истинного буддиста я флегматично болталась в объятиях воодушевленного и радостного отца, который торжествующе подпрыгивал со мной на руках и заставлял мою голову взрываться острой ноющей болью. Конечно, я была очень рада, что он приехал, и я долго ждала этого момента, но радостное событие было омрачено раскалывающейся головой, которая донимала меня с самого утра. Нет, я правда была счастлива, но отцовская радость могла бы быть не настолько бурной. И его голос мог бы быть потише. И может он поставит меня уже на место?

– Отец! – попыталась утихомирить Конрада я, и он, опомнившись, поставил меня на пол. Слава богу, эта пытка закончилась.

– Но, доченька, я так по тебе соскучился, – засюсюкал Конрад, и меня от этого слащавого тона чуть ли не замутило. Я прокашлялась, пытаясь скрыть недоумение: по большей части почти все обитатели усадьбы на Песчаных холмах относились ко мне как ко взрослому человеку и воспринимали всегда серьезно, не делая скидок на возраст (кроме доктора Милтона, но он был тем исключением, которому это позволялось). Конечно, взрослые в любом случае относились ко мне с некоторой долей снисходительности, но все равно я в их глазах в любом случае была молодой госпожой, наследницей своей семьи, а также хозяйкой этого поместья, потому отношение ко мне было соответствующее, и меня это вполне устраивало. Я, конечно, могла позволять себе капризничать при Гленне или могла позволить себе какую-нибудь детскую выходку, но эти случаи были очень редкими, обычно мне это было малоинтересно.

Но никто никогда не позволял себе сюсюкать надо мной.

Мне было добрых тринадцать лет и большую часть этих тринадцати лет, по словам Гленна, я родителей не видела. И, более того, едва ли я знала этого мужчину сейчас, когда моя память была мне недоступна. И его неадекватное поведение… Я была ошеломлена, деморализована и не знала, как реагировать на подобное отношение, а внутри где-то в районе солнечного сплетения нарастал жаркий комок, гулом отдаваясь в ушах. Мне трудно было подобрать ему описание, но подсознательно я чувствовала, что это что-то нехорошее. Я глубоко вздохнула и вцепилась в деревянные четки, перебирая их и пытаясь успокоиться.

Четки перед отъездом подарил мне Фонг. Мы провели рядом друг с другом всего неделю, но он смог заметить, что порой у меня было совсем плохо с самообладанием и бывали дни, когда эмоционально я была нестабильна (выразился он тогда очень аккуратно, но мне показалось, что он смягчил фразу «Ты бомба замедленного действия, Зои»). Потому он подарил мне эти буддийские четки, которые вырезал когда-то и отшлифовал собственными руками, чтобы они помогали мне успокоиться. Не для того, конечно, чтобы перебирать их и подсчитывать количество молитв, а чтобы просто считать аккуратные ровные бусинки – это было хорошей альтернативой дыхательной гимнастике. К тому же запах сандалового дерева отлично меня успокаивал, я заметила, что до дыхательной гимнастики теперь доходило редко.

– Конрад, – поспешил вмешаться Гленн, заметив мое состояние, – вы, наверное, проголодались и устали с дороги, я провожу вас в вашу комнату.

Я выдохнула с облегчением, когда Гленн почти насильно увел Конрада в приготовленную специально для него спальню. Почему-то поведение отца показалось мне неправильным, словно я привыкла к совершенно другому. Только вот к чему?..

В задумчивости я направилась в сторону «медицинского блока», как со смехом называл эту комнату доктор, чтобы попросить что-нибудь от головы. В последнее время головные боли были нередкими незваными гостями, и это было опасной тенденцией с учетом того, что совсем недавно у меня было сотрясение мозга, и я потеряла память. Стоило, наверное, рассказать об этом доктору Милтону, что я и собиралась сделать.

Я тихонько постучала кулаком о дверной косяк, застыв в проеме – дверь была, как всегда открыта нараспашку, доктор Милтон, по звуку, копошился в своих многочисленных склянках.

– Зои, дорогая, проходи. Садись и подожди меня минутку, я уже заканчиваю, – послышался шорох бумаги, доктор что-то записывал. – Произвожу вот ревизию медикаментов, никогда не знаешь, какой препарат понадобится в определенный момент. Все-таки в усадьбе живет и работает много людей.

– Не торопитесь, доктор, – попросила я и с ногами забралась на койку, сжавшись в комочек и положив подбородок на колени, обхватив ноги руками.

Присутствие доктора Милтона неизменно успокаивало меня и настраивало на мирный лад, мне было спокойно рядом с ним, а почти ежедневные сеансы массажа навевали на меня сон. Я чувствовала себя в безопасности рядом с доктором, и это было удивительно, потому что если говорить о безопасности, то я всегда себе представляла скорее Гленна или Хибари, что общего у них могло быть с доктором Милтоном? Но это было так, и я никогда не задумывалась об этом.

– Ну-с, юная леди, что вас беспокоит? – удостоил меня вниманием Говард Милтон и подъехал на кресле ближе ко мне. – Что-то выглядите вы сегодня очень бледно.

– Голова болит, – устало ответила я, с облегчением ощущая, как холодные пальцы доктора помассировали мне виски. Чуть-чуть стало легче.

Мой ответ всерьез обеспокоил мужчину: он проверил мне температуру, осмотрел мое горло, прослушал сердце и проверил шишку на моей голове, которая уже давно прошла.

– Странно, вы совершенно здоровы. И давно у вас приступы головной боли? – я даже не удивилась тому, что доктор догадался, что это не единичный случай, настолько была поглощена трещащей по швам башкой.

– Последнюю неделю почти через день, – призналась я.

Доктор молчал, о чем-то размышляя, я ему не мешала, наслаждаясь тишиной и долгожданным покоем.

– Сомневаюсь, что это последствия сотрясения, вы здоровы и полностью оправились после того случая, – доктор встал со стула и прошелся взад-вперед по «медицинскому блоку», глубоко задумавшись. – Но это могут быть последствия после потери памяти.

– Никогда не слышала о подобном.

– Мозг человека до сих пор настолько плохо изучен, что трудно ответить на все сто процентов, действительно ли это так. Но это возможно, потому что такие случаи бывали в моей практике. Я не хочу вас обнадеживать, но у некоторых пациентов головные боли сопутствовали возвращению памяти. Не всегда, но в девятнадцати процентах случаев. Вот, возьмите, – доктор подал мне стакан с водой и, скорее всего, с растворенным в воде обезболивающим
.
– То есть паниковать не стоит? – поинтересовалась я и залпом выпила лекарство.

– Осторожным стоит быть всегда, – наставительно произнес доктор Милтон. – Мне будет гораздо спокойнее, если на этой неделе мы с вами съездим в больницу и обследуем вас. Сделаем рентген и МРТ, также я слышал, что в новом крыле больницы Намимори есть энцефалограф, это нам очень поможет.

– Хорошо. Мне самой стоит связаться с Ринтаро Джуном?

– Нет-нет, я сам позвоню и попрошу вас записать на прием. Отдыхайте.

[Хэлли.]

17.1

Совет был дельный, но отдыхать совсем не хотелось. Я медлила, не желая возвращаться в свою комнату, гостиную или в любую другую комнату дома, куда с легкостью мог зайти мой отец, чувствуя себя в спокойной тишине лаборатории доктора словно «в домике». Мне не хотелось видеть Конрада из-за острого горького чувства сожаления, он словно одним своим появлением растерзал мои надежды и чаяния. Я не знаю, что я ожидала увидеть, кого встретить, но раньше я думала, что Конрад станет моим защитником, что за его плечами я буду как за каменной стеной. Просто подсознательно я рассчитывала на него и тем серьезнее стало мое разочарование, создавалось ощущение, что ему самому нужна нянька и защитник в одном флаконе.

Возможно я требовала слишком многого? Ведь у меня уже были Гленн и Кёя. Наверное, я была слишком жадной.

– Если ваша память начнет потихоньку возвращаться, – доктор Милтон успел нарушить молчание именно в тот момент, когда умиротворенная тишина могла стать неловкой, – хочу сразу предупредить, что произойдет это не в один момент. Это будет происходить постепенно, возможно, что даже во сне. В идеале, конечно, чтобы было во сне, тогда вы сможете избежать болезненных последствий.

– Но почему? Я всегда думала, что это будет как озарение, просто в один момент я все вспомню. И какие еще болезненные последствия? – я нахмурилась и потерла виски.

– Это своеобразная система защиты, у мозга тоже есть свой иммунитет, – снисходительно пояснил Говард Милтон и тихонько толкнул меня в солнечное сплетение, чтобы я прилегла. Я поудобнее устроилась на кушетке, и его прохладные пальцы мягко легли мне на виски и начали массаж. Я едва не застонала от удовольствия – лекарство еще не начало действовать, голова болела до сих пор. – А на счет последствий… головные боли, головокружение, потеря ориентации в пространстве и времени, возможны психические обострения. И, конечно же, Зои, если вы почувствуете, что воспоминания возвращаются к вам, я должен узнать об этом первым. Не Гленн, не ваш отец, а я. Вы должны будете находиться под моим неусыпным медицинским контролем двадцать четыре часа в сутки.

– Но, доктор, что, если моя память не будет возвращаться постепенно? Что, если все произойдет быстро и внезапно?

Доктор напряженно замолчал и застыл словно изваяние. Я вывернулась из его рук и с заходящимся в стуке сердцем приподнялась с кушетки, поворачиваясь к Говарду.

– Надеюсь, этого не произойдет.

От Говарда Милтона вскоре я сбежала.

Хотела ли я думать о том, что сказал мне доктор? Нет, совсем нет, но тревожащее зудящее чувство внутри все равно не давало мне покоя, даже если я очень старательно пыталась от него абстрагироваться. Вот уже больше месяца с момента моего пробуждения неприятности и проблемы сыпались на меня словно из рога изобилия, и иногда я задумывалась о том, чем прошлая «я» заслужила это? За какие такие грехи? Я была уверена, что предыдущие тринадцать лет жизни прошлой «меня» были скучны и однообразны, так что не так сейчас? Или, возможно, что не так со мной?

Нет, об этом я тоже не хотела думать.

Единственное, за что я была благодарна сейчас доктору, так это за деликатность и понимание. Он ни слова не сказал о том, что я пряталась в «медицинском блоке» от Конрада, и он ни разу не заикнулся о моем отце, хотя, я была стопроцентно уверена, все понял и взял на заметку. Доктор Милтон удивительно хорошо понимал меня, значит, в прошлом мы с ним были также близки, как я сейчас с Гленном. И он не мог не заметить моего странного поведения – ко всему он был удивительно проницательным человеком. Возможно, в прошлом я поступала также? Пряталась от своих биологических родителей в медицинском блоке, он развлекал меня пространными разговорами, а я предавалась унынию?

Я поднималась на второй этаж, не отрывая руку от перил, и чувствовала под ладонью слой гладкого лака, которым было обработано дерево. Ну, скорее всего, это было дерево, я так думала. Никогда не интересовалась этим у Гленна. На втором этаже в рабочем кабинете меня уже должен был ждать мой репетитор – он очень редко опаздывал, потому я была уверена, что он уже находился там. Это только я позволяла себе «задерживаться».

– Простите, я, кажется, опять немного опоздала, – заходя, «повинилась» я, совсем не чувствуя раскаяния.

– Очень грубо заставлять гостей ждать.

Я замерла, вцепившись в дверной косяк, не чувствуя ног под собой. Это было невозможно. Это просто не могло произойти так быстро. Я была к этому не готова. Этот день не мог стать еще хуже.

– Не стой на пороге, прояви гостеприимство, наконец, – меня грубо схватили за руку и втянули в комнату, захлопывая дверь.

Я едва могла соображать, но, слава богам, мне достало ума не кричать и не звать на помощь. Теперь, когда я знала о носителях пламени немного больше, я уже понимала, что для людей, подобных Бьякурану, простые люди не представляют угрозы, даже если они вооружены и очень опасны (и неплохо владеют боевыми искусствами). Момент Бьякуран выбрал идеальный, Фонг улетел только недавно, Кёи не было из-за его загадочных клановых дел, а Гленн уехал в город за лекарствами по просьбе доктора Милтона (недавно они с Гленном договорились, что присутствие доктора на постоянной основе в усадьбе обязательно, мало ли что могло со мной случиться).

От отца, доктора и прислуги не было никакого толка. Закричу – подвергну опасности всех, кто придет на мой зов о помощи.
Как Бьякуран выбрал такой подходящий момент?

– Что с моим репетитором? – хмуро спросила я, безуспешно дернувшись из сильной хватки. Это, конечно, было бесполезно, но попробовать стоило.

– О, не волнуйся, отдыхает здесь, в уголке.

– Ты же его не убил? – спросила я хрипло. Где-то в районе солнечного сплетения медленно, но верно нарастала паника.

– Что ты, Зои-чан, я же не хочу, чтобы у тебя были неприятности, – по-доброму ответил Бьякуран, и от этой «показной» доброты у меня по спине пробежали мурашки.

Удивительно, как я не почувствовала присутствие Бьякурана в моей усадьбе раньше? Если он уже находился здесь какое-то время, как в прошлый раз я должна была ощутить хоть что-то, но сейчас ощущала лишь пустоту и сосущую нервозность. Возможно ли, что Бьякуран скрывал свое присутствие интуитивно? Или умел это делать и сделал это специально? Или, возможно, что-то не так делала я?

– Отпусти меня, мне больно, – попыталась вырваться я, хватка лишь стала сильнее, – ты переломаешь мне кости!

– Ну уж нет, я слишком хорошо тебя знаю, за тобой глаз да глаз нужен. Конечно, я предпочел бы вести разговор на своей территории, но, к сожалению, в это время у меня еще не было своей территории, – хмыкнул Бьякуран, умостился в кожаное кресло и с силой затащил меня к себе на колени. Я была в таком шоке, что даже возмутиться не смогла – все доводы и аргументы вылетели из чугунно пустой головы.

– Ты охренел?!

[Хэлли]

17.2

– Ты охренел?! – я ударила локтем Бьякурану в бок и опять попыталась вырваться, но он этого, кажется, даже не заметил.

– Спокойно, я не причиню тебе вреда. Да и несовершеннолетние девочки меня не интересуют, можешь не волноваться.

– Тогда зачем все это? – я повела плечами, намекая на эту дурную ситуацию.

– Ну, все просто. Таким образом ты можешь контролировать меня в надежде, что я не пойду вырезать под корень людей, находящихся в усадьбе. В ответ я могу контролировать тебя, чтобы ты даже не думала о побеге.

В какой-то степени это было логично, но только в том случае, если говорить о сиюминутных обстоятельствах. Бьякуран, очевидно, задумал долгий разговор на тему моего присоединения к нему, вот только как он поступит, когда разговор закончится, и он в очередной раз услышит мой отказ? Как отреагирует?

Единственное, что я могла сейчас сделать – тянуть время в надежде, что Хибари освободится от своих дел или вернется из города Гленн.

Вот только мое осознание нелегкой ситуации совсем не помогало расслабиться и привести себя и свои мысли в подобие равновесия – Бьякуран напрягал. Как-то внезапно вернулось ощущение его нереальной мощи и силы, внутри него с мерным гудением билось пламя, которое сейчас, при телесном контакте, я чувствовала гораздо острее, чем раньше. Оно было живым, тягучим, как магма, и очень-очень опасным. Вполне возможно, Бьякуран делал это специально, чтобы психологически надавить на меня. И у него это отлично получалось!

Сегодня было совсем не жарко и даже в усадьбе гуляли сквозняки, но я быстро почувствовала, как блузка у меня на спине пропиталась потом. Напряженная до предела, я постаралась отодвинуться от мужчины, но он с ехидным смешком притянул меня обратно.

Я сидела неестественно прямо, словно проглотила кол. В этот раз Бьякуран, видимо, был одет максимально повседневно – голые ноги чувствовали грубую ткань джинс, со спины неприятно кололо, и это только добавляло гадких ощущений, вероятно, Бьякуран был одет в шерстяной свитер или что-то наподобие него.

Я только сильнее напряглась, когда его ладонь прошлась по моим распущенным волосам и взлохматила их.

– Всегда мечтал это сделать, – проникновенно поведал мне на ухо Бьякуран, и в его голосе я почувствовала восторг. – Мягкие словно пух.

– Перестань.

– Они у тебя так забавно завиваются, – не обратив внимание на просьбу-рычание, продолжил Бьякуран, наматывая короткий локон на палец. – Наверное, от высокой влажности? Но мне больше нравится, когда у тебя длинные волосы, так ты выглядишь еще краше. Не стриги их в следующий раз.

«Сбрею под корень», – зло подумала я. – «Буду ему назло ходить лысой!»

– Что, я в будущем в очередной раз дала тебе отворот-поворот? – ехидно поинтересовалась я и дернула головой, зашипев. Уж лучше лишиться пучка волос, чем чувствовать, как этот псих к ним прикасается – действие слишком интимное для постороннего человека. – Не думай, что если у тебя ничего не вышло с моей более взрослой версией, то что-то выйдет со мной.

– В детстве ты была еще более категорична, – огорченно цокнул языком мужчина и положил свой подбородок мне на плечо. Я скривилась, но ничего не сказала и не отстранилась – была черта, которую не стоило переходить. Да и рамки дозволенного я расширять пока боялась, слишком опасно. Бьякуран не походил на психически стабильного человека, наоборот, по-моему, у него уже давно поехала крыша. – Давай просто прикинем варианты. Почему ты не хочешь стать частью моей семьи?

Я рассмеялась. Голос Бьякурана звучал настолько обиженно, что я почти поверила в его актерскую игру. Но только почти.

– Я могу тебе с десяток причин назвать, не особо напрягаясь. Ты псих – это первое. Кажется, ты не особо ладишь с кланом Хибари – это второе, а они мне очень дороги, не думаю, что для тебя это секрет. Возможно я утрирую, но давай будем брать по максимуму – потенциально мы враги. Ты пытался мной манипулировать – это третье. Ты угрожал моим домочадцам – это четвертое. Ты неизвестно что сделал с моим репетитором, который ко всей этой ситуации вообще не имеет никакого отношения – это пятое. А также ты нагло вторгаешься в мое личное пространство, а я это не люблю – это шестое. А еще ты мне просто не нравишься. И я не люблю, когда трогают мои волосы.

Бьякуран душераздирающе вздохнул, и его хватка на моей талии стала еще сильнее – кажется, в том месте останутся синяки.

– Я же сказал, что он без сознания.

– Ты же не думаешь, что я поверю тебе на слово?

– Как с тобой сложно, Зои-чан, – опять огорченно вздохнул Бьякуран.

– И твое обращение «Зои-чан» я терпеть не могу, – немного погодя, добавила я.

Могла ли я вырыть яму еще глубже, чем в которой находилась? Очевидно, могла. Своими неосторожными словами я уже сейчас могла прорыть туннель на другой конец земли. Я даже не заметила, насколько легко и непринужденно Бьякуран смог вывести меня из равновесия, мой бессознательный словесный поток лишь доказывал это.

Вот только Бьякуран не разозлился, чего я интуитивно опасалась. Нет, он был очень спокоен, мне даже показалось, что он рассчитывал на подобную реакцию. Значило ли это, что он планомерно выводил меня из себя? Но зачем? А я повелась, дура.

– Ладно-ладно, я уже понял, что не нравлюсь тебе, и ты сможешь найти еще тысячу завуалированных причин. Давай в качестве акта доброй воли ты проверишь, что твой репетитор жив. Надеюсь, это станет нашим первым шагом навстречу.

[Хэлли]

17.3

Я молчала, размышляя. Даже если в словах Бьякурана где-то был подвох, мне все равно важно было проверить, что мой репетитор жив. Он не был виноват ни в чем и, хотя мы не были сильно близки, я все равно очень волновалась, что из-за меня пострадает невинный человек, который всего лишь согласился помочь и оказался не в то время, не в том месте.

– Хорошо.

Бьякуран крепко схватил меня за руку, отвел меня к дивану, стоящему у стены напротив окна, и положил мою руку на сгиб чужого запястья. Я другой рукой легонько провела по лицу лежащего на диване мужчины – и да, это действительно был мой репетитор. И судя по спокойному биению пульса под моими пальцами он действительно спал.

– Что ты с ним сделал? – повторила недавний вопрос я, нахмурившись.

– Просто немного воздействовал на его сознание, проспит минимум часов пять и, по пробуждению, ничего не вспомнит. Подумает, что сам уснул, из-за усталости и недосыпа.

Воздействовал на сознание? Обладатели пламени и так могут? Твою мать!

В кресло я вернулась погруженная в свои мысли, даже не отреагировала на то, что Бьякуран меня опять затащил к себе на коленки, чертов фетишист.

– Я на такие компромиссы иду ради тебя, а ты совсем не ценишь! – обвинительно ткнул меня в бок Бьякуран, и я, наконец, отмерла. – Ни с кем из Погребальных Венков мне так сложно не было, даже с капризной Блюбелл.

– Погребальные Венки?

– Мои Хранители, Зои-чан, – пояснил Бьякуран, и я нахмурилась.

– Кто они такие, эти Хранители? Объясни мне. В конце концов, мне трудно трезво оценивать ситуацию, когда я не знаю, кто это.

– Полагаю, об атрибутах ты уже знаешь? – задумчиво поинтересовался Бьякуран, опять наматывая мой локон на палец.

– Я знаю, что я Гроза. И знаю, что есть и другие атрибуты.

– Всего существует семь атрибутов: Небо, Ураган, Облако, Туман, Дождь, Солнце и, конечно же, Гроза. Я – Небо. Это самый редкий и, как правило, самый мощный тип пламени. Небо – это связующая цепь между остальными шестью атрибутами, почти всегда, если атрибут Неба силен в человеке, он становится боссом. Неважно, будет это уже существующая семья или только-только созданная. Сильные Небеса всегда ищут под стать себе сильных атрибутов и собирают их вокруг себя, интуитивно или осознанно. Эти атрибуты становятся Хранителями его семьи, карающей дланью босса. Каждый атрибут в семье выполняет определенную функцию, но это все частности. Сейчас тебе эта информация ни к чему.

Я помолчала, переваривая информацию.

– И какую функцию выполняет Гроза?

– Гроза является громоотводом для семьи, она ограждает семью от бед и проблем.

Как-то очень поэтично прозвучало, словно Бьякуран кого-то процитировал.

– И что входит в обязанности Небес? – полюбопытствовала я, боком повернувшись к Бьякурану. Конечно, все еще было непривычно впускать кого-то в свое личное пространство, но я уже более-менее успокоилась и реагировала на это не так остро.

– Небо объединяет все прочие атрибуты и обеспечивает идеальный баланс. Небо – это гармония в чистом виде.

Я хмыкнула. Едва ли Бьякуран был воплощением гармонии.

– И? Ты как считаешь, справляешься со своими обязанностями Небес? – я задумчиво склонила голову набок.

– К чему ты клонишь? – Бьякуран напрягся, и я улыбнулась, чувствуя себя хозяйкой ситуации.

– Я плохо понимаю реалии мафиозного мира, но, по твоим словам, Небеса должны доверять своим Хранителям, а Хранители должны доверять своим Небесам. Мне показалось, что связь между атрибутами и Небом совсем иного рода, чем простая родственная связь или дружеская, так? Ты доверяешь своим Хранителям, Бьякуран?

Бьякуран молчал, и я продолжила свою мысль:

– Ты хоть кому-нибудь доверяешь? Хоть одному человеку в том времени? Я не знаю, зачем я тебе понадобилась, когда ты мог не сильно заморачиваться и найти себе другого сильного Хранителя Грозы из своего времени, я не знаю, чего ты добиваешься, но я никогда не стану опорой человеку, который не ценит чужие жизни. Знаешь, что я осознала за время общения с тобой? Для тебя что простые люди, что мафиози словно пешки в твоих руках. Даже своих… Венков, кажется?.. Даже своих Венков ты едва ли ценишь. При случае ты с легкостью избавишься от них, посчитав этот поступок приемлемой ценой. Если соглашусь, я стану всего лишь очередной ступенькой, недостойной доверия, приближающей тебя к достижению собственных загадочных целей.

Я вскочила с чужих колен, отталкивая мужчину. Среагировать он не успел. Или не смог, ошеломленный и сраженный моей проницательностью. От дружелюбной атмосферы (ну, или ее подобия) не осталось и следа.

– Есть что сказать в ответ?

– Ты все равно согласишься, – со злорадным предвкушением в голосе произнес Бьякуран, и от его тона у меня по спине пробежали мурашки, – рано или поздно. И, когда придет время, я буду милосердным и приму тебя в свою семью. А сейчас… я сделаю тебе подарок.

Я не успела ничего сделать, даже вскрикнуть. Бьякуран схватил меня, одной рукой зажал мне рот, другой вцепился в мой подбородок и в очередной раз я подумала, что будут синяки, но едва ли это сейчас имело значение.

– Конечно, без зрительного контакта будет трудновато, – посетовал Бьякуран, и я внезапно поняла, что попала. Договорилась. Все внутри заледенело от страха и ужаса, который сковал меня не хуже мужской железной хватки. – Но для меня нет ничего невыполнимого. Начнем.

Небесное пламя яростно пульсировало и удушливым потоком заполняло комнату. Я не видела его, не чувствовала жара пламени, но не могла отделаться от мысли, что оно словно пропитывает комнату от пола до потолка. Становилось физически трудно дышать, но совсем не от дыма, а от неприятного чувства предательства. Бьякуран запятнал мой дом своим присутствием, пометил мою территорию, и мне от этого было горько и обидно. Смогу ли я в будущем все также считать усадьбу собственным домом, местом, где мне комфортно, и я чувствую себя в безопасности? Если выживу, конечно. И не стану овощем.

Холодный ужас, горечь и обида медленно, но верно преобразовывались во что-то новое и пугающее. Вскоре я почувствовала равнодушие, вот только продолжилось это недолго, в виски словно впились раскаленные иглы, а мои руки, вцепившиеся в чужие запястья, опалило жаром. Я завизжала.

[Хэлли.]

18.

* 18 *

«Мы блуждаем во тьме, изо всех сил мы боремся со злом, иначе оно одолеет нас. Но если верно, что судьба человека — это его характер, то эта борьба всего лишь зов о помощи. Иногда тяготы этой борьбы вселяют в нас сомнение, разрушая цитадель нашего разума, поселяя чудовища внутри нас. Мы остаёмся в полном одиночестве, всматриваясь в хохочущее лицо безумия»
© «Секретные материалы»

Очередной порыв ветра принес с собой свежесть грядущей грозы, и Зои с наслаждением вздохнула. Японское лето в этом году было каким-то по-особенному жарким, а потому долгожданная прохлада предстоящего дождя очень расслабляла и привносила в душу покой и ленивую расслабленность.

Зои было хорошо. Она сидела у настежь распахнутой сёдзи* на краю веранды и с удовольствием вслушивалась в звуки распаляющейся грозы. Пока гром тихо гремел вдалеке, но, Зои была уверена, что вскоре он доберется до поместья и разразится безудержным ливнем.

Если честно, ехать в гости к чете Хибари Зои совсем не хотелось – слишком свежи были обидные воспоминания. Но, к сожалению, ее мнения родители не спрашивали и даже на истерику своей капризной дочери никак не отреагировали – Маргарет дочь, как обычно, проигнорировала, а Конрад, что особенно обидно, только похлопал девочку по голове. А ведь Зои казалось, что уж отец-то – отец! – всегда на ее стороне! Очень горько было осознавать, что, когда дело касалось Маргарет и Зои, проигрывала почти всегда Зои.

Единственное, что Зои удалось отвоевать – это привычную европейскую одежду. Помимо других огорчений еще путаться в подоле юкаты и терпеть кровавые мозоли Зои была не готова. Слава богу, Маргарет особенно на этом не настаивала, наверное, вспомнила, как Зои во время поездки выносила родителям мозг. А потому вместо юкаты и гэта она была в плотном платье с оборочками, в колготках и аккуратных туфельках.

– Надеюсь, тебе не сильно скучно? Неинтересно, наверное, слушать наши взрослые разговоры, – подошел к Зои Хибари Исао, присел около нее и по своей въевшейся привычке взъерошил ее тонкие волосы. Зои вздохнула, взрослые разговоры ей действительно были неинтересны, особенно когда дело касалось инвестиций, тендеров и одежды от различных мировых кутюрье. – Ты уж прости нашего сына, совсем от рук отбился.

Простить этого наглого вредного мальчишку, который назвал ее досадным обезличенным словом «травоядное»? Да никогда! Да и совсем ее не оскорбило, что наследник семьи Хибари не появился и не встретил их семью. И ей совсем не было обидно, что он не составил ей компанию и не развлекал сейчас. Ничего подобного. Вот еще! Уж лучше с этим мальчишкой лишний раз не встречаться.

– Мне нескучно, – заверила Зои мужчину, улыбаясь через силу. – Только ноги затекли, можно я прогуляюсь по поместью?

– Не думаю, что тебе стоит гулять одной, – озабоченно сказал Конрад, послышались его приглушенные шаги. – Через пару минут должен вернуться Гленн, он отведет тебя туда, куда захочешь.

– Да что с ней может случиться? – лениво отозвалась из дальнего конца комнаты Маргарет, прекратив шушукаться с Рейко. – Исао говорил, что поместье под круглосуточным наблюдением, уверена, что Зои здесь ничто не угрожает.

– Это, конечно, так, – подтвердил Исао. – Но стоит ли…

– Можно я прогуляюсь одна? – вскочив, поспешила вмешаться Зои, сложив кулачки в умоляющем жесте. Прогуляться по поместью одной – звучало так заманчиво! По огромному старому поместью, наполненному жуткими легендами, древней (она на это надеялась!) историей и, возможно, ёкаями. На ёкаев она особенно надеялась, ведь что может быть лучше одинокой прогулки, когда чужой надзор уже так осточертел? Только исследовательская экспедиция в поиске ёкаев! Возможно, если Зои будет очень упорной, то она подружится с одним? – Пожалуйста, я буду осторожна!

Интересно, у нее получился достаточно умоляющий взгляд?

– С ней точно все будет в порядке? – хмуро поинтересовался Конрад, и в его словах Зои почувствовала нешуточное волнение.

– Здесь действительно безопасно, но не в этом дело, ты же сам понимаешь… – наступило неловкое молчание, от которого Зои стало совсем не по себе. Да, она слепа, но это не значит, что она немощна и неспособна передвигаться самостоятельно.

– Отец, – тихо уронила в тишину Зои.

– Хорошо, – тяжело вздохнул Конрад и присел на корточки перед дочерью, сжав ее хрупкие плечи. – Но ты пообещаешь мне, что не выйдешь за пределы поместья и что через час будешь находиться здесь. И вот еще.

Конрад настойчиво впихнул что-то прямоугольное Зои в руки, и, обследовав вещь руками, она поняла, что это всего лишь телефон. Малая жертва за то, чтобы прогуляться по поместью в одиночестве.

– Непременно позвони в случае чего.

– Хорошо.

Спорить было бесполезно, потому Зои безропотно поспешила скрыться с глаз родителей, чтобы они не передумали и не успели вернуть ее обратно в опостылевшую комнату, пропитанную приторно сладким запахом духов Маргарет. У нее был скверный вкус в выборе парфюмов.

Аккуратно ведя рукой по внешним перегородкам, чтобы не заблудиться и не сбиться с пути, Зои, замирая внутри от сладкого предвкушения и прислушиваясь к мягким ночным звукам и поскрипыванию половиц под ногами, думала о том, что время выдалось очень удачное – в преддверии Обона** в августовскую ночь можно было помечтать о том, чтобы встретить хякки яко***. Конечно, Гленн рассказывал ей, что нужно быть крайне осторожным, ведь, встретив хякки яко, можно умереть, но Зои в это не верила. Ну или верила, возможно, совсем чуть-чуть, но исследовательский пыл в ней этот факт не остужал. И она полагалась на силу своего очарования и таланта – любому демону она смогла бы заговорить зубы.

Стук каблучков заглушал далекие раскаты грома, а свежий ветер мягко взлохмачивал волосы. После каждого сильного порыва ветра Зои убирала так и норовившую залезть в глаза челку за уши, чтобы не мешалась и не лезла в рот.

Поместье было невероятным и огромным и, если в первое свое посещение Зои оно показалось каким-то холодным и безжизненным, то сейчас ей казалось, что оно живет своей отдельной жизнью – сёдзи шуршали плотной бумагой, половицы поскрипывали не только там, где ступала нога Зои, но и где-то в глубине поместья, перемежаясь чужими приглушенными разговорами (прислуга, видимо, все еще бодрствовала), мерно друг о друга стучала черепица в каком-то своем собственном музыкальном ритме. Зои вдруг подумалось, что поместье похоже на огромного неповоротливого разжиревшего пса, который после аномально жаркой недели едва ли может передвигаться, только переворачивается с боку на бок, кряхтя и постанывая. И Зои даже казалось, что она наяву слышит эти ворчливые кряхтения брехливого пса.

Зои даже была рада тому, что у нее был настолько чуткий слух, и она все это слышала, не будь у нее этого, она бы побоялась исследовать вечерне-ночное поместье в одиночестве. Ведь в тишине очень легко придумать себе чудовищ и верить в них, как в настоящих.

Наткнувшись на очередную широкую дверь, Зои, убедившись в том, что людей поблизости не было, нетерпеливо раздвинула взвизгнувшие створки и зашла внутрь, стараясь ступать тихонько и аккуратно, чтобы обо что-нибудь не споткнуться и не пропахать носом пол. Помещение было большим и пустынным, гораздо больше гостиной, в которой находились сейчас ее родители, шаги отдавались эхом, и Зои не могла понять, почему. Ногой наткнувшись на препятствие, Зои начала осторожно исследовать предмет, на который наткнулась – это была статуя.

Скульптура была холодной и гладкой наощупь и, Зои предполагала, что это был Будда, он сидел в позе лотоса с поднятой перед собой правой рукой. Гленн рассказывал, что поза эта означала глубокое сосредоточение, бесстрашие, благословение, выражение нерушимой уверенности.

Погладив напоследок статую, Зои вышла из помещения и присела на веранде, свесив ноги. Кончики носков туфель касались камней под ногами, а особенно сильные порывы ветра доносили запах гортензий, который терялся в отчетливом запахе предстоящей грозы. Было хорошо, и Зои зажмурилась, подставляя лицо ветру и начинающему накрапывать дождю.


Примечание автора:
* – сёдзи – в традиционной японской архитектуре это дверь, окно или разделяющая внутреннее пространство жилища перегородка, состоящая из прозрачной или полупрозрачной бумаги, крепящейся к деревянной раме. Традиционно для сёдзи используется бумага васи, но может также использоваться бумага, созданная на современных фабриках, стекло или пластик.
Двери-сёдзи часто делаются раздвижными, что позволяет экономить внутреннее пространство, которое неизбежно бы заняла распашная дверь. Они часто используются как в традиционных японских жилых домах, так и в домах западного стиля, особенно в так называемых васицу.
** – «ночной парад ста духов», «ночное шествие сотни демонов» — японское поверье, связанное с представлениями о чертях, духах и демонах (ёкай), которые ежегодно проходят летними ночами (особенно в августе) по улицам человеческих поселений, исчезая с рассветом. Любой, кто, не имея духовной защиты, сталкивается с процессией, умрёт.
*** – японский трёхдневный праздник поминовения усопших. Согласно традиции считается, что в это время года души усопших возвращаются к живым и посещают своих родных. Нередко его называют Праздником фонарей, потому что с наступлением темноты они вывешиваются родными — дабы души усопших могли найти дорогу домой. В современном Обоне сплетаются исконные традиции и буддийские обычаи, складывающие его истоки.

[Хэлли]

18.1

– Мяу! – тихонько донеслось из-за спины, и Зои с удивлением обнаружила, что чей-то кот совершенно наглым образом подлезает к ней под руку и так и напрашивается на то, чтобы его погладили.

– И откуда ты такой взялся? Неужели живешь в поместье?

Зои провела рукой по короткой лоснящейся шерстке и наткнулась на тоненький ошейник с маленькой подвеской в виде непонятного символа, Зои не смогла разобрать. За котом, похоже, хорошо следили, он был в меру упитанным, чистым и совершенно домашним, раз настолько бесстрашно подошел к совершенно незнакомому человеку.

Наглый кот, окончательно осмелев, взобрался к Зои на коленки и мурчал так громко и сильно, будто его вовсе в поместье клана Хибари ни разу не гладили. Хотя, если так подумать, то Зои трудно было представить Хибари Кёю или Хибари Исао, уделяющих внимание коту. Разве что Рейко немного попадала в категорию человека, который мог ласково относиться к животным. И, возможно, Зои была слишком строга к Исао. Это стоило обдумать.

Зато на счет несносного мальчишки Зои была стопроцентно уверена – этот едва ли был способен на привязанность к животному. Хотя если задуматься, то коты были хищниками… Хотя Зои об этом думать не хотелось, совсем нет.

– Я думала, что тебе не понравится запах Бетси, – задумчиво проговорила Зои, почесывая кота за ухом. Он млел и потягивался от удовольствия, упираясь лапками в руку и иногда вытаскивая коготки. Внутри разливалось приятное тепло, и Зои вдруг подумала о том, что, возможно, когда-нибудь можно будет и кошку завести? Это было неплохой идеей. Вот только прежде стоило убедиться, чтобы кошка понравилась Бетси, и они подружились.

– Кис-кис-кис, где носит этого кошака? Рью, если сейчас же не прибежишь, останешься без жратвы! – раздраженно прокричали неподалеку, и от этого внезапного крика Зои дернулась, отчего вышеназванный Рью чуть было не свалился с ее колен.

– Похоже, тебя потеряли, – тихонько произнесла Зои навострившему уши коту. Вот только непохоже, чтобы его хоть как-то взволновали эти крики, кот остался преспокойно лежать на коленях и даже усами не дернул. Зои вздохнула и взяла Рью на руки, ей совсем не хотелось, чтобы ее маленький четвероногий друг остался голодным.

Зои встала и, касаясь плечом стенок сёдзи, двинулась на шум. Похоже, совсем недалеко находилась кухня, запахи стояли умопомрачительные, как только Зои их не заметила раньше? Незнакомые женщины не переставали ворчать, и голоса их становились все громче.

Идея, пришедшая в голову, поначалу показалась Зои сумасбродной и неразумной, но разыгравшийся в районе солнечного сплетения азарт подталкивал к безрассудным поступкам, потому Зои, перехватив недовольного таким обхождением кота, всунула громоздкую трубку мобильного в карман и на носочках, прижавшись к внешней стене, уже более осторожно двинулась на голоса. Шило в попе требовало приключений.

Наткнувшись на поворот, Зои застыла, похоже, прислуга находилась прямо за углом и там же находилась кухня. Приятные запахи японских блюд смешивались с отвратительным запахом курева. Зои сморщила носик. Похоже, слуги вышли перекурить и ветер, как специально, относил все в ее сторону.

– А чей кот-то? Или просто приблудился? Хотя такие по улицам не разгуливают, уж больно домашний и породистый, – проговорила первая женщина, послышалось непонятное шуршание.

– Тебе какая разница? – резко ответила вторая. – Работай себе и работай, да поменьше вопросов задавай, здесь это не принято. Или забыла, о чем предупреждали при приеме на работу?

– Ну интересно же! Всякий раз, когда кто-то из хозяинов видит этого кота, смурнеют и гонят прочь. Кот, конечно, бестолковый, но жалко же, бедного, такой ласковый. Себе бы взяла, да кто же мне позволит.

– Подожди-подожди, кто на него ворчал недавно, что совсем мышей не ловит? – звонко рассмеялась вторая над своей собеседницей. – Да и не даст тебе никто его забрать, это кот молодой госпожи.

Послышался душераздирающий вздох и звук глубокой затяжки.

– Подожди-подожди, так это кот Рейко-самы? Я думала…

– Да нет же, дурная! Ты уже месяцев шесть здесь работаешь, а до сих пор не знаешь ничего? Слушай.

Зои затаила дыхание и посетовала на то, что не могла присесть – ноги затекали, а шуршание от платья могло спугнуть двух сплетниц.

– Молодая госпожа была сестрой Кёи-самы, вторым ребенком в семье, на год его младше. Умерла она полтора года назад всего. Раны, видать, еще слишком свежие, потому на него так реагируют хозяева. Хотя по ним не скажешь, кажется, что Исао-сама и Рейко-сама стойко перенесли этот удар. Но все равно, дочь они очень любили… Девочку жалко очень.

– А что с ней случилось? – с любопытством в голосе спросила первая, и Зои почувствовала к слуге жуткую неприязнь из-за ее невероятной бестактности.

– Говорят, убили ее. История была темная, толком никто ничего не знает. Многие поговаривают, что в тот день побочная ветвь клана Хибари замыслила переворот, но у них ничего не получилось, хотя клан все равно понес серьезные потери. В тот день была убита не только молодая госпожа, но и большая часть слуг. Рейко-сама была серьезно ранена, как и Кёя-сама, они едва выжили, а вот девочка... Молодой господин с трудом пережил это несчастье и после этого сильно изменился.

– Серьезно? Так он не всегда был… ну… таким?

– Нет, конечно. Мне кажется, – понизила голос вторая, – что он винит себя в смерти сестры. Постоянно пропадает на этих своих тренировках, будто наверстывает упущенное.

Зои тяжело оперлась о стену, спустила кота и с трудом перевела дух. В груди глухо заворочалось острое жгучее сочувствие. Об этом тоже совсем не хотелось думать, но мыслями Зои не могла не возвращаться к этому разговору. Разве могла она предположить, что мягкая спокойная Рейко и добродушный здоровяк Исао смогли найти в себе силы пережить подобную трагедию? Верилось с трудом, Зои была уверена на собственном опыте, что подобные раны не заживают никогда. И наследника Хибари… Кёю… тоже было жалко.

Знал ли об этом Конрад? А Маргарет? Даже если и знали, никто эту тему не поднимал.

Нетвердой рассеянной походкой, цепляясь за стены и уже не волнуясь о конспирации и приглушении стука каблуков, Зои двинулась обратно. В ногах путался кот, но Зои совсем этого не замечала, находясь в мыслях где-то далеко.

– Я, кажется, уже говорил тебе о том, что в поместье не принято ходить в обуви, – неожиданно послышался знакомый голос со стороны сада. Все это случилось настолько внезапно, что задумчивая Зои, зацепившись ногой за кота, чуть не пропахала носом пол, но успела зацепиться рукой за дверь.

– Это опять твой отец, – смущенно ответила Зои, успокаивающе погладив громко возмущавшегося Рью.

Повисла неловкая пауза, и Зои горячо захотелось оказаться рядом с родителями. Лучше бы она не бродила от скуки по поместью и не слышала этого разговора, от которого сердце кровью обливалось. Кажется, она приняла это слишком близко к сердцу.

– Тебе разрешили гулять по поместью одной?

– Разрешили. А тебя что-то не устраивает? – воинственно поинтересовалась Зои в ответ, глубоко внутри коря себя за несдержанность. Неловкость и душевный раздрай вылились в нешуточную бессознательную агрессию, после всего, что услышала, девочка понятия не имела, как разговаривать с Хибари.

– Я лучше тебя сопровожу к родителям, – не обращая внимания на недружелюбный тон, ровно сказал наследник Хибари. – Иначе не ручаюсь за то, что поместье после твоих прогулок останется в целости и сохранности.

– Эй! – вспыхнула Зои, не зная, как на это реагировать. С одной стороны, она сочувствовала Хибари и, возможно, совсем чуть-чуть, хотела с ним подружиться. А с другой стороны, после таких вот фразочек ей хотелось ему врезать со всей дури. – И я не хочу к родителям! Я и так оттуда с трудом сбежала!

Повисла пауза, и Зои почувствовала себя еще более неловко, когда поняла, что Хибари ее внимательно рассматривает – его пронзительный взгляд был почти тактильно ощутим. Он разгадывал ее настолько внимательно, будто решал у себя в голове трудную задачку с ее участием. И не сказать, чтобы эта мысль Зои нравилась.

[Хэлли]

19.

* 19 *

«Он дал мне достаточно веревки, чтобы повеситься.
Очевидно, он не понимал, что, когда петля завязана, она подойдет к любой шее»
© «Имя ветра» Патрик Ротфусс

Кем на самом деле являлась Зои Лоуман? Изнеженная богатая девочка, к которой жизнь оказалась чертовски несправедлива. Зои Лоуман не знала боли физической, но отлично представляла, что значит боль моральная и душевная. Кем была Злата, далекая русоволосая девочка из прошлого, любимая дочь своих родителей? Она была той еще пацанкой, и она знала, какой разносторонней может быть боль физическая, но тоже мало представляла себе, что значит метаться и заходиться в крике от боли. У них обеих был низкий болевой порог. И обе они мало представляли себе, как может быть изобретателен человек, подобный Бьякурану, в желании причинить боль своему противнику.

Миг озарения и единения души был коротким и ослепительным, только прочувствовать его Зои не успела – боль не позволила. Сначала острые иглы пронзили мозг и несколько длительных минут терзали ее голову. Единственное, что успела заметить едва соображающая Зои, что вокруг было много липкой густой жидкости. И запах был такой… неприятный... металлический... Вот только откуда было столько крови? Бьякуран же ничего такого не делал. Не делал же?..

Потом боль начала накатывать волнами, и это были уже не простые привычные иглы, которые со временем сошли на нет, это был внутренний нарастающий пожар. Пламя то опадало, принося долгожданную передышку, то взмывало вспышкой, заставляя Зои бесноваться и скулить, почти не воспринимая реальность.

Эта боль была особенной, отличной от боли перелома, гудящей головы или ноющих синяков, нет, эта боль была безумно, чрезвычайно невыносимой, она состояла из тысячи оттенков, которым Зои не могла подобрать названия. Тело пыталось отгородиться от боли, вот только проблески беспамятства были совсем короткими и совсем не приносили облегчения. Зои хотелось бы провалиться в обморок, чтобы ее засосала тьма и отрезала от страданий, но этого не происходило, словно что-то подспудно мешало это сделать.

Зои горела заживо, Зои почти обезумела.

Происходящее вокруг откладывалось в голове короткими кадрами. Взволнованные крики и причитания. Звук топота ног и голос, уверенно отдающий приказы и увещевающий сохранять спокойствие. Дрожащие мужские руки, гладящие по голове и осторожно сменяющие холодный компресс. Отчетливый нашатырный запах и отчаянная просьба на ухо ни в коем случае не терять сознание.

Зои куда-то несли и что-то говорили, вокруг царила суета и гам, но едва ли Зои замечала это, поглощенная очередной вспышкой боли, перемешанной с пламенем. Зои уже не кричала, хрипела, в легких почти не осталось воздуха, от нарастающего жара губы потрескались и из трещинок сочилась кровь – чувствовался соленый привкус во рту.

И, словно этого было мало, Зои стала проваливаться все глубже и дольше в полузабытье, вот только оно совсем не было спасительным. Забытье было беспокойным, недобрым и лучше бы Зои испытывала боль в эти моменты, чем вспоминала все это.

* * *

Немым укором необъятное тело Толстяка распласталось на полу, а вокруг него багрово-красным ореолом растекалась кровь. Она пачкала грязно-белые туфельки и подол некогда темно-зеленого платья, которое от пыли и крови стало неприятного болотного цвета.

С покорной обреченностью отчаявшегося человека Зои смотрела на остывающий труп и не могла пошевелиться, она не могла даже найти в себе силы и отползти от расползающейся лужи крови, всем ее телом завладел ужас и тупая апатия.

– Он бы наверняка помешал нам, – охотно пояснил Томми, разглядывая дело рук своих с интересом заядлого маньяка. – Слишком жалел тебя, маленькое отродье. Очень жаль, что именно Толстяка поставили мне в напарники, очень жаль. С кем-то другим я наверняка смог бы договориться.

Зои подняла голову, уже не удивляясь тому, что говорил этот человек. Внутри разве что вяло всколыхнулось облегчение, что напарником Томми не оказался кто-то вроде того липкого и мерзкого Тито, тогда ее участь была бы гораздо страшнее.

* * *

Снова находясь в сознании, Зои по звукам и тряске поняла, что ее куда-то везли. Она лежала на заднем сиденье, кусала потрескавшиеся губы и тихо хныкала (и даже такой простой звук давался ей с трудом, в горло будто песка насыпали). Кто-то осторожно гладил ее волосы и целовал руки, что-то шепча – она не слышала, что, звуки слышались приглушенно, как через толстый слой ваты и, если абстрагироваться от реальности, казалось, находишься в вакууме. Можно было помечтать и представить, что боли не было и царили приятные и успокаивающие тишина и темнота.

Мысленно Зои молила богов, чтобы эта агония, наконец, закончилась. Боги Зои не слышали.

Сознание вспыхнуло ярко и быстро, словно спичка, снова проваливаясь в забытье.

* * *

– Хочешь узнать, почему ты умрешь сегодня?

Встряхнувшись и взяв себя в руки, Зои встала на ноги, всем телом опираясь на стенку и стараясь не поскользнуться на крови, разлитой вокруг. Озарение вспыхнуло внезапно и подарило отчаявшейся душе капельку надежды: возможно, у нее был шанс? Возможно, все еще не было потеряно? Может быть, единственное, чего ей не хватало, это времени?

– Это связано с моими родителями? С их бизнесом?

– Для маленькой девочки ты слишком проницательна.

– Вы их ненавидите?

Томми на это ничего не ответил, только криво оскалился, подтащил небольшую деревянную коробку и устроился на ней со всем удобством. Вот только Зои видела, что расслабленность его была напускная, карие глаза все также оставались цепкими, а взгляд предвкушающим и немного безумным.

– У меня тоже была дочь. Темноволосая и кареглазая, она росла шебутной и была не по годам умной. С женой мы в ней не чаяли души. Это был брак по расчету, который в любовь так и не перерос, но мы были друзьями и партнерами и нас роднила любовь к дочери. Вижу, ты уже поняла, к чему я виду.

И, действительно, Зои уже примерно догадывалась, о чем ей расскажет этот человек.

– Тридцать лет я проработал в дочерней компании «Louman Industries», и меня выкинули на улицу, как бесполезный мусор. Меня и еще пять тысяч человек только потому, что компания начала работать в убыток. Потом, словно этого было мало, у дочери обнаружили опухоль головного мозга в запущенной стадии.

Зои опустила голову и стиснула в кулаках подол платья, грудь разрывало от ненависти и острого сожаления одновременно.

– Мы боролись до самого конца, но этого оказалось мало. Если бы у меня была работа, у нас было бы больше возможностей, мы, возможно, смогли бы увезти ее в другую страну и лечить там. Понимаешь теперь, в чем вина твоей семьи?

Зои резко подняла голову, вглядываясь в отравленное ненавистью лицо.

– Думаешь, я единственный, у кого оказалась такая трагичная история? Нет, Лоуманы разрушили множество жизней и ты, как их отродье, обязана искупить их грех.

* * *

Звуки сирены безжалостно били по оголенным нервам. Зои пылала не только внутри, но и снаружи, повышенная температура тела добавляла еще больше острых ощущений. Зои вдруг подумалось, что тогда, на дуврском складе, она приобрела свою жизнь в кредит и теперь сполна за нее расплачивалась. Возможно так все и было? Возможно она должна была умереть там? Но что-то пошло не так.

* * *

– Но я не хочу умирать.

Томми ничего не ответил, он только улыбался безумно и мечтательно, взгляд у него был расфокусированный, кажется, он ее даже не услышал.

Зои лихорадочно огляделась, пытаясь отыскать что-нибудь, что бы ей помогло. Возможно, ей нужно хорошенько спрятаться? Или поискать выход? Или не тратить на это время, ведь со склада наверняка так легко не выберешься, и поискать что-то, что помогло бы отбиться? Но, серьезно, что сможет сделать она, маленькая девочка, против взрослого мужчины?

Стараясь не впадать в истерику, Зои сделала шаг в сторону, отодвигаясь от этого сумасшедшего подальше. Он и этого не заметил, потому Зои сделала еще несколько тихих шагов. Внутри все замирало от страха и ужаса, но стоять на одном месте и ждать своей участи было совсем глупо.

Мужчина что-то нашептывал себе под нос, и Зои решила, что момент был подходящий: она рванула вглубь склада. С небольшой заминкой «очнулся» маньяк и закричал что-то явно нецензурное, Зои не вслушивалась. Она и так с трудом соображала от страха, пытаясь отыскать место, куда бы можно было бы спрятаться.

Склад был огромным, сырым и запущенным. Единственное более-менее чистое местечко в нем было место, где держали Зои, видимо, преступники хорошо подготовились. В остальном склад был больше похож не на склад, а на свалку под крышей – конечно, в нем не было привычного мусора, но вот сваленное железо, балки, гниющие деревянные коробки находились повсюду маленькими кучками.

Забежав за груду мусора, Зои обнаружила машину и, недолго думая, быстро спряталась под нее. Сердце заполошно стучало где-то в районе горла, и Зои старалась дышать размеренно и спокойно, участившееся дыхание могло ее выдать.

[Хэлли]

19.1

– Цып-цып-цып, – послышался издевательский голос неподалеку, Зои в панике закрыла рот двумя руками, пытаясь поменьше дышать и не двигаться. – Где же ты, цыпленочек? Тебе совсем не будет больно, я постараюсь сделать это быстро. Если ты, конечно, сейчас вылезешь и не будешь впустую тратить мое время, тогда да, я сделаю это быстро. А если нет…

С трудом, но Зои душила в себе рыдания. Похищение, поездка в машине, полной похитителей, с завязанными глазами, несколько часов на складе – все это сильно вымотало девочку, у которой не было в жизни огорчений страшнее разбитой коленки. И эти разговоры мерзких похитителей с сальными и черными шуточками, словно она, Зои, пустое место, постоянный страх за собственную жизнь… За что Зои все это было? Разве она это заслужила? Разве она должна расплачиваться за грехи своих родителей?

Зои закусила кулак, но слезы все равно непрерывным потоком стекали по грязным щекам и падали на бетонный пол. Это было так чертовски несправедливо! И она так устала, Зои хотелось скрючиться в позе эмбриона на полу и ждать своей участи, будь что будет… Вот только опыт более взрослого сознания подсказывал, что чуда не случится. Что чудо можно совершить только своими руками и не чьими больше.

Помощи было ждать неоткуда. Неизвестно, когда полиция и родители смогут ее найти.

– Ладно, – послышался раздраженный голос этого сумасшедшего совсем неподалеку. Зои вздрогнула и огляделась, носки мужских кроссовок виднелись в просвете между полом и днищем машины. – Давай поиграем в прятки, раз ты так хочешь, маленькое отродье, но потом не кричи, что я тебя не предупреждал.

Зои отодвинулась от мужчины, тихонько и аккуратно вылезла из-под машины с другой стороны и, замирая от ужаса, оббежала сваленные в большую кучу обломки. Кажется, не заметил? Зои, буквально распластавшись на хламе, выглянула из-за угла. Томми как раз в этот момент заглядывал под машину.

Выдохнув, Зои огляделась в поисках более надежного места. Смертельные прятки продолжались.

* * *

Приходила в сознание Зои медленно. Жар внутри не утихал и, кажется, горел уже целую вечность. У Зои уже не было сил на то, чтобы плакать, хныкать или кричать – просто хотелось, чтобы эта агония уже закончилась. Хотелось либо потерять сознание надолго, пока боль не утихнет, либо умереть. И умереть было даже предпочтительней, потому что потеря сознания с не вовремя проявившейся памятью была совсем не к месту, после этого Зои чувствовала себя еще более разбитой.

Вокруг суетились доктора, ее везли на каталке очень быстро, с ветерком – это немного охлаждало разгоряченную кожу, которая стала очень чувствительной, даже прикосновение одежды к коже вызывало неприятные ощущения, что уж говорить о чужих прикосновениях? Конечно, доктора, очевидно, хотели как лучше, но Зои даже простонать не могла, настолько обессилела.

Доктора переговаривались, о чем-то спрашивали Зои, но она воспринимала все это как досадный задний фон. Боль убивала ее физически, а воспоминания подтачивали морально и этому, кажется, не было конца.

* * *

Звук шагов отскакивал от стен, словно упругий мячик, эхом разносился по всему помещению. Томми ступал уверенно, не торопясь, иногда подпрыгивал от нетерпения, кажется, его даже забавляли эти «прятки». Он опять что-то шептал себе под нос, словно насылал проклятья, и от неразборчивого сумасшедшего шепота Зои становилось совсем не по себе. Конечно, это лишний раз помогало ей ориентироваться, где находился маньяк, но морально легче от этого не становилось. Если от простых похитителей Зои еще могла знать, что ждать, то действия этого сумасшедшего предугадать было трудно.

И совсем не было похоже, чтобы Томми паниковал.

Зои помнила, что остальная банда должна была вскоре вернуться. Если верить подслушанным разговорам, они должны были встретиться с заказчиками и получить деньги. Это могло бы ее спасти и могло бы принести хоть какую-то надежду, если бы Зои была уверена в том, что заказчики банду не кинут. Опыт из прошлой жизни подсказывал, что в подобных крупных сделках в первую очередь гибли наемные исполнители. Да и кто сказал, что участь попадания к таинственному заказчику окажется легче смерти? Кто сказал, что она не пожалеет, что не умерла здесь, на складе?

Зои спрятала лицо в ладонях и вдохнула поглубже, стараясь успокоиться. Нельзя было паниковать, нужно было сохранять ясный и трезвый рассудок. Поистерить и поплакать можно было уже потом, когда все закончится.

Зои оглянулась, прислушалась к шагам и перебежала в закуток между стеной и кучей хлама – отсюда хорошо просматривался весь склад, а саму Зои почти не было видно, если только не подойти вплотную. Выхватив из кучи мусора железный прут, Зои почувствовала себя чуть увереннее.

Прислушавшись к звукам, Зои обомлела. Шагов слышно не было.

– Ну что, поиграем, маленькая паршивка? – прошипел Томми ей в лицо, схватив за волосы. Зои закричала.

* * *

Это было настоящим сумасшествием, но Зои впервые задумалась об этом, пытаясь отрешиться от боли: возможно, она, Зои, не должна была существовать? Возможно, она оказалась ошибкой в отлаженной божественной системе, и вселенная подобным образом избавлялась от нее, насылая все больше и больше неприятностей?

Зои подумалось, что эта «неприятность» могла оказаться для нее смертельной.

– Гленн, – прошептала Зои. Она хотела сказать кое-что еще, но очередная вспышка боли ослепила ее, и она захрипела. Кто-то схватил ее за руки, баюкая ладони в руках, но Зои только дернулась в панике и затихла.

[Хэлли]

19.2

* * *

Не растерявшись, Зои развернулась, насколько позволяла мужская хватка, и со всей доступной ей силой зубами впилась в тощую руку маньяка-похитителя. Рот сразу же наполнился соленой кровью.

– Ах ты маленькая сучка! – закричал Томми и наотмашь ударил Зои по лицу. Удар был такой силы, что голова девочки дернулась, а сама Зои отлетела на несколько метров, пропахав спиной бетонный пол. Все ее тело неприятно ныло, в особенности саднящая спина и лицо, видимо, на щеке кровью наливался очередной синяк. Он пульсировал, его дергало от боли, но Зои не позволила себе предаться жалости. Когда перед глазами перестали летать черные мушки, она постаралась отползти от похитителя, но он оказался быстрее и проворнее – схватил ее за ногу и подтянул к себе. – Не так быстро!

Зои попыталась лягнуть мужчину, но он невероятным образом увернулся, подтащил к себе девочку и подставил монтировку острым концом к ее горлу.

Зои сглотнула вязкую слюну, загипнотизированным взглядом уставившись на оружие в чужих руках (оно неприятно царапало бледную кожу почти до крови), и подняла взгляд на Томми, который улыбался предвкушающе и немного безумно и постоянно облизывал губы, что вблизи казалось еще более отвратительным.

Затаив дыхание и пытаясь не делать резких движений, Зои нащупала прут за спиной, который выронила в пылу драки. Она перехватила его посередине и прерывисто вздохнула, у нее был всего один шанс и не было права на ошибку.

– Надеюсь, ты успела помолиться напоследок за упокой своей души? – насмехался мужчина, он уже, похоже, чувствовал себя человеком, полностью контролирующим ситуацию. Если у Зои получится, самонадеянность его погубит.

– Нет, не успела, – ответила Зои, с силой сжимая прут за спиной. – Но я успела помолиться за твою!

И всадила эту железку Томми прямо в глаз.

Он кричал пронзительно и громко, Зои даже позлорадствовала немного, отползая от корчащегося тела подальше. Было ли ей жаль этого человека? Было. Немного. Вот буквально несколько десятков минут назад ей было действительно жаль Томми, когда он рассказывал ей свою историю, а сейчас, когда он пытался ее убить, Зои совсем не было жаль этого человека. Жалость здесь была не к месту, потому что либо ты его, либо он тебя.

– Похоже, я недооценил тебя, маленькая сучка, – затихнув, страшно рассмеялся Томми. – И как же рука не дрогнула?

И, действительно, рука у Зои не дрогнула, вообще было удивительно, как она с первого раза попала именно в глаз? Наверняка с перепугу.

Думать о таких глупых вещах вообще-то было некогда, но перед лицом смертельной опасности мысли в голову лезли какие-то совсем дурацкие. О том, что где-то на складе валяется ее потерянный грязно-розовый заяц и там же, скорее всего, недоеденная булочка с повидлом, что с родителями они уже в любом случае не смогут поехать в Диснейленд на следующей неделе, даже если она выживет и вернется домой и что собрать тот потрясающей красоты паззл с прудом, лебедями и кувшинками она уже тоже вряд ли сможет. За паззл было особенно обидно, Зои хотела его оформить в рамочку и повесить на стенку.

Отстранено думая обо всем этом, Зои потихоньку отползала все дальше от заходящегося безумным смехом маньяка и внимательно следила за каждым его движением, стараясь не обращать внимание на кровавый провал левого глаза.

Переход от одного состояния к другому был очень стремительным и единственное, что в какой-то степени спасло Зои, это то, что она внимательно следила за этим психом. Рывок к девочке был быстрым и неожиданным, вот только Зои отползла уже достаточно далеко, монтировка раскрошила бетон совсем близко от ног Зои, но, слава Богу, не задела. Томми разочаровано зарычал и поскользнулся на крови, которая обильным потоком вытекала из его глаза. Зои же, не теряя времени даром, рванула к машине, но пробежала недолго и недалеко. Томми схватил ее за руку и дернул на себя что есть силы, Зои крутануло и выбило воздух из легких.

Осознала себя Зои уже на полу: мужская рука сжимала ее запястья в железной хватке, чужое тело придавило сверху, не позволяя брыкаться, а вторая рука схватила Зои за лицо и с силой стукнула ее затылком об пол.

Зои заскулила, настолько боль была резкой и ослепительной. В глазах потемнело, черные мушки перед глазами превратились в огромные темно-серые кляксы, которые мешали сосредоточиться и оценить обстановку. Звякнуло железо, и Зои поняла, что ей конец – видимо, Томми дотянулся до монтировки и собирался с ней покончить.

Отчаяние накатило с новой силой, но Зои старалась ему не поддаваться, сопротивляясь до самого конца. Она зажмурилась (оскал Томми пугал до ужаса), дернулась в путах, но это было бесполезно, мужчина только сильнее разозлился и снова ударил ее по голове. Затылок вновь взорвался ослепительной болью, голова гудела и звенела, Зои уже с трудом соображала, мечтая, чтобы все закончилось быстро.

В груди медленно начал нарастать горячий комок то ли сожаления, то ли горечи. Он быстро распространялся по телу и, когда Зои учуяла запах гари и поняла, что что-то не так, было уже поздно. Последнее, что она запомнила, был треск и надсадный мужской крик.

[Хэлли]

20.

* 20 *

— Это тоже смерть.
— Это возрождение. Пока продолжаешь возрождаться, можно пару раз и умереть.
© «Голос тех, кого нет» Орсон Скотт Кард

Пробуждение было тяжелым.

Сначала пришли звуки – они были настойчивыми и смело ввинчивались в мозг, разрушая мою и без того хрупкую душевную организацию. Звук капающей воды неслабо ударял по нервам и был каким-то неестественно громким. Где-то за стенами сновали и переговаривались люди, они уже не были такими громкими, но все равно раздражали слух, словно я находилась вдали от толпы. Я не слышала каждого человека в отдельности, это был скорее слившийся в кучу гул голосов, но все равно, звучавший фоном, он был неприятен. Возможно, все дело было в моей слепоте и обострившихся чувствах, но раньше такого не случалось – звуки ощущались слишком остро и болезненно.

Потом я почувствовала слабость. Она не возникла внезапно, просто я ее не заметила, обращая внимание только на раздражающие звуки. Все тело ломило, как будто я просидела в одной позе несколько часов, как это делала при Фонге, медитируя.

Попытавшись двинуть свинцом налитой рукой, я поняла, что преуменьшила свою немощность, похоже, пара часов без движения – это слишком мало. Возможно, без сознания я провела гораздо больше времени, чем подумала изначально? Мышцы сильно затекли, руку я сдвинуть смогла, но она тут же отозвалась покалывающей болью, словно меня кусал целый рой мушек. Другой рукой я потянулась растереть и прогнать неприятные ощущения, но внезапно обнаружила, что в вену левой руки была вставлена капельница.

Я нахмурилась. Больница, значит.

Стараясь не потревожить иглу, я осторожно дотронулась правой рукой до открытых участков кожи, сначала до лица, очерчивая лоб, скулы и подбородок, потом до другой руки, потом опять до лица. Ожогов не было.

Неужели мне это только показалось? Но я же словно горела, я это отчетливо чувствовала. Разве я не должна была умереть? Или не должны были остаться хотя бы ожоги? Хоть что-нибудь кроме ноющих мышц? Или я опять умерла и попала в новое тело?

Я запаниковала и, не обращая внимания на обессилевший организм, зашарила по лицу, пытаясь определить, была ли я Зои или кем-то еще. Нет, похоже, все в порядке, выдохнула я, успокоившись. Короткие легкие словно пух волосы, конечно, не могли быть доказательством, но привычный бугорок родинки на правой щеке сказал мне о многом – я все еще была Зои.

Я хрипло рассмеялась, позабавленная собственной глупостью. Ведь я до сих пор не видела! Я все еще была слепа! Разве это не было лучшим доказательством того, что я не умерла и ни в ком не переродилась?

Нервный смех стих быстро, трансформировавшись в тихую истерику. Я непонятно зачем зажмурилась, словно уверяя себя в том, что все, происходившее со мной, было неправдой, зажала рот руками, чтобы не взвыть в голос. Слезы лились, не переставая. Это было так странно и глупо, но чтобы почувствовать, как дорога мне жизнь, мне вновь пришлось почти что умереть. И это «почти что» накатывало волнами облегчения, потому что я не хотела умирать, не хотела чувствовать это в очередной раз. Я не хотела потерять Гленна и Кёю и не хотела расставаться с И-Пин и Бетси. А еще мне многое предстояло сделать: я хотела стать ученицей Фонга и взять у него лучшее, что он мог мне дать, хотела закончить школу экстерном, чтобы не тратить время впустую, возможно, поступить в университет на факультет управления, чтобы уметь управлять компанией, которая, скорее всего, достанется мне по наследству, и постараться выяснить, почему меня так не любит мать и наладить отношения с отцом. У меня было много планов, и желание жить сейчас ощущалось особенно остро не потому, что я боялась смерти (нет, я уже умирала один раз, смерть не была страшной), а потому что боялась не успеть урвать от жизни все. А еще боялась не успеть сказать Гленну и Кёе, как они на самом деле мне дороги. Неужели прошлая смерть меня ничему не научила? Неужели детское сознание Зои так повлияло на меня, что я враз поглупела? Мне казалось, что я никогда не совершу подобных ошибок. Что буду ценить то, что у меня есть.

Наверное, я себя переоценила. Внезапная смерть в автокатастрофе, моя и моих родителей, потеря близких и привычного мира, дезориентация не только из-за нового тела и непривычного окружения, но и из-за отсутствия зрения слишком сильно ударили по мне и моей психике. Я этого просто не замечала или предпочитала не замечать. К тому же, подверженное стереотипам мышление сыграло со мной злую шутку: для меня слепота оказалась тяжелым испытанием, потому я решила, что вторая жизнь, особенно такая ущербная, ни к чему хорошему меня не приведет.

Немного легче было сразу после попадания в тело Зои, когда влияние детского тела и сознания было велико. Я была более живой, любознательной и подвижной (даже отсутствие зрения меня не останавливало). И после потери памяти совсем недавно, когда осознание второй жизни не давило на меня.

Кто-то что-то разбил в коридоре, послышались чужие чертыхания, вскрик, эхом отдающийся звук цоканья удаляющихся каблуков, - все эти выбивающиеся из общей картины звуки вырвали меня из размышлений, спустив с небес на землю. Как-то даже по-особому сильно заныли мышцы, и я, всхлипнув, громко высморкалась в простыню. Неприлично, конечно, но кто меня видит? Тем более, после истерики, когда вода непрерывным потоком лилась не только из глаз, но и из носа, выбирать не приходилось.

В состоянии нервного веселья я подумала о том, что было бы и смешно, и грустно, если бы вторая моя жизнь тоже оборвалась из-за огня. Конечно, в первую мою смерть я не успела сгореть заживо, взрыв спас меня и родителей от мучительной смерти, но вот второй раз я имела все шансы сгореть как какая-нибудь злостная ведьма на кострах инквизиции.

От невеселых размышлений меня отвлекли скрип двери и постепенно возвращающееся обоняние – я не знала, почему, но до этого момента я совсем не чувствовала больничных запахов. А ведь я помнила, насколько сильным был запах, когда я пришла сюда впервые: здесь пахло медикаментами, дезинфицирующими растворами и хлоркой, при чем запахи были настолько сильными, что напрочь отбивали мое обостренное обоняние. Но в этот раз все было совсем по-другому.

– Зои, – знакомая дрожащая рука мягко провела по моим волосам, будто удостоверяясь в том, что я настоящая. Я чуть не дернулась от неожиданности, напугавшись внезапного появления отца. – Доченька!

Конрад с такой силой прижал меня к себе, что я едва могла дышать. Он обдавал дыханием мою макушку и стискивал в объятиях, но возмущаться я не посмела – я могла понять его волнение, все-таки это был не первый раз, когда мне грозила серьезная опасность и когда от него ничего не зависело. Я вообще подозревала, что то происшествие, когда Зои в четыре года похитили, чтобы продать на опыты, оставило в Конраде неизгладимый след. Именно поэтому Зои, то есть я (мне казалось, или в связи обретением памяти у меня опять начались проблемы с самоопределением?), была сослана в Японию, подальше от Лондона и семейных врагов и недоброжелателей под крылышко семьи Хибари. Конечно, это могла быть всего одна причина из тысячи, но это было похоже на правду. Именно поэтому, возможно, Конрад всегда обращался со мной так, будто я была хрупкой фарфоровой куколкой.

[Хэлли]

20.1

Сейчас я это отчетливо понимала, но «понять» для меня не значило «принять». Это отношение всегда сильно на меня давило. На меня! Уже взрослую (сколько мне там исполнилось бы? Тридцать два, кажется?) женщину! А что стало бы с бедной обделенной любовью родителей Зои, если бы она не умерла тогда и чувствовала что-то подобное по отношению к себе? Подумать страшно. Она и так была слепой, это заставило бы ее чувствовать себя еще хуже, словно она какая-то немощная, прокаженная.

Конрад вел себя неправильно, он, возможно, не понимал даже, как давил на меня, на Зои, но я правда могла понять его. Потому я неуверенно обняла его в ответ, стараясь поддержать и убедить в том, что все закончилось.

– Я в порядке, все хорошо, – мягко заверила я, погладив отца по голове. Он выдохнул с надрывом, и я впервые почувствовала что-то вроде признательности и нежности к этому мужчине, который безвозмездно любил меня и, скорее всего, не находил себе места от беспокойства. Сейчас он казался мне сломленным и очень ранимым, потому я снова обняла его и уткнулась носом свитер, позволив себе в кой-то веки расслабиться, ни о чем не думать и почувствовать себя в безопасности.

Кажется, совсем недавно я с досадой думала о том, что Конрад никогда для меня не станет защитником, и я никогда не почувствую себя рядом с ним, как за каменной стеной? Ха! Как там говорят? Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих мыслях.

Конечно, Конрад никогда не станет мне настоящим отцом, и я никогда не смогу назвать его мягким и нежным «папа», это обращение принадлежит только одному уже умершему человеку, но все равно… Во мне тоже что-то сломалось сегодня. Кажется, это был воздвигнутый между нами лед?

– Как же ты меня напугала! – сжал меня напоследок Конрад и выпустил, наконец, из своих удушающих объятий, присел рядом со мной, держа за запястье. Наверное, ему казалось, что если он отпустит меня, то я опять надолго усну или вообще исчезну в тот же миг.

– Со мной все в порядке, – терпеливо повторила я, отодвигаясь, стараясь освободить побольше места. – Сколько я была без сознания?

– Ты не просыпалась два дня, – заправив мою выбившуюся прядь за ухо, со вздохом ответил Конрад. – Если ты чувствуешь себя нормально, может объяснишь, что произошло? Это как-то связано с тем, что твой репетитор был без сознания? Зои, – схватил меня за плечи Конрад, его пальцы судорожно сжимались, и я безразлично отметила, что останутся синяки, – если он что-то сделал с тобой…

– Он ничего мне не сделал. Когда я пришла, он уже был без сознания, – поспешила оправдать репетитора я. Не хватало еще, чтобы невиновного человека осудили за преступления засранца Бьякурана.

– Тогда что произошло?

Я тяжко вздохнула и потерла занывшие виски. Как можно было объяснить то, что я сама не до конца понимала? Что сделал со мной Бьякуран? И стоит ли вообще говорить правду отцу? Разве что только ее малую часть. Не надо ему знать о том, что человек из будущего залез ко мне в голову. Это даже звучит странно!

К тому же, я не была уверена в своих предположениях.

– Я просто все вспомнила.

Мы помолчали. Конрад о чем-то угрюмо размышлял.

Конечно, я понимала, какие вопросы крутятся сейчас у него в голове, но надеялась на то, что он повременит с расспросами. Мне совсем не хотелось выкручиваться и придумывать что-то, возможно, он сам для себя как-то интерпретирует все, что со мной произошло? И мне не придется лгать? Уверена, у Гленна, доктора и отца уже есть какая-то версия событий и, если я уйду в несознанку, они сами мне ее выложат?

– Хорошо, – хлопнул по кровати Конрад и встал. – Вижу, что ты устала, отдыхай и набирайся сил. Мне надо кое-что уладить, потому я отлучусь из больницы ненадолго…

– Отец! – нахмурившись, перебила Конрада я. – Ты спал вообще?

– Ну, – смущенно рассмеялся он, а я в очередной раз тяжело вздохнула. Что возьмешь с этого великовозрастного ребенка? За ним нужен глаз да глаз. Вопрос только, куда смотрел Гленн?

– Сейчас ты делаешь свои дела, едешь домой и ложишься спать. И приезжаешь ко мне только после того, как хорошенько выспишься, поешь и освежишься. Пока не выполнишь этот небольшой список, можешь не приезжать, – наигранно строго произнесла я.

– Есть, мисс Лоуман! – весело хмыкнул Конрад, нежно потрепал меня за волосы и вышел из палаты. Вскоре за дверью послышался чей-то приглушенный разговор, но люди разговаривали так тихо, что даже со своим обостренным слухом я ничего услышать так и не смогла.

Я откинулась на подушку и позволила себе немного расслабиться, пока не нагрянул очередной посетитель. Что они будут, я была уверена. Наверняка объявится запропавший в очередной раз Кёя, доктор Милтон, теряющийся в догадках (хотя он вроде говорил что-то о том, что это очень опасно, когда память возвращается не постепенно) и, конечно же, Гленн. И, возможно, меня придет навестить еще и малышка И-Пин.

Вообще стоило бы, наверное, не тратить время впустую, а устроить мозговой штурм, но я чувствовала себя такой слабой и уставшей, что решила временно забыть о всех проблемах и позволить событиям течь своим чередом.

– Вы проснулись, – с заметным облегчением произнес знакомый мужской голос, я даже не заметила, как Гленн вошел.

– Гленн! – обрадовалась я и, солнечно улыбнувшись, похлопала по своей кровати. Мужчина подошел к моей койке, но сесть на постель отказался, занял стул, стоящий сбоку от кровати. – А что, отец не сообщил тебе об этом?

– Сообщил, – с заминкой произнес Гленн.

[Хэлли]

20.2

А я почувствовала себя дурой: нужно сначала думать, а потом спрашивать. Очевидно же, что одно дело услышать, а совсем другое увидеть собственными глазами. Особенно если вспомнить те странные намеки, что делал мне Говард. Возможно, все могло закончиться гораздо хуже? От нахлынувших воспоминаний я могла повредиться в уме или впасть в кому? Или заработать себе какое-нибудь расстройство психики? С учетом того, с каким облегчением что Конрад, что Гленн обнаружили проснувшуюся меня, вероятнее был вариант с комой.

– Со мной все порядке, – успокаивающе повторила в очередной раз я, потянувшись и взяв Гленна за руку. Я почувствовала, как дрогнула его рука, и мужские пальцы с силой сжали мои. Похоже, я сильно напугала своих мужчин. Если Кёя придет ко мне таким же нервным, боюсь, моя психика не выдержит этого и устроит запоздалую истерику.

– Тебе тоже стоило бы отдохнуть, – мягко произнесла я.

Я была уверена в том, что Гленн также, как и Конрад, не спал все это время. Вот только если на Конрада я могла надавить, то на Гленна это редко действовало хотя бы потому, что он знал меня как облупленную и был таким же упрямым порой, как и я. А иногда даже упрямее.

– Обо мне не волнуйтесь, я позже передохну. Сейчас важнее другое: Хибари Кёя приведет одного хорошего специалиста, который осмотрит вас и, возможно, скажет что-то новое по поводу вашего состояния и всей этой ситуации. Мы так и не смогли определить, что произошло. Нет, у нас, конечно, есть догадки…

Я почувствовала, как у меня опять заныли виски. Гленн не задавал вопросов, но они отчетливо повисли в воздухе. Наверное, стоило придумать хоть что-то, но мозг отказывался работать, периодически взрываясь головной болью.

– Я сама не совсем понимаю, что произошло. Когда я зашла в комнату для занятий, я никого не обнаружила. Я сначала подумала, что репетитор еще не пришел, но по звуку чужого дыхания определила, что он то ли спит, то ли без сознания, по крайней мере на свое имя и пощечины он никак не реагировал. Уже хотела позвать прислугу, но внезапно голове стало больно, телу горячо, а потом темнота.

За дверью послышались четкие выверенные шаги, это точно был Кёя, и чьи-то вальяжные шаркающие, наверное, это был тот самый доктор-специалист. Вообще было довольно странно слышать, что местные врачи не справляются, все-таки недавно обновленная больница Намимори была самой большой в регионе Тюгоку (это, конечно, если не считать Хиросиму – уж там-то наверняка можно было найти больницы и побольше) и работать здесь было довольно престижно. Клан Хибари вложил много денег в эту больницу, обновив не только внешний и внутренний вид, но и закупив новое современное оборудование. Потому многие хорошие специалисты, не желающие жить в административном центре и дышать смогом, съезжались в Намимори или в ближайшие к нему города и даже префектуры, чтобы работать именно в этой больнице. Брали на работу сюда только лучших.

– Лоуман, – бесстрастно поздоровался Хибари, и я порадовалась тому, что Кёя остался все тем же убийственно спокойным Кёей, которого я знаю. – Позволь познакомить тебя с Трайдентом Шамалом, высококвалифицированным нейрохирургом, практикующим экспериментальную медицину. Его методы диагностики и лечения немного необычные, но очень эффективные. Он осмотрит тебя и, возможно, назначит лечение.

– Рада, что ты в добром здравии, Хибари. Здравствуйте, доктор. У вас необычное имя.

И фамилия тоже, но я решила не озвучивать очевидные вещи. Доктор не был японцем?

Ни Гленн, ни Хибари не ожидали того, что Трайдент Шамал окажется достаточно проворным и наглым для того, чтобы схватить меня за запястье и запечатлеть поцелуй на тыльной стороне руки. Этот жест был очень интимным, но я даже покраснеть не смогла, потому что находилась в глубоком ступоре.

– Безумно счастлив познакомиться с такой очаровательной молодой леди.

Голос у Шамала был глубокий, завораживающий, с обаятельной хрипотцой. Я хлопала глазами и чувствовала, как медленно, но верно щеки опаляет жаром.

Послышался непонятный металлический звон, и я заторможено повернула голову в сторону, откуда он доносился.

– Забью до смерти! – прорычал Хибари и, видимо, достал тонфа.

– Спокойнее, Хибари-кун! Это всего лишь приветствие!

Я отстраненно похлопала себя по горячим щекам и подумала о том, что будь я обычной девочкой Зои, голос доктора не смог бы оказать на меня такое гипнотическое воздействие. Во-первых, в силу особенностей своего организма, я была из тех девушек, которым суждено было любить именно ушами. Во-вторых, я совсем не была обычной, духовно я была взрослой женщиной, у которой в прошлой жизни был фетиш на мужские баритоны и голоса с хрипотцой. Только сейчас я поняла, насколько трудно мне будет в будущем, особенно сейчас, когда я войду в пору полового созревания. А самое ужасное, что в прошлой жизни я не была девственницей и не отличалась монашеским образом жизни – все-таки жизнь в общаге накладывала свой отпечаток.

Мысленно я перекрестилась. Возможно период полового созревания обойдет меня стороной? Вот только верилось в это с трудом, ведь в детстве я была очень шебутной и любопытной, а значит детское тело на меня имело сильное влияние. А ведь в будущем меня еще и месячные ждут…

Интересно, хихикнула я, в будущем, когда меня начнут интересовать парни в этом плане, Хибари будет продолжать и дальше вести себя как моя строгая дуэнья? Страшно представить, что Хибари, этот насквозь правильный традиционно воспитанный человек, сделает с моим первым парнем.

– Так! Хибари, уймись! – рыкнула я. А то с Кёи сталось бы избить доктора до полусмерти, а он нам еще нужен. Странно, что Гленн никак на это не отреагировал, он тоже в ступоре? – Чем раньше начнем, тем раньше закончим. Доктор, приступайте.

– О, конечно, синьорина Лоуман. Раздевайтесь!

Молчание, наступившее после этой фразы, было зловещим. Тишину нарушили только громко звякнувшие тонфа, которые Кёя опять достал из недр своего гакурана. Гленн, до этого крепко сжимающий мою руку, медленно разжал мои пальцы и встал. Что они вдвоем решили сделать с доктором, я решила не выяснять, потому поспешила вмешаться:

– Доктор Шамал, мне льстит ваше внимание, но вы должны понимать, что ходите по очень тонкому льду. Лучше бы вам попридержать свое либидо до лучших времен и до более подходящей кандидатуры, иначе можете слишком внезапно умереть. Это не угроза, конечно же, – поспешно добавила я, – это просто констатация факта.

Тут я немного преувеличила, Гленн и Кёя не убили бы доктора, конечно, но вот избили бы точно. Единственное, что спасло доктора от мгновенной расправы – его неожиданная наглость и мое заступничество. Трайдент Шамал не мог не понимать, как на поползновения в мою сторону отреагирует тот же Кёя. Он, что, мазохист?

Думал доктор недолго.

– Так категорично меня еще никогда не отшивали, – горько вздохнул доктор Шамал. – Прошу прощения за свое поведение. В любом случае, мне нужно, чтобы все посторонние освободили палату и не мешали мне работать. Обещаю, что ничего не сделаю синьорине Лоуман.

Покидали палату Гленн и Кёя очень неохотно, я кожей чувствовала эту гнетущую атмосферу. Даже меня проняло, хотя я этих двоих почти всю жизнь знаю, уверена Трайдент Шамал тоже не остался равнодушным. Теперь он сто раз подумает, прежде чем лезть ко мне.

Методы у доктора Шамала действительно были необычными. Он пояснил мне, что возьмет у меня кровь и… ну… после этого начались странности. Я думала, что он возьмет у меня анализы шприцом, но это совсем не было похоже на шприц! Это было что-то очень маленькое, и игла у него была очень и очень тонкой. А еще вокруг меня постоянно жужжали насекомые, похожие на комаров, хотя до этого их в палате не было. Что бы это значило?

Видимо, лечение доктора Шамала было крайне – крайне! – экспериментальным.

После это нехитрого и недолгого действия, Трайдент Шамал вежливо со мной раскланялся, снова поцеловал мне ручку (я даже не покраснела!) и пообещал навестить завтра рано поутру. Вообще-то я думала, что он возьмет еще какие-нибудь анализы помимо крови, но нет. Волне возможно, что все нужные анализы уже были сделаны, пока я была без сознания.

Но тогда у меня назревал другой вопрос: разве это не было врачебной тайной? Я думала, что медицинским работникам не разрешено сообщать левым лицам информацию о диагнозах и результатах обследований. Разве это не карается законом? Хотя, если учесть, что клан Хибари в этой и еще нескольких префектурах сам по себе был законом… Хм.

– Леди Зои, вы в порядке? – обеспокоено спросил Гленн, снова хватая меня за руку. Похоже, на Гленна это происшествие тоже произвело неизгладимое впечатление. Думаю, если бы что-то подобное произошло за пределами поместья, меня бы наверняка заперли в усадьбе на Песчаных холмах до конца моих дней.

– Со мной все хорошо, Гленн. Доктор Шамал вел себя корректно, не волнуйся. Хибари, где ты его откопал?

[Хэлли]

20.3

– Места знать надо, – весело хмыкнул уже успокоившийся Кёя.

Я улыбнулась, заражаясь чужим весельем. Удивительное дело, но сейчас меня даже не обижало подобное отношение со стороны Кёи и Гленна, когда они утаивали от меня определенные факты, которые, по их мнению, мне знать не следовало. Докапываться до правды было бесполезно, это я знала, потому приняла их своеобразное заступничество как саму собой разумеющуюся вещь. Удивительно, как несколько минут (часов?) на пороге смерти меняют человека и раскрывают ему глаза.

– Кстати, Гленн, я думала, что ты придешь меня навестить вместе с И-Пин. Или она все это время была в поместье и терпеливо дожидалась моего пробуждения? Стоило ли ее оставлять одну? Она, конечно, умная девочка…

Я озадаченно умолкла. Создавалось ощущение, словно в палате сгустились тучи, настолько сильным было напряжение, которое ощущала даже я.

– Что с ней? – хрипло потребовала ответа я.

– Леди Зои, Вы еще не до конца оправились...

– И без тебя знаю, Гленн, – зло перебила опекуна я. – Не молчите, вашу ж мать!

– Она пропала, – угрюмо ответил Кёя и с силой уложил меня обратно на койку, я даже не заметила, как в волнении вскочила с кровати. – Дисциплинарный комитет второй день прочесывает Намимори и окрестности, но никакого результата. Мы подозреваем два варианта: либо это как-то связано с мафией, И-Пин просто могла не успеть кого-либо предупредить, либо это какой-нибудь извращенец или маньяк. Успокойся! – прикрикнул на меня Кёя, надавливая на плечи, не давая вскочить на ноги и закатить истерику. – Многие факты говорят в пользу первого варианта, потому что пропала не только она. Пара учеников из моей школы, одна ученица Мидори, еще два ребенка помимо И-Пин. Возможно, еще кто-то, мы можем чего-то не знать.

– И ты хочешь сказать, что массовость этого явления доказывает, что это не извращенец, не маньяк и не убийца? Ты серьезно?

– Уймись, Лоуман. Я знаю, о чем говорю. В отличие от тебя, я полностью владею информацией.

– Вот именно! В этом и состоит проблема! Ты владеешь информацией! А мне предлагаешь сидеть в стороне и терзаться неизвестностью. А что, если…

– Не будет никаких «если», Лоуман, – перебил меня Хибари. – Я со всем разберусь.

– Хорошо. Раз не хочешь делиться со мной информацией, не говори. Скажи хотя бы, как зовут этих учеников, возможно, я смогу что-то добавить к тому, что знаешь ты.

Уверена, что Хибари в этом очень сомневался, но, чтобы не развивать ссору и дальше, решил пойти на компромисс.

– Хорошо. Ученики из средней Намимори Гокудера Хаято, Ямамото Такеши, Савада Тсунаеши и Сасагава Киоко, ученица Мидори Миура Хару, а также три ребенка И-Пин, Ламбо и Реборн.

– Савада тоже пропал? – удивилась я.

Хибари ничего не ответил, и в этот раз я была уверена в том, что его молчание было лишним подтверждением. Но самое удивительное, почти все эти имена я слышала раньше! Точно слышала! О Гокудере, Ямамото и о брате и сестре Сасагава мне рассказывал Савада в день фестиваля, я точно это помню. Конечно, я не сильно запомнила его монолог, потому что по большей части была погружена в собственные мысли, но имена и отдельные моменты почему-то отложились у меня в памяти. Мне незнакома была девочка Миура Хару, даже не смотря на то, что мы учились в одной школе, но я откуда-то помнила имя «Реборн». Вот только откуда? Кто мне говорил о нем? И Ламбо… кажется, о нем упоминала И-Пин? Что-то о том, что он ее первый друг и похож на брокколи? В тот раз меня это позабавило, но сейчас только больше напугало. Значило ли это, что все эти дети были друзьями и знакомыми Савады? Возможно, Миура Хару, Ламбо и этот Реборн тоже были как-то связаны с ним?

В мозгу назойливо крутилась юркая мысль-разгадка, которую я все никак не могла ухватить за хвост. Кажется, это было в больнице. Да, точно, тогда Хибари болел, и я пришла его навестить. Это было как раз на следующий день после знакомства с Савадой, он тоже был в больнице, Хибари узнал, что мы знакомы, и жутко разозлился. Вот только почему, почему он разозлился? Кажется, он говорил, что это опасно – общаться с Савадой Тсунаеши. Вот только почему?

– Кёя, – нахмурившись, тихо обратилась к Хибари я. – Кто такой Савада Тсунаеши?

Хибари тяжело вздохнул и присел ко мне на койку.

– Как знал, что ничего тебе говорить не надо. Савада Тсунаеши… скажем так, он наследник крупной корпорации. Но не такой, как «Louman Industries», они занимаются совершенно иными вещами.

– Миура Хару, Ламбо и Реборн… они тоже как-то связаны с Савадой? – мрачно поинтересовалась я. Впрочем, ответ мне не требовался, но подтвердить догадки следовало.

– Миура Хару его знакомая, Ламбо и Реборн живут с ним в одном доме.

Вот, значит, как. Мафия. Паззл окончательно сложился. Савада Тсунаеши принадлежал миру мафии, наверняка был наследником какой-нибудь большой семьи или, скорее, клана. Все-таки фамилия у него была насквозь японская, но нельзя было отбрасывать и тот вариант, что он мог быть полукровкой, потому что всего несколько недель назад Кёя говорил мне, что Намимори наводнили итальянцы.

И еще: теперь я вспомнила, что чувствовала его пламя. Раньше я этого не осознавала, но теперь поняла, что у его пламени было много общего с пламенем Бьякурана. Он тоже был Небом?

И появление Бьякурана… разве это не странное совпадение? Бьякуран появился в усадьбе, и что-то со мной сделал, и в тот же день исчезла И-Пин и еще несколько детей. Не странно ли? Очевидно, он с этим как-то связан. И если говорить об этом психе, он вполне мог быть извращенцем, убийцей или маньяком, чего я подсознательно боялась больше всего.

– Они все исчезли в один день? – собрав себя в руки, деловито поинтересовалась я. Не время было паниковать.

– Нет, – чуть помолчав, ответил Хибари. – Первым исчез Реборн, в тот же день, но поздно вечером исчезли Савада Тсунаеши и Гокудера Хаято. Это было за день до исчезновения И-Пин. Ямамото Такеши, Ламбо, Миура Хару и Сасагава Киоко исчезли в один день с И-Пин, только, похоже, в разное время.

Разброс по времени был странный, и это только добавило еще больше вопросов.

Мой мозговой штурм был прерван звонком телефона. Я сильно погрузилась в мысли, и внезапный звонок чуть не стал причиной моего падения – я дернулась всем телом и чуть не навернулась с койки. Слава богу, у Хибари была отличная реакция, и он успел меня схватить.

[Хэлли]

20.4

– Прощу прощения, – пробормотал Гленн и вышел из палаты.

Я была все также погружена в свои размышления, но Хибари, похоже, настроился на серьезный разговор – он несильно сжал мое плечо, привлекая внимание. Ему нужно было что-то сказать мне, пока не было Гленна?

– Что с тобой произошло? Почему от комнаты, в которой вы постоянно занимались с репетитором, за милю несет Небесным пламенем?

Я застыла, открыв рот. Ну что, Зои, возомнила себя умнее всех? Вот тебе щелчок по носу!

– Ладно. Хорошо. Ты меня подловил. Но я и так собиралась рассказать… когда-нибудь, – я задержала дыхание, замирая, будто перед прыжком в воду и на выдохе озвучила свою догадку:

– Я думаю, в этом замешан Бьякуран.

– Что? – в замешательстве переспросил Кёя, я так и представила, как он в усталом жесте трет переносицу. – Так, стоп. Бьякуран… ты недавно просила найти об этом человеке информацию. Кто это и почему ты считаешь, что он замешан в похищении детей?

Я затеребила косичку у виска, нервничая.

– В тот день, когда И-Пин исчезла, он был в нашем поместье. Это именно из-за него я провела без сознания два дня, и все вспомнила. Это его пламенем за милю несет от нашего поместья.

Хибари ничего не ответил, только встал с постели и в задумчивости заходил по комнате. Его хаотичные передвижения меня сильно нервировали, уж лучше бы он на меня накричал, чем сохранял угрюмое молчание.

– Ты встречалась с ним раньше? Когда? Он тебе что-то сообщал?

– Впервые мы встретились… когда же это было?.. а! Точно! Это было спустя неделю после того, как ты простудился и очутился в больнице. Ни тебя, ни Гленна не было в тот день в поместье. Я не знаю, как он пробрался в усадьбу (хотя не могу сказать, что она настолько хорошо защищена, но все-таки твои люди ее охраняют!), он словно соткался из воздуха. Рассказывал… много чего рассказывал. Про мафию, пламя и Омерту, сказал, что пришел из будущего и что я обречена стать его Хранителем Грозы. И он многое знал о нас: об усадьбе, о тебе и Гленне, обо мне.

– Так, – рукой хлопнул по спинке кровати Кёя. – Я не буду сейчас доказывать тебе, в чем ты была не права, уверен, ты и сама все понимаешь. Возможно, этот разговор мы оставим на более благоприятное время. Я сейчас уйду, чтобы поискать информацию об этом… Бьякуране. Фамилию точно не знаешь? – я неуверенно кивнула. – Я так и думал. Сиди здесь и не смей никуда уходить, мои люди оцепили больницу, даже мышь посторонняя не проскочит. Я постараюсь поискать информацию о нем не только в Японии, но и прошерстить свои связи в Италии и Китае, возможно, что-нибудь всплывет. Главное, никуда не уходи! Меня не будет пару часов. За это время постарайся вспомнить малейшие детали ваших двух (больше вы, надеюсь, не встречались?) встреч. Даже интонацию и жесты, все, что сможешь вспомнить. Возможно, ты права, и он действительно стоит за этими таинственными исчезновениями.

Хибари, не теряя времени и чеканя шаг, направился на выход.

– Хибари! – окрикнула я его, когда он уже собирался выйти в коридор. Кёя остановился и сосредоточил свое внимание на мне. – Как ты думаешь, он действительно из будущего?

Хибари молчал, и мысленно я уже успела укорить себя в том, что задаю и в принципе трачу время на такие глупые вопросы (будущее? Серьезно?), но Хибари мне все-таки ответил:

– Этого варианта я не исключаю.

И, распахнув дверь, вышел из палаты.

Когда шаги Хибари стихли, я обхватила себя руками и носом уткнулась в коленки. Возможно, если бы я раньше рассказала Хибари о Бьякуране и о встрече с ним, выложила все подробности, а также убедила в том, что этот человек опасен, Кёя не забросил бы мою просьбу на дальнюю полку сознания и не забыл о ней? И, возможно, он принял бы хоть какие-то меры против этого человека? И всего этого не было бы: исчезновения И-Пин, Савады и еще стольких детей, которые пропали по моей вине, по причине моей безалаберности и неверной оценки ситуации. Это все из-за меня! Если бы я не была такой самонадеянной, если бы я рассказала обо всем сразу, всего этого не было бы. Зачем Бьякуран похитил их? Что они ему сделали? В будущем перешли дорогу? Или он использует их как заложников, чтобы убедить меня стать его Хранителем?

С отчаянной злостью я вытерла капельки слез кулаком и застыла, напрягая слух. Что-то было не так. Что-то заставило меня насторожиться. Что-то странное…я нахмурилась. Точно! Кажется, скрипнула дверь?

– Кто здесь? – как можно громче крикнула я, надеясь привлечь внимание Гленна или ближайших медсестер. Теперь, прислушавшись, я отчетливо слышала чужое учащенное дыхание, но этот человек упорно молчал, и от этого мне стало еще страшнее. – Если вы не ответите, я буду кричать.

Вот только закричать я не успела. По моей голове будто стукнули мягким резиновым мячиком, все заволокло дымом, и я провалилась во тьму.

[Хэлли.]

21.

* 21 *

– Ничего не могу с собой поделать, мне нравится этот парень. Боюсь, мы искалечим его.
– Конечно, это и есть наша работа. Мы жестокие колдуны. Мы обещаем детишкам печенье, а потом едим их живьем.
© Орсон Скотт Кард «Игра Эндера»

Тьма оказалась жесткой, как бетон, она отбила мне спину и беспощадно ударила в затылок. Я охнула и скрючилась в позе эмбриона, подрагивающими руками пытаясь добраться до взвывшей от боли головы, но ничего не получалось, руки были слишком тяжелыми, неподъемными.
Волнение за И-Пин и остальных ребят будто вынуло из меня внутренний стержень, оставив слабую желеобразную оболочку. Мне не хотелось выяснять, что произошло, мне не хотелось решать, что делать, мне вообще ничего не хотелось, просто лежать на полу, чтобы не сквозило, и чтобы меня оставили в покое. Я была растеряна, раздавлена и едва ли могла сейчас постоять за себя.
– Вы простудитесь.
Голос, раздавшийся у меня над головой, был блеклым и прокуренным. В своей прошлой жизни я часто встречала мужчин с такими голосами, которые и часа не могли провести без сигареты в зубах, вот только от них обычно за километр несло запахом табака, но… странно… человек ничем не пах.
А еще такой голос был у Томми. Насквозь прокуренный, иногда он звучал неестественно визгливо, когда он громко перечислял, что сделает с Зои, или когда он хрипло смеялся, задыхаясь от возбуждения и предвкушения.
Испугаться от пришедшей на ум ассоциации не было никаких сил.
Я отстраненно чувствовала, как меня закутывают в жесткое покрывало и поднимают на руки. Честно говоря, у меня даже на удивление сил не осталось, единственное, на что меня хватило, чуть-чуть разворошить этот кокон, в который меня закутали насильно, и дотронуться до лица этого человека, до его прямых жестких волос, до плеч, закованных в непонятную броню, до носа с горбинкой и до тонких глаз-щелочек. Мужчина не возражал и едва ли обратил на это внимание.
Одежда у незнакомца была странная, я бы сказала синтетическая, если бы была в своем родном две тысячи пятнадцатом году, она плотно прилегала к телу. Это было даже больше похоже на спортивный костюм или на какой-нибудь костюм-трико, сплошное удобство и функциональность. Ткань была не сильно тонкая, но я все равно чувствовала, как у меня под руками перекатываются мышцы. Мужчина не был качком и не был худым, он был крепким и жилистым, как Гленн.
– Кто вы и куда меня несете?
– Позже.
Переживу ли я очередное похищение? Я совсем не была уверена в себе, ужас воспоминаний все еще был жив во мне и ядовитым облаком таился где-то на задворках сознания, подтачивая мои силы. Слишком много потрясений было для меня одной.
Место, в котором я оказалась, было непривычным. Здесь не пахло хлоркой и лекарствами, совсем нет, здесь не было слышно звяканья склянок, приглушенных разговоров медсестер и мерного гуденья и пиликанья медицинской аппаратуры. Здесь даже воздух был другим, немного затхлым, застоявшимся и очень влажным с легким запахом плесени. Голова немного кружилась, и я отметила, что это скорее всего от нехватки кислорода – видимо, вентиляция в этом месте работала плохо.
Это было похоже на изолированный бункер. Вот только в этом совсем не было смысла, потому что всего минуту назад я была в больнице! Это не было сном и не было галлюцинацией воспаленного мозга! Возможно, я не заметила, как долгое время пробыла без сознания? Не видела, как меня вынесли из больницы? Неужели, даже оцепление людей Хибари не помогло?
Передернув плечами и сжавшись, я зябко закуталась в покрывало. Похоже, где бы я ни находилась, кто бы меня ни охранял, что бы я ни предпринимала, нигде и никогда я не буду в безопасности. Никто не сможет меня защитить.
От этой мысли резко и остро защипало в носу, но я, шмыгнув, намотала сопли на кулак и усилием воли сдержалась. Не место и не время было жалеть себя и оплакивать свою нелегкую судьбу. Вот если останусь одна, можно себя пожалеть и поплакать, а до тех пор нужно сохранять хотя бы видимость самообладания.
Тащивший меня азиат с ноги распахнул дверь в теплое помещение, в котором сильно пахло кофе, техникой и потом. Атмосфера здесь царила совсем другая, теплая и какая-то по-доброму уютная, меня даже немного попустило, по крайней мере я перестала дрожать и кутаться в неприятную ткань. Человек, находящийся здесь, ковырялся в какой-то технике, вяло чертыхаясь, от одного его присутствия мне стало гораздо легче дышать – я даже не заметила, что почти задыхалась, то ли от нехватки кислорода, то ли от страха перед неизвестностью.
– Ирие Шоичи, ты опять забыл о времени, – безэмоционально заметил азиат, и от неожиданности человек по имени Ирие Шоичи уронил что-то тяжелое на пол, звук был настолько громкий и звонкий, что почти меня оглушил.
– Генкиши, ты меня напугал… о Ками-сама! Наконец-то вы прибыли, Лоуман-сан, я счастлив видеть вас здесь.
А вот я совсем не счастлива, едко подумала я, но только озвучивать не решилась, сначала нужно было прощупать почву и решить, как вести себя дальше и что делать, и только потом показывать свой характер. Что бы ни говорили эти люди, пока что я решила молчать и слушать. И говорить только в крайнем случае, если кто-то из них разозлится из-за моего упорного молчания. Это было похоже на план.
Я прикрыла глаза, еще больше отгораживаясь от находящихся в помещении людей, показывая, что разговаривать не намерена. Я заметила, что людей смущает, когда я делаю так. Обычно, когда я открываю свои незрячие глаза, создается какая-то видимость того, что у меня есть зрение и что я внимательно слушаю своего собеседника, а когда прикрываю веки, люди теряются и не знают, как реагировать.
– Лоуман-сан! Генкиши, кажется, она плохо себя чувствует!
Да, думайте так. Отведите меня куда-нибудь в медицинский отсек и оставьте в покое, чтобы я могла подумать и придумать план.
– Не стоит паниковать, Шоичи-кун. Зои-чан просто притворяется.
Этот ненавистный голос я никогда ни с кем не спутаю. Я в шоке распахнула глаза. Это был, мать его, Бьякуран! Сукин сын Бьякуран! Мне стоило сразу понять, что все началось с Бьякурана и им же закончится!
– С-с-сука, – прошипела я, напрягаясь, будто готовясь вцепиться ему в глотку. – Какая же ты сука!
– Ну-ну, – рассмеялся Бьякуран. Смех его звучал тихо и словно… с помехами? Да, это было похоже на интернет-связь в реальном времени, вроде скайпа или видео-звонков. Здесь, в этом помещении, Бьякурана не было. Впрочем, тем лучше, я была так зла, что точно попыталась бы убить этого гребанного ублюдка. – Разве ты не должна быть благодарна за то, что я вернул тебе память? К тому же, это только аванс. Все-таки я рассчитываю на долгое сотрудничество.
Голос Бьякурана звучал доброжелательно, вот только двусмысленные фразы отчетливо давали понять, что это откровенная угроза. Безобидным тоном я не обольщалась, сейчас я полностью была во власти этого гребанного психа. И даже задумываться не хотелось, насколько жестоким этот человек может быть и кто будет страшнее, Том, кошмар нашего с Зои детства, или Бьякуран. Выяснять это опытным путем было опасно.
– Что ты сделал? Где я? Что тебе, черт возьми, от меня надо?
– Что я хочу? Все просто: я хочу, чтобы ты стала моим Хранителем. Я уже говорил тебе об этом, за несколько дней мое желание не изменилось. А вот на счет того, где ты… ты в будущем, Зои-чан.
Я гулко сглотнула, пытаясь побороть вставший в горле горький комок.
– Ты же не серьезно?..
– Добро пожаловать в десятилетнее будущее! Надеюсь, ты рада, Зои-чан. Ты станешь свидетелем становления нового мира!
В его голосе было столько торжества и радости, что меня чуть не замутило. Он же это несерьезно? Это же не может быть правдой? Если это была шутка, то слишком жестокая и совсем несмешная.
– Я тебе не верю, – после долгого молчания хмуро отозвалась я.
– Как всегда недоверчива, Зои-чан. К сожалению, я не могу показать тебе газету, чтобы доказать тебе это. И даже если бы и смог, ты наверняка заявила бы, что это подделка и не поверила бы мне. Я могу тебе показать новости, в которых говорят, какое сегодня число, но уверен, ты подумаешь, что все это подстроено или смонтировано. Мне трудно будет убедить тебя в том, во что ты не хочешь верить.
Донельзя серьезное замечание Бьякурана повергло меня в шок, и я с горечью отметила, что он попал не в бровь, а в глаз. Даже если многие странности объяснялись попаданием в будущее (ха, теперь я была попаданкой со стажем!), я, отвергая реальные факты, не могла поверить в это просто потому, что об этом твердил Бьякуран.
– Поэтому я не собираюсь тебе ничего доказывать.
Я скрипнула зубами, пережидая острый приступ ненависти. Он угрожал мне, дурил мне голову, копался в моей голове, неизвестно что со мной сделал, перенес в будущее, а теперь заявил, что умывает руки…
– Только встреться мне, Бьякуран, только встреться, – гортанно прорычала я, скалясь. Выглядела я, наверное, донельзя пугающе, Ирие Шоичи даже икнул от неожиданности и страха. А вот на Бьякурана это никакого впечатления не произвело, впрочем, Генкиши тоже остался спокоен и индифферентен.
– О, не волнуйся, у тебя будет возможность попробовать меня убить.
Я нахмурилась, не понимая, о чем он говорит.
– Ты это к чему? – подозрительно поинтересовалась я
– Тебе объяснят. Генкиши, жду вас максимум дня через два. До связи, Шоичи-кун.
Я молчала, переваривая сказанное и совсем ничего не понимая.
– Лоуман-сан, я понимаю, что все это слишком неожиданно, и вы выбиты из колеи, но вам же лучше будет полностью владеть информацией. Потому присядьте и выслушайте меня внимательно. Эм… Генкиши, опусти Лоуман-сан на ноги, – азиат аккуратно отпустил меня, и я вздохнула с облегчением, все-таки этот непонятный Генкиши меня знатно напрягал. Ирие Шоичи взял меня за руку и усадил в кожаное кресло с невысокой спинкой – оно крутилось, каталось и являлось, похоже, рабочим местом, за которым проводили много времени, судя по потертостям. Покрывало я не отдала, меня все еще знобило. – Меня зовут Ирие Шоичи, я капитан Вайт Спелл и управляющий базой Мелоне, на которой мы сейчас находимся. Эта база является собственностью альянса семей под названием «Мильфиоре» и находится на территории Японии, под землей.

[Хэлли.]

21.1

– Мильфиоре? Вайт Спелл? – непонимающе переспросила я.
– Это будет долгий разговор, – вздохнул парень, перебирая какие-то бумаги. – Я не знаю, имеете ли вы хоть какое-то представление о том, что представляет из себя мафия…
– Я знаю примерно, – угрюмо перебила я. – О пламени и об омерте.
– Отлично, – обрадовался парень и в задумчивости прошелся взад-вперед. – В любом случае, даже если я сейчас расскажу вам, из каких семей состоит «Мильфиоре», вам это ни о чем не скажет, потому замечу только, что Вайт Спелл находится под непосредственным управлением Бьякуран-сана. Он является одним из лидеров этого союза наравне с Юни Джиглио Неро.
Я скривилась, как от зубной боли. Даже не удивлена, что эта сволочь так высоко сидит. Но какое же самомнение у этого павлина и какие пафосные названия! «Белое заклинание»! «Белая орхидея»! Правда, на счет названия союза я не была до конца уверена, но «fiore», я помнила, с итальянского точно переводилось, как «цветок», а «mille», наверное, как множество? Или сокращенно от «миллениума»? «Тысяча цветов»?
– Ирие Шоичи, так ведь тебя зовут?
– Можете звать меня по имени, я знаю, как вы не любите японские обращения.
Охренеть. Каждая собака в будущем знает обо мне больше, чем я сама?
– Хорошо, Шоичи. Скажи мне, какое сегодня число?
– Сегодня пятнадцатое сентября две тысячи пятнадцатого года.
Поверить в это было трудно, но теперь, когда мой разум не был ослеплен ненавистью и недоверием к Бьякурану, я поняла, что это было довольно глупо, отпираться, когда факты утверждали обратное. Сомнения все еще одолевали меня, но я решила, что лучше поверить в возможность перемещения в будущее и в своих поступках и решениях исходить из этого. Тем более, что в этом мире помимо пламени и таких монстров, как Фонг и Бьякуран, еще существовало перерождение. Хотя это трудно было назвать именно перерождением, потому что я не родилась, а попала в тело «сгоревшей» девочки Зои, что не было обычным делом даже для такого странного мира, как этот. Перемещение в будущее совершенно обыденно укладывалось в эту цепочку необычностей.
Я задумчиво прикусила губу, размышляя, и так и сяк прикидывая даты, но не сходилось. Нахмурилась, потеребив косичку у виска. Десять лет никак не получалось. Я прибыла из, кажется, третьего декабря? Да, первого числа прилетел Конрад, а третьего числа две тысячи пятого года я проснулась в больнице и попала в будущее. Тогда получалось сколько? Девять лет и десять месяцев. Это Бьякуран просто округлил или ввел меня в заблуждение намеренно?
Забавно было вернуться в свой родной год, вот только я была в другом мире, с горечью отметила я. Мне ничего это не давало, кроме опустошающей грусти и тоски по утерянному, которую я с завидным упорством пыталась в себе задавить. И с каждым годом становилось все легче, до нынешнего момента. Если бы не это долбанное перемещение!..
И, кстати, тоже вопрос: сейчас в этом году, получается, существовало две версии меня?
– Я понимаю, что вас это шокирует, но это правда.
Уже не так сильно, парень, мысленно усмехнулась я. Размышления всегда успокаивали меня, так получилось и в этот раз. Вот только тебе это знать необязательно.
– Что дальше? – спокойно поинтересовалась я. – О чем говорил Бьякуран?
Шоичи молчал, наверное, подбирая слова. Уверена, что моя вспышка ярости очень его впечатлила, и сейчас он думал о том, как бы не рассердить меня. Конечно, мыслей его я читать не могла, но ощущала его страх своими чрезвычайно обостренными чувствами. Это трудно было объяснить, но, возможно, он пах страхом? Или страхом пахло его пламя? У него точно было пламя, и оно сжималось и вибрировало, словно испуганный котенок. За кого он меня принимал, интересно? За какого-нибудь берсерка, легко впадающего в ярость? Подумал ли он, что я выцарапаю ему глаза от какой-нибудь особенно огорчившей меня новости? Это было бы забавно.
– Бьякуран-сан выразил желание, чтобы вы как можно быстрее прилетели в Италию. Желательно, чтобы вы вылетели сегодня, он хочет лично встретиться с вами как можно скорее. Сопровождать вас в этой поездке будет Генкиши, – наконец, взял себя в руки парень.
Вот только после перемещения в будущее меня уже мало что могло удивить. Единственное, что я ощутила, это легкий прилив глухого раздражения от того, как легко Бьякуран распоряжался моей жизнью – сейчас я не могла никак себя защитить и уж тем более не могла возражать, это будет пустое сотрясание воздуха. Сейчас моя жизнь мне, к сожалению, не принадлежит, и даже закатить истерику я не могу, мало ли, как отреагируют на это мои тюремщики.
О том, что где-то в Японии, возможно, находились Гленн и Кёя, я старалась не думать.
– Когда вылетаем? – устало спросила я.
– Генкиши?.. – переадресовал вопрос Шоичи.
– Мне нужно узнать на счет самолета. Подготовить машину для поездки в Токио. В течение пары часов.
Говорил Генкиши отрывистыми рублеными фразами, и, похоже, голос его не был прокуренным, а просто звучал хрипло из-за того, что он по жизни предпочитал молчать, а не разговаривать. Странный тип. И, похоже, как и этот Шоичи, доверенное лицо Бьякурана. Оба, очевидно, были опасны.
– А я пока составлю вам компанию, Лоуман-сан. Уверен, вы голодны. К тому же, надо будет найти вам какую-нибудь одежду, – смущаясь, заметил парень.
Я, не понимая, о чем он твердит, стянула уже почти сползшее с плеч покрывало, недоумевающе ощупала себя и внезапно обнаружила на себе короткие домашние шортики и тонкую маечку на бретельках, в которых спала дома. Ну конечно, меня же умыкнули прямо из больницы, удивительно еще, почему я не была в этой типичной японской больничной одежде1. Наверное, Гленн притащил из усадьбы и переодел меня, чтобы я чувствовала себя комфортно. Вот только одно дело находиться в таком костюмчике в больнице, а другое дело – щеголять в фривольном виде перед незнакомыми половозрелыми мужчинами.
В помещении было тепло, и я уже согрелась, но рисковать, искушая этих мужчин, я не хотела, потому закуталась в покрывало по самую макушку. Достаточно уже того, что я и так находилась в полной их власти. Шоичи, конечно, был достаточно молодым и казался совсем безобидным, но я была уверена, что это впечатление ошибочно. А на счет Генкиши вообще думать не хотелось – в тихом омуте, как говорят.
– Генкиши, можешь оставить ее на меня.
Повисло угрюмое молчание. Я криво улыбнулась, неужели не все так гладко было в Датском королевстве? Подчиненные Бьякурана не сильно доверяли друг другу. Вероятно, Генкиши не хотел оставлять меня на Шоичи, но, скорее всего, у него просто не было выбора. Не сказав ни слова, он быстрым шагом вышел из помещения.
– Что ж, – произнес Шоичи, предлагая свою руку, и я приняла ее, отказываться, не к месту показывая свою гордость, мне показалось глупым поступком. Ладонь у Шоичи была теплая, шершавая, с затвердевшими мозолями, – чем бы вы хотели заняться в первую очередь, Лоуман-сан?
Я ухватилась за локоть парня, все еще кутаясь в покрывало. Было неудобно, но выбирать не приходилось. Пол неприятно холодил босые ступни, и я переступала с ноги на ногу, чтобы согреться.
– В первую очередь мне нужна одежда, а уже потом все остальное.
– Хорошо, пройдемте в мой кабинет. Одежда для вас пришла на днях.
– Для меня? – непонимающе переспросила я, хмуря брови.
– Да. Бьякуран-сан давно готовился к вашему прибытию, потому специально для вас была пошита не только форма, но и самый минимум необходимой одежды. Недавно она была доставлена на базу.
Ладно, то, что Бьякуран готовился к моему прибытию, я еще могу понять, но откуда у него были, черт побери, мои размеры?! Размер груди, обхват бедер, талия. Или я рано паникую, и он при встрече просто оценил мою фигуру на глаз? Прикинул, какой у меня размер, приказал пошить нужный.
Это было больше похоже на правду.
Шоичи привел меня к себе в кабинет (это было соседнее помещение с его лабораторией), усадил в удобное мягкое кресло, подтащил большой чемодан и вышел за дверь, оставив переодеваться. В комнате было достаточно тепло, потому я скинула покрывало и вжикнула молнией чемодана.
И обомлела.
Шоичи сказал – «самый минимум». Вот только ни хера это не было «самым минимумом»! Одежды было много, очень много. Всевозможные мелочи в виде носков, колготок, деревянного гребня и заколок. Много нижнего белья и три пары обуви (сапоги, ботинки и туфли, все на небольшом устойчивом каблуке). Юбки, платья и блузки, которым не было числа (брюк не было вообще). А также очень приятное к телу кашемировое пальто и одна легкая куртка, которая шла в дополнение к юбке из того же материала (вышеупомянутая форма, наверное).
Гардероб был огромен, он словно настраивал меня на то, что я проведу в этом времени много времени. Если всего пару минут назад я еще могла надеяться на снисхождение, мне казалось, что, пообщавшись со мной, Бьякуран наиграется и в конце концов откажется от своей идеи сделать меня Хранителем, то сейчас надеяться было не на что, разве что на свою изворотливость и ум.
А самое ужасное было даже не в этом. Самое ужасное состояло в том, что все одежда не просто подходила мне по размеру, она была словно специально пошита на меня вручную. Я специально проверила, померила сначала несколько юбок и блузок, потом перешла к платьям и закончила бельем. Белье тоже сидело идеально.
Это меня добило.

[Хэлли.]

21.2

Откуда Бьякуран мог узнать об этом? Успел меня пощупать во вторую нашу встречу? Или мы в этом времени были настолько близки? Или он знал кого-то, кто был о моих размерах в курсе? Гленн, который был в курсе, точно отпадал. Значит, какой-нибудь любовник? Вот только в этом времени я не была маленькой девочкой, мне было двадцать три года. Двадцать три! За это время мои размеры точно изменились!
Это разрывало мне мозг и, если честно, эту загадку решать совсем не хотелось. Потому я, в руках стиснув подлокотники кресла, закрыла глаза, запинаясь, мысленно сосчитала до десяти и выдохнула. Чуть-чуть стало легче.
Успокоившись и взяв себя в руки, я натянула обратно свои домашние шорты и топик поверх нового белья. Мне не хотелось расставаться с лишним напоминанием о доме, к тому же, они были достаточно тонкими, чтобы не проступать рельефом под одеждой (ну или проступать не сильно). Потом я распечатала колготки, натянула их, вытащила первое попавшееся плотное платье длиной до колена, оно оказалось вязаным, с непонятными оборочками, надела и его. Дополнила свой внешний вид демисезонными ботинками на шнуровке.
Запихивая остальную одежду обратно в чемодан, на его дне я внезапно обнаружила знакомую мне вещь. Буквально два месяца назад я бы не поняла, что это и откуда, а сейчас, когда я почти каждый день перебирала бусины, успокаивая свой ум и медитируя, они были знакомы мне до каждой выпуклости, до каждой трещины.
Четки. Это были четки. Те самые, что подарил мне Фонг. Те самые, что я обронила на полу в учебной комнате.
Холодный прилипчивый страх гнал мурашки по коже и поднимал волоски на затылке. Что это значило? Это было предупреждением? Или реальной угрозой? Простым совпадением это быть не могло, таких совпадений не бывает.
Я держала их в руках и боялась не то, что пошевелиться, даже дышать. Внезапно захотелось резко обернуться и проверить, нет ли кого рядом, не наблюдает ли сейчас за мной кто-нибудь, издевательски ухмыляясь. Я вскочила и, спотыкаясь и падая, второпях на ощупь обшарила весь кабинет: прошлась вдоль рабочего стола, который был девственно чист и пуст, чуть не навернулась об стул, прошла мимо шкафа, легким касанием руки ведя по дверцам, обошла кресло, диван и журнальный столик, ногой ударившись о ножку. Никого, кроме меня, в этом помещении не было.
Вот только, с досадой отметила я, не думала же ты, дурочка, что Шоичи оставит тебя в своем кабинете без присмотра? Наверняка в этом помещении были камеры. Не могло их не быть.
Сердце громко бухало в ушах и я, привалившись к спинке кресла, обессилено сползла на пол. Никаких моральных сил не осталось, только бесконечно неподъемная усталость, которая своей тяжестью придавливала плечи к земле.
Я закрыла глаза. Я перегорела.

[Хэлли.]

22.

* 22 *

«Личная привязанность – роскошь, которую человек может себе позволить, лишь когда его враги уничтожены. До тех пор все, кого он любит, – потенциальные заложники. Они лишают мужества и не дают здраво мыслить».
© Орсон Скотт Кард «Империя»

Мучительно долгая поездка до Хиросимы в неприятном тягостном молчании высосала из меня все оставшиеся соки. Генкиши тактично молчал, и я, пожалуй, была бы ему благодарна за это, если бы не страх, который неизменно был при мне, когда я находилась рядом с этим человеком. Нет, он не позволял себе лишнего и вел себя корректно, не угрожал мне, даже не притронулся ни разу, но все равно подсознательно я чувствовала, что этот человек опасен. Если Шоичи, не смотря на участие в моем появлении в будущем, казался мне парнем безобидным, хоть и очень умным и увлеченным наукой, то Генкиши был омутом, в котором водились черти. Было в нем что-то жуткое, потустороннее, чему я не могла и не хотела подобрать определение. Я не могла довериться ему и отдохнуть, даже если очень устала и сил быть внимательной уже почти не было, напрягалась рядом с ним и постоянно ждала подвох.
Я подозревала, что непрерывное нервное напряжение скажется на мне не самым лучшим образом, и в определенный момент я свалюсь от истощения, но ничего не могла с собой поделать. Во время поездки я постоянно нервничала, дергалась и выпадала из реальности под грузом тяжелых размышлений. Будущее страшило меня еще больше, чем присутствие Генкиши и встреча с Бьякураном вместе взятые.
Наверное, стоило взять себя в руки и подумать о побеге. В аэропорту Хиросимы должно было быть много людей, причем не только пассажиров, но и работников службы безопасности и таможенного контроля, а также гражданского персонала, несложно будет затеряться в толпе и попросить о помощи любого человека в форме. Вот только что я могла сделать, не имея на руках никаких документов? (Вот еще вопрос, как Генкиши собирался провести меня через регистрационную стойку и паспортный контроль?) И что в принципе могла сделать я, девочка, пришедшая из прошлого, которой по паспорту должно быть двадцать три года? Не вызовет ли это множество вопросов, особенно если учесть, что наверняка я-в-будущем человек публичный?
Если, поправила я себя, если я-из-будущего человек публичный.
Конечно, все это было досадными мелкими мелочами, которые были вполне решаемы, стоило только приложить к этому немного усилий. Особенно, если заручиться поддержкой Гленна и Кёи, уверена, они поверили бы в мой фантастический рассказ, сумей я с ними связаться.
Единственное, что меня сильно смущало – я находилась в будущем. И если с отсутствием документов можно было как-то смириться и найти какой-то выход, заявить, к примеру, что меня похитили, то на счет будущего… Хорошая ли это идея, побег? И так ли мне нужно злить Бьякурана? Возможно, если я буду вести себя примерно, Бьякуран уверится в том, что быть его Хранителем я не могу и вернет в прошлое?
Раздумывала я об этом все время поездки. И подъезжая к окраинам города Михара1 (об этом мне любезно сообщил Генкиши), прикинув все плюсы и минусы, я отказалась от идеи подгадать момент и скрыться в толпе. Слишком высока была вероятность вообще не вернуться в привычное мне время.
Конечно, трудно было рассчитывать на благоразумие психа Бьякурана. Но что мне оставалось делать? К сожалению, мне катастрофически не хватало информации, которая позволила бы мне действовать свободно и принять, наконец, решение. Мне нужно было выгадать время.
– Приехали, – констатировал очевидное Генкиши и сбавил скорость, собираясь, по-видимому, припарковаться. Интересно, машина останется на стоянке или ее кто-то пригонит на базу Мелоне? И почему в такой момент мне лезут в голову всякие глупости, не стоящие внимания?
Это действительно был аэропорт. С громким гулом ввысь взмывали самолеты, дрожью туго натянутой струны отдаваясь глубоко внутри, переговаривались люди, сигналили и мерно гудели машины, скрипели тележки для багажа, из динамиков аэропорта раздавался безэмоциональный женский голос, делающий объявления на нескольких языках.
– Генкиши-сан? – открыв дверь, полувопросительно констатировал незнакомый мужской голос, когда мой надзиратель припарковался. Похоже, незнакомец знал Генкиши и спрашивал просто для того, чтобы удостовериться в своей правоте или же подобным образом проявить уважение. – Все готово, ждем только вас.
Очевидно, это был кто-то из персонала аэропорта.
Я нервно хихикнула, не спеша выходить из машины. И почему я решила, что такой человек, как Генкиши потащит меня сквозь толпу к стойке регистрации, когда у него на руках даже нет моего паспорта? И с чего я решила, что мы полетим на обычном самолете? Это даже звучит смешно – кто-то настолько опасный вместе со мной в эконом-классе. Из-за сильного стресса, видимо, мозги мне совсем отказали.
Уверена, что мафиози, как и семья Лоуман, имея неисчерпаемые ресурсы, любят путешествовать с комфортом. Скорее всего, все будет по высшему разряду: безлюдный коридор, ведущий сразу к нужному крылу, частный самолет и молчаливый персонал, который упорно не замечает незаконно провозимую через границу несовершеннолетнюю девочку без документов в компании жуткого мафиози, обвешанного холодным оружием. Ну, я предполагала, что обвешанного, когда Генкиши чеканил шаг, я слышала характерный металлический звон.
– А чемоданы?.. – услужливо поинтересовался работник аэропорта.
– В багажнике.
В детстве, когда мне было примерно лет шесть и когда отношения в семье Лоуман еще не трещали по швам, мы каждое Рождество праздновали семьей и проводили его где-нибудь заграницей. В то время Конрад и Маргарет чувствовали себя виноватыми передо мной из-за того, что оставили меня одну в Японии, а они жили и работали по большей части в Лондоне и приезжали только по праздникам, потому выбор очередной страны всегда делала я. Какой бы город я ни предпочла, они всегда соглашались с моим решением. Подозреваю, ткни я в любую точку на карте и окажись это Арктика или Антарктика, они без лишних слов заказали бы частный самолет, и уже на следующий день мы оказались бы на родине пингвинов и белых медведей.
Тоскуя по снежной российской зиме, я почти всегда выбирала какой-нибудь холодный регион: мы бывали в Швеции, Финляндии, Норвегии, Ирландии, на севере Канады, не раз путешествовали по Великобритании. Конечно, в теплые страны мы тоже ездили, изъездили Австралию, побывали в Индии и Перу, но это было не то.
Когда-то давно, в прошлой жизни, я мечтала о том, что после выпуска из университета я найду хорошую высокооплачиваемую работу и начну путешествовать по миру, пропадая в командировках или отдыхая заграницей. Если учесть, что я училась на лингвиста, у меня были все шансы прибиться к какой-нибудь крутой компании и начать разъезжать по миру. К тому же, с отличным знанием английского, с неплохим знанием французского и посредственным итальянского и испанского, я нигде бы не смогла пропасть.
Вот только судьба решила посмеяться надо мной. Она предоставила мне возможность поехать в любую точку мира, но при этом отобрала возможность видеть все это собственными глазами.

[Хэлли.]

22.1

Да, теплые страны мне тоже были интересны, но какой был смысл в их исследовании? Я не могла сделать фотографии, чем была увлечена в прошлой жизни помимо учебы. Я даже не могла запечатлеть в памяти все эти поездки, ведь я ничего – ничего! – не видела: все мои впечатления сводились к осязанию и обонянию. И с горечью мне оставалось только ощущать и воображать у себя в голове, как могло бы это выглядеть, будь я зрячей.
Холодные же страны, особенно в Рождество, были другими. Они были родными и привычными, холод успокаивал меня, приводил мысли в порядок и морозом щипал за щеки. А еще в этих странах зимой часто шел снег.
Раньше, когда я еще была Златой, мне никогда не нравились осадки. Я не любила дожди из-за сырости и из-за того, что он раскрашивал город в тусклые серые оттенки. Снег я тоже не особо любила, потому что считала, что снег – это все тот же дождь, только холоднее. Я никогда не испытывала восторга по поводу первого снега, и все эти снежные игры никогда не воодушевляли меня. В снег и в дождь я предпочитала сидеть дома, укрывшись пледом и попивая какао.
Все изменилось, когда я стала Зои. Я трепетно и нежно полюбила дождь и еще более трепетно и нежно полюбила снег, он стал для меня отрадой. Напоминанием не только о родной стране, но и доказательством моего существования, свидетельством того, что на потере зрения жизнь не заканчивалась. Снежинками он оседал на лице и холодил кожу, волосы от снега становились мокрыми, холодными и тяжелыми, но меня это никогда не останавливало, я могла часами стоять на улице в снегопад. Или в ливень.
Хорошее, безмятежное было время. Жаль, я его не ценила.
А ведь какая ирония! Будучи маленькой Зои, самой большой моей проблемой была слепота. В то время для меня это было равноценно трагедии. А сейчас? Я нахожусь в безвыходной ситуации, из которой на данный момент, как бы ни пыталась, не смогу найти выхода, мне тяжело, горько и страшно. Да, пожалуй, я была бы рада вернуться в то прекрасное чудное время, когда единственной моей проблемой было отсутствие зрения.
– Вашу руку, – потребовал Генкиши, открыв дверь машины с моей стороны. Я безропотно, почти на автомате, протянула ладонь, и меня настойчиво повели по направлению к аэропорту вслед за работником, катящим тележку с нашим багажом. Я с трудом сдерживала себя от того, чтобы не вырвать руку, внутри все сжалось в страхе перед Генкиши и перед неизвестностью.
А ведь я даже не подозревала, который был час. Возможно, было раннее утро или поздний вечер? Я не была даже в курсе, во сколько я очнулась в больнице и сколько времени прошло с момента, как я попала в будущее. События пролетали так стремительно, что я даже примерно предположить не могла.
Вот и выплыл в очередной раз самый большой изъян моей слепоты – в новой обстановке и окружении я чувствовала себя максимально беспомощной и терялась даже в сущих мелочах. И даже если сейчас я спрошу о времени у Генкиши, я не могу быть уверенной в том, что он скажет правду. Конечно, ему нет смысла лгать мне в такой мелочи, но я все равно не могла отмахнуться от своей паранойи.
Это было ужасно – чувствовать себя настолько беспомощной и не знать, какая участь мне уготована. Сейчас я была в полной власти Бьякурана, он один был моим судьей, прокурором и палачом. Я зависела от его сиюминутных желаний и от его настроения, и это дико злило. Я, словно маленький только родившийся слепой котенок, тыкалась носом в чужую шерсть, не понимая, что лезу в пасть к голодному льву, который не прочь мной подзакусить.
И, я была уверена, съешь меня этот лев, ему ничего за это не будет.
Вот только что мне было делать? Я была растеряна, опустошена и в голову мне приходили идеи одна безумнее другой. И недавнее обретение памяти не добавляло ясности, только еще больше запутывало мысли и выбивало из колеи.
Погруженная в собственные мысли, я не сразу заметила, что Генкиши отпустил, наконец, мою руку. Похоже, мы пришли. Я вздохнула с облегчением и потерла ноющее запястье, наткнувшись на деревянные бусины. С учетом того, что четки были, скорее всего, своеобразным «приветом» от Бьякурана, я не видела смысла их скрывать и надела как браслет на правую руку. Они меня немного, но успокаивали.
– Дамы и господа, добро пожаловать на борт частного самолета «Hawker 4000»2, совершающего рейс по маршруту аэропорт Хиросима – международный аэропорт Палермо имени Фальконе и Борселлино. Время в пути составит двенадцать с половиной часов, расстояние по направлению Михара-Палермо составляет десять тысяч километров. Во время полета вам будут предложены напитки, завтрак, обед и ужин. Туалеты расположены в хвостовой части самолета. Во время всего полета курение запрещено. Просьба во время взлета и посадки отключить ваши телефоны и прочие электронные устройства. Через пару минут мы запустим двигатели, потому просим вас занять ваши места и пристегнуться. Авиакомпания «Japan Airlines» и ее персонал желает вам приятного полета.
После своей приветственной речи стюардесса предложила мне свою помощь: провела к ближайшему креслу, помогла сесть, пристегнула ремни, вернула спинку в положение «сидя» перед взлетом и предложила напитки на любой вкус. Я отказалась, подозревала, что сейчас мне не только кусок в горло не полезет, но и какой бы то ни было напиток не в то горло попадет.
Самолет был маленьким, рассчитанным максимум на шесть пассажиров, но очень комфортабельным, мягкие кожаные кресла были удобными, потому я надеялась на то, что после еды меня все-таки подкосит усталость и стресс, и я просплю эти тринадцать часов до Палермо, чтобы прилететь свежей, решительной и полной сил. В Италии меня ждала встреча с Бьякураном, потому следовало хорошенько отдохнуть и сохранить ясный ум.
Выезд с базы Мелоне был скоропалительным, единственное, что я успела сделать – это переодеться, помыться и парой слов перекинуться с Шоичи. И я совсем не жалела, что потратила время на разговор с этим гениальным парнем вместо того, чтобы пойти поесть. От него я узнала очень много интересных вещей, касающихся путешествия во времени.
Для начала, машина времени не была разработкой Шоичи. На самом деле первую машину времени изобрела маленькая, но гениальная итальянская семья Бовино. Они долгое время скрывали свое изобретение от чужих глаз, но по какой-то причине машина попала Шоичи в руки, и он смог ее немного изучить.
Конечно, Шоичи в детали не вдавался, но я сразу же смекнула, откуда ноги растут. Итальянская семья, ну конечно же. Кто еще это мог быть, как не мафия? Все беды от нее.
Также он рассказал мне, что устройство машины времени было довольно хитроумным, и ему все еще не хватало знаний, чтобы до конца разобраться в ее принципе работы, но он был уверен в том, что она была основана на теоретических выкладках австрийца Курта Гёделя3, который благодаря теории относительности Эйнштейна смог сильно продвинуться в глубинном понимании времени. Гёдель был убежден, что, путешествуя в пространстве Вселенной, человек мог достичь прошлого и будущего. В такой Вселенной, объяснял Шоичи, свет вовлекался во вращательное движение, что позволяло материальным объектам описывать траектории, замкнутые не только в пространстве, но и во времени.
Это единственное, что я смогла уловить в чужой воодушевленной речи. Шоичи продолжал сыпать зубодробительными терминами из физики, о значении которых я могла только догадываться, а я отвлеченно думала о том, что этот парень, оказывается, тот еще научный фанатик. Рассказывая об устройстве машины времени и какой-то «Десятилетней базуки», он взбодрился, размахивал руками так усиленно, что я чувствовала потоки воздуха, и совсем забыл о том, что нервничал, смущался и чувствовал себя виноватым.
В свою бытность Златой я увлекалась психологическими книжками в свободное от учебы время. И мне как человеку, неплохо разбирающемуся в этом, нетрудно было понять, что Шоичи себя рядом со мной чувствовал неловко. Его одежда громко и назойливо шуршала, потому я предполагала, что он либо постоянно теребил волосы, либо переступал с ноги на ногу. Еще он тяжело и шумно втягивал воздух через нос, словно, набирая в грудь кислород, хотел что-то сказать, но не решался, потом резко выдыхал. А еще внимательно следил за мной, думая, что я не вижу, а значит, ничего не чувствую. Вот только черта с два, его внимательный чуть виноватый взгляд был физически ощутим и действовал мне на нервы!
Это раздражало.

[Хэлли.]

22.2

Разве мы были знакомы? Шоичи совершил что-то некрасивое по отношению ко мне в будущем, раз вел себя подобным образом? Предательство, очевидно? Если рассуждать логически, это значило, что мы действительно были знакомы и, как минимум, являлись приятелями. Вот только в настоящем я не знала никого по имени «Ирие Шоичи», если только оно, это имя, было настоящим, а не фальшивым или простым псевдонимом. Причина, конечно же, была ясна, именно гений Шоичи был повинен в том, что я оказалась в будущем.
Все-таки очень трудно было быть настолько чувствительной ко взглядам и чужим настроениям, словно я владела какой-то чудной эмпатией. Как будто это была своеобразная компенсация моей слепоте. Вот только мне не хотелось такой компенсации, хотелось ослепнуть не только в буквальном, но и в переносном смысле. И оглохнуть, пожалуй, тоже.
От идеи расспросить парня я тогда отказалась – он не был мне ни другом, ни братом, ни сватом, чтобы интересоваться его психическим состоянием и тем, что его терзает. Но вот выдавить еще кусочек информации из Шоичи я не побрезговала – поинтересовалась о том, знает ли он что-нибудь о Гленне и Кёе. И он, на удивление, знал.
Шоичи точно не знал, где находился Кёя на данный момент, так как Хибари последние несколько лет не засиживался на одном месте и постоянно путешествовал, занимаясь исследованиями (Хибари и исследования? Серьезно?), но он точно знал, что Хибари Кёя был жив и находился в добром здравии. Более того, он активно портил жизнь семье Мельфиоре, чему я мысленно позлорадствовала.
Гленн же последний год безвылазно находился в Гонконге, что меня очень удивило. Я даже примерно не могла вообразить причину, по которой мой опекун находился там, разве что Конрад и Маргарет открыли филиал компании в Китае. Вот только странно, раньше Конрад и слышать ничего не хотел о Китае, я точно помню, что именно это становилось причиной многих ссор моих биологических родителей – ничем не обоснованное нежелание отца выходить на китайский рынок. Что же изменилось за это время?
Про своих биологических родителей я тоже спросила, не особо надеясь на успех, и была как никогда права: Шоичи ничего о них не слышал, он знал только, что они лет пять как отошли от дел, не знал даже, были ли они живы. Это был тревожный звоночек, но я постаралась не поддаваться волнению, пока не добуду точную информацию. Сейчас было не время для паники.
Старательно отгоняя от себя мрачные мысли, я размышляла о том, что если мои родители отошли от дел пять лет назад, значило ли это, что я в этом времени пять лет как была президентом компании? Значит, мне передали компанию в руки во сколько? В восемнадцать лет? Немыслимо! К этому времени я только-только поступила бы в университет, у меня не было бы времени следить еще и за компанией. Учиться и управлять «Louman Industries» – да я бы свихнулась! Если только мне не помогал Гленн. Или, как вариант, я могла учиться заочно. Или я могла окончить школу экстерном. Или перескочить несколько лет в университете. Или все вместе. И был еще один вариант – президентом компании я не стала.
Я даже не знала, что из этого лучше.
Отрывая меня от мыслей, забегали по салону стюардессы, предупреждая пассажиров о том, что самолет начал набирать скорость и что не стоит отстегивать ремни и ходить по салону во время взлета. Я подергала ремень безопасности, устроилась в кресле поудобнее и сцепила руки в замок, нервно поглаживая бусины четок указательным пальцем. Я много раз летала в другие страны, но каждый раз, когда самолет отрывался от земли, был для меня, как первый. Секундное ощущение свободного парения захватывало дух и спирало дыхание, и, если бы не ситуация, я бы сполна насладилась предвкушением очередной поездки в другую страну.
Генкиши сидел позади меня и был арктически спокоен. Его взгляд буравил мне затылок, но у меня уже не было ни сил, ни желания беспокоиться еще и об этом. Я настолько сильно была истощена, что, не дождавшись приема пищи, уснула беспробудным сном.

Справка:
1 – аэропорт Хиросима находится в городе Михара (префектура Хиросима, Япония). Это узловой аэропорт, расположен в пятидесяти километрах к востоку от Хиросимы, является крупнейшим аэропортом в регионе Тюгоку.
2 – это небольшой комфортабельный частный самолет. Для визуализации: ibb.co/n5bLFf
3 – реально существовавший человек и реально существующая псевдонаучная теория ( ru.wikipedia.org/wiki/Метрика_Гёделя )